— Ты тоже, Олли. Вы пытались уничтожить ретрансляционную станцию в Кройдоне. Без нее — без той энергии, которую она подает на генераторы Лондонского щита, — мы все сейчас были бы коконами на борту «Спасения жизни».

— Слушай, мы же не знали. Мы были глупы, да, но Легион никого не предавал. Мы сделали это ради денег. Не для гребаных чужаков! Но Николаи и Джад — они знали. И все равно делали. Они, должно быть, заключили какую–то сделку с оликсами, верно?

— Ты так полагаешь?

— Ну а как иначе–то? Нет никакой другой причины. Я думал об этом два года. Потому и пошел за ней.

— Понимаю. Месть заложена в каждом из нас. Культура, воспитание, цивилизация… Месть первобытна. И когда мы теряем все остальное, остается она.

— Нет, ты все–таки не понимаешь. Николаи стала бы моим рычагом давления.

Кохаи взглянул на него с любопытством:

— Ты хотел заключить с ней сделку?

— Я собирался заставить ее пойти на сделку, да. Мне нечего было терять. А потом случилось все это дерьмо. — Он развел руками, точно приглашая полюбоваться на бетонную камеру. — И Лоло… в смысле… черт!

— Какую сделку?

— Она знает оликсов. Оликсы знают, как обратить вспять окукливание. Должны знать. Они могут вернуть мне бабулю и Бика.

— А. — Кохаи улыбнулся.

Не понравилась Олли эта улыбка. Не было в ней ни грана сочувствия.

— Теперь понимаю, — сказал Кохаи. — Что ж, умный ход.

— Да? Тогда как я тут оказался?

— Судьба. И бедный старый Карно Ларсен. Что ты с ним сделал?

— Ничего! Клянусь! Он просто умер. Вы не можете обвинить меня в этом.

— Нет. Но остаются еще налет на Кройдонскую станцию и дом на Личфилд–роуд. Эти обвинения никуда не делись.

— Ну? И что? Что вы собираетесь делать? Запереть меня здесь? Надолго?

— Часов на десять.

— Э?

— Лондонский щит откажет самое большее через десять часов, если не остановить диверсионную деятельность Николаи. Они буквально грызут генераторы, кусок за куском.

— Но… если вам об этом известно, остановите их.

— Тут картина пошире, Олли. Такая широкая, что даже я не вижу ее всю.

— Погоди. Вы что, собираетесь позволить Лондону пасть? Не может быть.

— Чтобы предотвратить падение Лондона, нам нужно сначала устранить Николаи — причем таким способом, который не вызовет никаких подозрений. И этот способ — ты, Олли. Парень из банды, затаивший злобу и жаждущий мести, — тут нет ничего подозрительного. Ты недостаточно умен, чтобы быть кем–то другим.

— Дерьмо. Вы хотите, чтобы я убил ее?

— Я не политик и не собираюсь нести всякую чушь вроде «устранения угрозы» или «разрешения конфликта». Да, мы хотим ее смерти. Но она должна знать, что это делаешь ты — чтобы отомстить за Легион.

— Нет, не врубаюсь. Если она умрет, какая разница, что там она подозревала — а кстати, что?

— Что мы знаем о ней. Что тебя послали мы. Ясно? Так что просто сделай то, что мы просим. Тебе же все равно.

— Вовсе нет. Ты просишь меня кого–то убить. А я даже не уверен, что смогу.

— Ты убил Карно Ларсена.

— Нет! Он… Я не виноват!

— Конечно. А что насчет Николаи?

— А что насчет нее?

— Ты пытался найти ее два года. Что ты планировал сделать, заполучив ее? Сводить на романтический ужин? А потом в клуб?

— Да пошел ты!

— Олли, у нас мало времени. Мне нужно знать твой ответ.

— Скажи, почему она не должна знать о вас, — упрямо сказал Олли. Это все, что у него осталось сейчас, чтобы разобраться в том потоке дерьма, в который превратилась его жизнь.

— А ты подумай. Она работает на оликсов, верно? Они поддерживают с ней связь, так что, если она что–то заподозрит, они об этом узнают. А этого мы не можем допустить ни при каких обстоятельствах.

— Но если она умрет, она… Ох! — Олли захотелось свернуться клубком. Сошла бы и доза зеро–нарка, пожалуй. — Если она заподозрит, что я работаю на вас, и убьет меня… та–а–ак. Черт. Ты не веришь, что я это сделаю.

— Вообще–то верю. Проблема в том, что ты попадешь в исключительно враждебную среду. Нет никаких гарантий. Так что приходится планировать исходя из этого.

— Да. Полагаю.

— Могу чуток подсластить, — сказал Кохаи.

— Чем? Вы же отошлете Лоло домой. — Олли резко вскинул глаза. — Отошлете же, да?

— Да, но мне нужна твоя преданность — настоящая преданность. У нас только один шанс, и он должен сработать.

Дверь камеры открылась, и Олли уставился на вошедшую женщину. Она была в простой белой рубашке и темных брюках, то есть явно не относилась к тем, кто заботится о своей внешности. И лицо ее было довольно обыкновенным. Светло–карие глаза, аккуратно и коротко подстриженные черные волосы. Пожалуй, небольшая примесь азиатской крови. Человек, которого трудно запомнить. Идеальная «типичная женщина».