В любом случае, казалось она мне ничуть не лучше того же Лиходеева. Хотела, типа, помочь залетевшей по глупости Светланочке Сергеевне и ничего плохого не замышляля … Ага. Типа, доброе дело замутила. Но при этом, помогая маман, подставила Виктора.

Хотя,сама же рассказывала, какой дядька хороший человек и классный пацан. Двойные стандарты во всей их красе. Мне вот просто интересно, а как же, там, совесть, например? Есть она? Имеется ли осознание того, что девке беременной, которая по своей же глупости встряла, может, и помогла, а Виктору, который вообще никого не трогал, жизнь сломала. Нет, он нормально сейчас живёт. Вижу прекрасно, дядька совершенно не парится тем, что обосновался все-таки в деревне. У него хорошая семья. По-настоящему хорошая. Жена любящая. Как Настя на него смотрит, как говорит, как заботливо поправляет волосы, если дядькина башка разлохматится. Любит. Несомненно. Может, без всех этих страстей и безумств. Но с другой стороны, а что такое, вообще, любовь? Это ведь и есть то самое доверие, уверенность в человеке, желание оберегать и заботиться, взаимное уважение.

Но это хорошо, что так. А если бы Виктора все-таки посадили? Ну, вот на секундочку представить.

Что за странная логика? Я его слила, но точно знала, он просто вернется в деревню. Так и пусть маман бы возвращалась домой, к семье. Родила бы. Сама воспитывала. Пахала бы в поле. Или где там они пашут. Короче, в моем понимании, оправданий Нине Григорьевне нет. Подлость, она и есть подлость. Ладно, хоть бы за бабки. Это я, как современный человек, выросший на принципах "все продаётся и все покупается" понять, возможно, могу. Но просто так... Потому что лишь стало жаль Светланочку Сергеевну… Не знаю.

— Отец совсем с этой поездкой с ума сошел. — Девчонка перекинула волосы через плечо и теперь стояла, подпирая дверной косяк. Она теребила кончик своей косы, то заплетая его, то расплетая. Чего-то нервничала. Так мне показалось.

— Слушай, ну, а в чем прикол? Почему это так принципиально? — Я наблюдал, как ее пальцы перебирают косу, и не мог отвести взгляд. Залип на этом простом движении. Вспомнилось вдруг все, что между нами происходило. Удивительное дело. Вот вообще сейчас момент к этому не располагает, а я стою, как дурак, и гипнотизирую Наташкины руки. Или они меня. Хрен его знает.

— Лиходеев. В нем дело. Ты же знаешь, у них эта война сколько лет. Мамка поэтому ревновала батю к Ольге Ивановне, просто ужас как. Представляешь? Места себе не находила. Очень долго. Так и боялась, что старые чувства затуманят отцу голову.

— Думаю, уже вряд ли. — Я пожал плечами. — Слишком до хрена времени прошло. Теперь, даже если они узнают про Серёгу, это ничего не решит…

— Про какого Серегу? — Наташкины пальцы остановились. Я сразу выпал из транса, проклиная свой язык и девчонку заодно. Околдовала меня, наверное.

— Про какого Серегу? — Повторил я, как попугай. Еще и глаза для достоверности вылупил. Потом вообще, как рак, начал пятиться назад. Нужно валить. А то еще чего-нибудь ляпну. Придурок, блин.

–Ты сказал, даже если узнают про Серегу…Кто такой Серега? При чем тут отец? Или Ольга Ивановна?

— Ни при чем? — Чуть не полетел кубарем со ступенек, потому что на заднице у меня глаз, естественно, нет. А двигался я к спасительному выходу спиной. Развернулся, и сбежал вниз по порожкам. Ну, его к черту. Пока не убился.

— Жорик! — Наташка не отставала. Бежала вслед за мной.

— Что "Жорик"? Что "Жорик"? Я уже двадцать один год Жорик. — Хотел выскочить через калитку, но там скакал довольный, как обожравшийся теленок, Мухтар.

Мы давно с ним не виделись и он был счастлив поиграть со своим корешем. То есть, быстро смыться через главный вход не получится. Поэтому я рванул в сторону хозяйственных построек, лихорадочно соображая на ходу. Решил, свалю огородами. А валить надо. Девчонка напоминала сейчас охотничьего пса, который взял след и отказываться от добычи не собирается. Она поняла, что я проговорился, но не поняла, о чем именно. И была нацелена устранить это досадное недоразумение. А я Наташку знаю. Настырная, как сто тысяч ослов. Или ослиц. Учитывая ее пол.

— Жорик, ты куда?

— Домой, Наташа. Домой! Вспомнил, срочные дела остались.

— Проводи до двери! — Выкрикнула она мне в спину.

Я от такой наглости даже остановился и повернулся к ней лицом.

— Ну, ты совсем уж. Хоть бы что нормальное придумала. Куда, до двери? Мы возле твоего сарая стоим.

— А темнеет уже. Боюсь по двору идти. — Наташка крепко стояла на свежем, решив, видимо, затащить меня в дом, чтоб там пытать.

— Мммм…Думаешь, пристанет, кто. Во дворе. Или напугает. Так это ничего, поправимо. Иди, я провожу. Взглядом.

— Знаешь, что? — Девчонка топнула ногой от злости, — Ты вообще невыносимый человек! Все нервы мне потрепал. Все! То бегаешь, в глаза заглядываешь. То ведёшь себя, будто ничего и не было. Сил нет больше никаких. Не пойму, что делать, как себя вести…Зачем ты вообще приехал в Зеленухи?!

Наташка вдруг всхлипнула а потом вообще очень неожиданно стартанула на сеновал. Причем, я слышал, что всхлипы не только не затихли, но и стали сильнее. Она натурально рыдала.

Я стоял, дурак дураком. Уходить, как-то неправильно. Девушка плачет, вроде, нужно пойти успокоить. А с другой стороны, вдруг, это такая военная хитрость. Бабы они же, как вражеский штаб шпионов. Там сто пятьдесят планов разработано на случай неудачи первого. Может, она из меня таким образом хочет правду вытянуть.