— Иван Тимофеевич, поехали, что ли?

Буйный сидел в тени на завалинке, разговаривал с каким-то дряхлым дедом. Бывший партизан располнел за последние годы, грузно поднялся.

— Поехали, Александр Васильич. Любопытно мне на прииск посмотреть. Тоже бывал здесь когда-то.

Майский подошел к двуколке, весело глянул на паренька лет пятнадцати, державшего под уздцы жеребца.

— Давай знакомиться. Тебя как звать-величать?

— А Федькой.

— Ну ладно, Федя, поехали. Конь-то тебя слушается?

— А чего бы ему не слушаться-то? Пегаска — конь добрый. Второго такого на тыщу верст вокруг не найти.

— Ну, уж на тыщу, хватил, Федя. Только почему ты его Пегашкой зовешь? Он же серый, а не пегий. Я в мастях лошадей немного разбираюсь.

— А не Пегашка. Пегаска, понимаете? Пегас, значит. Был когда-то в далекие времена такой знаменитый конь с крыльями.

Александр Васильевич от удивления присвистнул и еще раз оглядел паренька с головы до ног. Совсем мальчишечье лицо в веснушках, курносый нос, мягкие светлые волосы. Одет был Федя в черные бархатные шаровары, шелковую голубую косоворотку, бархатный картуз с большим лакированным козырькам и щегольские сапоги из желтого хрома. «Ни дать, ни взять — барский казачок», — подумал Майский и спросил:

— Это кто же такое чудное имя придумал коню?

— А Владимир Владимирыч, кто же еще? Пусть, говорит, будет Пегас. А мне что, Пегас так Пегас. Лишь бы шибко бегал.

— Ладно, Федя, поехали. Удивляюсь, как Владимир Владимирович еще и тебя не перекрестил.

— А пробовал, — ухмыльнулся паренек. — Ты, говорит, имеешь грубое имя, буду звать тебя не Федором, а Франческом. Только я не согласился. Какой я Франческа, если на самом деле Федька? Засмеют ребята.

— Правильно, что не согласился. Федор — это русское имя. Хорошее.

Двуколка мягко покатилась по пыльной дороге, слегка покачиваясь на выбоинах. Пегас, оправдывая свое имя, летел будто и впрямь на крыльях.

Иван Тимофеевич, показывая на голубую спину юного кучера, тихонько сказал Майскому:

— Славный вроде бы паренек. Сирота… Отца не знает. Вспомнил я, была у нас в деревне многодетная женщина. Ребят полно, а мужа не бывало. Спрашиваю как-то старшого: где твой батька? Нет, отвечает, у меня батьки. Как это нет, должон быть. А так, поясняет, мамка-то у нас одна, а в батьках вся деревня ходила.

Майский невесело усмехнулся.

Внимание директора привлекла ватага ребятишек, возившихся вокруг какого-то предмета, похожего на почерневший обрубок бревна. Ребятишки громко кричали, прыгали, размахивали руками.

— Что они делают, Иван Тимофеевич?

— Не разгляжу, глаза слабы стали.

— А пушка там валяется, — вдруг сказал Федя, не поворачиваясь к седокам. — В войну мальцы играют. Это у них первейшая забава.

— Пушка? Как она сюда попала? Давай-ка, Федя, подвернем туда.

При виде незнакомых людей ребятишки, словно по команде, умолкли и во все глаза смотрели на Буйного и Майского, Видно было, что они немного напуганы и каждый решает: дать стрекача или остаться на месте и посмотреть, как поведут себя незнакомцы.

— Здравствуй, племя младое, незнакомое, — сказал весело Александр Васильевич. — Вы что тут делаете?

Никто ему не ответил. Тогда Майский вылез из двуколки, подошел ближе.

— Правда, пушка. Кажется, вполне исправная. Посмотри-ка, Иван Тимофеевич.

Буйный подошел, присел на корточки возле пушечного ствола, покоившегося на обломках лафета.

— Она не стреляет, — несмело сказал Пашка Ильин, он вместе с братом Сашкой тоже был здесь. — Совсем не стреляет.

— Так-таки и не стреляет? — усомнился директор. — А вот мы ее починим да почистим, она и начнет стрелять. Иван Тимофеевич, пушку надо забрать и отвезти в контору.

Сашка толкнул Пашку под бок, тихонько сказал:

— Узнал? Тот дядька, что зимой приезжал. Еще нас чуть не стоптал, когда славить бегали.

— Верно, он, — отозвался Пашка, но сейчас ему было не до воспоминаний. — Пушка наша! — тревожно выкрикнул он. — Мы в войну играем.

— А я что говорю? — глаза директора смеялись. — Я и говорю, ваша. Отбирать ее у вас не собираюсь. Поставим пушку около конторы, она еще может пригодиться. А вы там играть будете. До свидания, ребята.

Двуколка быстро покатила дальше, и вслед ей еще долго смотрели, разинув рты, удивленные ребята.

Знакомство с прииском Майский начал с самой старой зареченской шахты «Золотая роза».