Судя по всему, И.В.Сталин не простил королю Али отъезд из Москвы хиджазского посланника Лотфаллы. Предлагавшейся же К.Хакимову тактикой поведения в его отношениях с королем Хиджаза НКИД СССР имел в виду, о чем прямо говорилось в полученной К.Хакимовым телеграмме, «сохранить у правителя Хиджаза заинтересованность в пребывании в Джидде советского представителя» и, таким образом, «удержать его от исполнения соответствующих настойчивых рекомендаций англичан» (56).

Дипломатическую игру вели и в Хиджазе. И иллюстрацией тому — попытки короля Али использовать в своих интересах заинтересованность Москвы в установлении с Хиджазом торговых связей. В письме в Высший совет народного хозяйства СССР (ВСНХ) от 10 августа 1925 г. наркоминдел прямо говорил о том, что «установление экономических связей с Аравией в области Красного моря является для нас политически желательным» (57). Чутко реагируя на такие пожелания Москвы, в аналогичном ключе высказывался в беседах с сотрудниками советского представительства в Джидде и заинтересованный в то время в помощи Кремля король Али.

О налаживании между сторонами торговых связей он говорил, блефуя, конечно, не иначе как об «императиве дня» (58) Так, 30 сентября 1925 г. в беседе с сотрудником представительства Туйметовым король Али заявил, что торговые отношения СССР с Хиджазом должны быть, дескать, возобновлены, «и как можно скоро». Однако с принятием практических решений не торопился — не хотел, видимо, усиливать и без того крайне сильное раздражение англичан в связи с затянувшимся, как считали в Лондоне, «политико-дипломатическим флиртом Хиджаза с Москвой».

Не без вмешательства со стороны Лондона не удалось Москве решить и такой важный вопрос, как возвращение в собственность СССР находившегося в Хиджазе вакуфного имущества (объектов недвижимости, в том числе караван-сараев и медресе), пожертвованного в свое время российскими подданными для использования его в религиозных целях. Впервые тема о «российском имуществе в Хиджазе» была затронута советским правительством в 1925 г. В письме полпреду в Джидде (10 августа 1925 г.) наркоминдел отмечал по этому вопросу следующее: «Мы заинтересованы в том, чтобы получить в дальнейшем известный контроль над тем, как управляются эти имущества, а также выяснить возможность перехода тех или иных из имуществ в непосредственное ведение наших мусульманских организаций»(59).

Докладывая в Москву (11 декабря 1925 г.) о своих соображениях на этот счет, советский полпред в Джидде писал, что данный вопрос, несомненно, имеет для СССР большое значение. «Обладание таким имуществом, — отмечал он, — подчеркивает наличие наших интересов в Аравии и необходимость, как для нас, так и для арабских властей, поддерживать деловые, а вместе с тем и политические отношения» (60). Как бы то ни было, но попытки мусульманских организаций СССР установить контроль над вакуфным имуществом, которое принадлежало в Хиджазе подданным Российской империи,успехом не увенчались.

Положительно реагировали в Москве на предложение К.Хакимова о направлении в Хиджаз советского врача. Заместитель заведующего политотделом Ближнего Востока НКИД В. Осетров писал К.Хакимову по этому поводу следующее: «Ваше пожелание о посылке в Хиджаз в качестве сотрудника нашей миссии врача нас очень заинтересовало. Мы вполне соглашаемся, что лучшего средства для привлечения симпатий населения и для расширения связей, чем оказание медицинской помощи...в такой стране, как Хиджаз, пожалуй, не найдется».

После занятия Джидды войсками Абдель Азиза Аль Сауда НКИД СССР направил К.Хакимову телеграмму следующего содержания. Если Абдель Азиз, подчеркивалось в ней, поставит вопрос о признании его де-юре, то советский представитель должен заявить, что он лично рекомендовал своему правительству сделать это, и ожидает из Москвы инструкций по данному вопросу (61).

Переход Джидды в руки Абдель Азиза, знаменовавший собой завоевание им Хиджаза (декабрь 1925 г.), и последовавшее затем провозглашение его королем Хиджаза, султаном Неджда и присоединенных областей (январь 1926 г.) сделали и без того непростое положение К.Хакимова в Аравии невероятно сложным. И поэтому трудно не согласиться с мнением дипломата-востоковеда В.В.Попова, что если бы не профессионализм и личное мужество К.Хакимова, то неизвестно, как вообще сложились бы отношения Советского Союза с королем Абдель Азизом (62).

В ночь на 16 февраля 1926 г. К.Хакимов, пренебрегая опасностью, в буквальном смысле пробился через пустыню в ставку Абдель Азиза и вручил королю ноту о его признании Советским Союзом. СССР стал, таким образом, первым государством, де-юре признавшим Абдель Азиза в качестве короля Хиджаза, султана Неджда и присоединенных областей. Эта миссия К.Хакимова была сопряжена с большим риском для жизни. В пустыне все еще было неспокойно; стычки между племенами продолжались. Повсюду были видны следы боев. К.Хакимов сам управлял машиной. Хотя над ее капотом и развивался государственный флаг СССР, но для воинов Абдель Азиза он мало что значил. Прогремели выстрелы, пули пробила мотор и автомобиль встал. Пришлось выбираться наружу, прятаться под автомобилем и ждать, пока не прекратиться открытый по машине оружейный огонь. Но как дать знать бедуинам, что к ним едут с доброй вестью? И Хакимов запел...Карим-бея, как называли Хакимова арабы, узнали. Задание было выполнено.

«...Правительство СССР, — отмечалось в ноте, врученной К.Хакимовым королю Абдель Азизу, — исходя из принципа самоопределения народов и глубоко уважая волю хиджазского народа, выразившуюся в избрании Вас своим королем, признает Вас королем Хиджаза, султаном Неджда и присоединенных областей. В силу этого советское правительство считает себя в состоянии нормальных дипломатических отношений с Правительством Вашего Величества»(63).

19 февраля 1926 г. советский представитель в Джидде получил ответную ноту Абдель Азиза. В ней, в частности, говорилось о его «готовности к отношениям с правительством Союза Советских Социалистических Республик и его гражданами, какие присущи дружественным державам». «Да будут отношения между обоими правительствами, — отмечал Абдель Азиз, — основаны на уважении к независимости Священной страны и прочим международным обычаям, признаваемым всеми государствами» (64).