Я было хотел открыть рот, чтобы спросить, кто такой гурр? Но меня сзади схватил за шиворот мужик с кем я пришел, и потащил меня как на ледокол на буксире. Мне же лишь оставалось запинаясь, перебирать ногами, стараясь не упасть.

— Нечего уши развешивать, мал еще слушать, что старшие говорят. Иди давай, делай что тебе велели или голодным останешься.

— Эй Арно! Покорми потом парня, сейчас подойдет к тебе, де Готье велел. Гаркнул он мужику склонившемуся над котлом, проходя мимо костра.

Подойдя к палатке недалеко от развалин, он пихнул меня к бочке с водой.

— Значит так, сейчас моешься и идешь к Арно, это тот, что возле котла. Скажешь, что тебя покормить велели. Потом идешь вооон туда, он махнул рукой в сторону сбившихся в кучку выживших людей, — И сидишь там, пока не прикажут, понял? Произнес он, выпятив нижнюю челюсть, почесывая заросший подбородок, и задумчиво посматривая на развалины.

Я же его уже не слушал, уставившись в отражение в воде. В отражение, с которого на меня в ответ смотрел чумазый до ужаса, чернявый пацан, тот самый пацан, которого я видел сквозь этот пузырь, пока летел на него, пытаясь остановить машину. И хоть мой рациональный разум не хотел этого принимать, сердцем я понимал, что я уже не в своем мире.

Сняв рубашку, я по пояс окунулся в воду, в надежде прогнать наваждение — не помогло. Смыв грязь, и натянув рубашку на мокрое худое тело, я поплелся в сторону кашевара Арно и его котла. Подойдя, я хотел окликнуть его, но вдохнув аромат настоявшейся каши, мой живот на забытом диалекте достаточно громко сам дал о себе знать. Обернувшись, он усмехнулся в усы и молча всучил мне в руки деревянную тарелку с положенной порцией и кусок хлеба.

То ли тут столовые приборы у каждого свои, то ли именно мне просто не положено. Но ложку я так и не дождался, постояв немного и не решившись больше спрашивать, уселся прям где стоял, скрестив ноги и обжигая пальцы ел руками. Поев, и сожалением посмотрев на пустую чашку, поблагодарил кашевара Арно и его вкусную кашу. Или парень имел просто бездонный желудок, или скорее всего, он просто давно не ел, но довольно приличную порцию каши с горкой, я проглотил не заметив. Хлеб же, засунув в карман я решил оставить на потом. Двинулся, облизывая пальцы в сторону своих собратьев, по удаче или несчастью, тут уже как посмотреть. Подойдя к сбившимся в кучу, жавшимся к другу другу как пингвины уцелевшим людям, поймал на себе голодные взгляды. Похоже их то кормить и не думал никто. Сев рядом с девушкой в мешковине, которая мне воды приносила, пытался собрать мысли в кучу и решить, что делать дальше. Она сидела опустив голову, смотрела перед собой шмыгая носом, и по моему, она меня даже не заметила. Немного подумав, я вложил ей в руку кусок хлеба. Она, нащупав его, уставилась на меня круглыми глазами, как будто первый раз увидела. Воровато оглянувшись, засунула его под свою мешковину. Уууу, тут похоже все еще хуже, чем могло казаться, если по сути еще ребенок, воровато прячет корку хлеба.

Но у меня не было ни времени, ни желания, удивляться странной реакции девушки на кусок хлеба! Я сам, за последние пару часов столько странного увидел, сколько не видел за всю жизнь. Поэтому, молча отвернувшись, свернулся калачиком, пытаясь сообразить, что происходит и как мне дальше с этим жить. Мысли и воспоминания были хаотичны, мое сознание и память перемешалась с памятью парня, в теле которого я очнулся, я подробно помнил всю свою жизнь. Воспоминания же парня, были обрывочны и беспорядочны. Как будто кусками нарезали ленту фильма, и скинули ее в кучу. И ты пытаешься восстановить хронологию, чтобы понять, где начало, а где конец. Паренька, как вы наверное уже поняли, звали Дарий, двенадцати зим отроду, причем выглядел он лет на десять, он явно не доедал, но был крепким и жилистым как гвоздь, из-за тяжелой работы с раннего детства. Родился и рос он в селе северный Бамут, выбирался из него всего два раза: первый раз еще маленьким, когда с отцом поехал в город неподалеку, да вот сейчас, когда он пошел подмастерьем и бегал полгода хвостиком за членовредителем, которого почему-то называют лекарем, ему просто нужен был слуга, который таскал бы его барахло, да приносил выпивку. Его вместе с селянами и этим лекарем захватил отступник. Отец у него умер три года назад, при налете бандитов. Был старший брат, который пропал без вести через год после смерти отца, пытаясь заработать для семьи, он уехал на заработки и не вернулся. Была маленькая сестренка, которую он очень любил и мама. Мама, через год зачем-то начала жить с Ливио, которого они с сестренкой не любили. Вот в принципе и все, довольно короткая оказалась лента жизни у бедного Дария. Где бы он сейчас не был, надеюсь с ним все в порядке, и он попал в мое тело. Представляю выражение Ренаты, когда она увидит, если я после аварии сяду на землю и буду всхлипывать, вытирая слезы кулаками, прося отвезти меня домой. С улыбкой представляя подобную картину, я сам не заметил, как уснул.

Проснулся я от того, что лагерь поднимали по тревоге. Спросонья все начали бегать, совершенно не понимая, что происходит и где враг. Причем солдаты наоборот отходили от руин, а не старались в них укрепиться. Нас подняли пинками, и ничего не говоря отогнали к лесу. Наконец отойдя от руин ярдов на пятьсот, встали. Джонатан де Готье, — этот медведь в теле человека, одетый в черный матовый доспех, со здоровенным мечом и в окружении охраны в редких восходящих лучах утреннего солнца, выглядел очень брутально. Он смотрел, как в руины пошла группа во главе со странным стариком у костра, который шел опираясь на длинный посох, в компании двух монахов, их сопровождали два десятка солдат. Последние явно нервничали, постоянно озираясь, стискивая древки алебард и арбалеты. Солдаты похоже, явно не желали составлять им компанию, исследовать эти древние на вид развалины. Их не было около часа, я уже успел заскучать, и думал прилечь поспать снова, когда они вышли. Вышло их только семеро, вместо двадцати трех. Причем они явно торопились, не хватало одного монаха, дедка тащили волоком, сам он явно идти не мог. И пять, насмерть перепуганных служак с перекошенными рожами. Уж не знаю, кого они там встретили. Все вроде бы было тихо. Их откровенное бегство, и паника высеченная на лицах, передались остальным. Как несколько капель молока, захватывают стакан воды, клубясь и извиваясь, их панический страх передался и нам. Мы начали спешно собираться и уходить подальше. Вещи сваливались в кучу, не разбирая что где и чье, просто покидали в телегу и не запрягая утаскивали их. Де Готье видно больше не желал тут находиться ни минуты. Наше бегство продолжалось почти весь день, и на стоянку мы встали только когда солнце начало клониться к закату. Никто ничего не рассказывал. Нам, тех кого спасли, тем более. Так что выставив охранение и встав лагерем возле небольшого ручья на опушке леса, начали готовиться к ночевке. Де Готье решил больше не мелочиться, и как можно скорее вернуться город. Так что гонял всех кого видел, нас, в том числе. Раздавая оплеухи, и рыча низким басом на людей, которые по его мнению недостаточно шевелились. Зато нас всех вечером покормили. Арно всем наложил своего варева, чему были несказанно рады селяне, я в том числе. Уже стоя в очереди за едой, я услышал из разговоров.

Оказывается Люк, это тот мужик, который таскал меня к начальству, ночью сговорившись с десятком дружков, пошли в эти руины, в надежде найти на продажу что-нибудь старинное и желательно ценное. В итоге они залезли куда-то поглубже, и кого-то там они нашли и разбудили. Уж не знаю, кого они там разбудили. Но этот кто-то, недолго думая, слопал всех искателей приключений, их крики услышали в лагере. И пошли проверять, кто это такой там проснулся. Во главе с этим старичком с нечесаной бородой, который оказался довольно опытным магом. И братьями с ордена Искупления, это похоже те самые монахи с ледяными глазами. Как итог, нашего заклинателя выпили, понятия не имею, что это может означать, а затем недолго думая закусили остальными. Де Готье узнав это, перепугался до усрачки, и мы все дружно побежали куда подальше, от этой разозленной, тем что разбудили и похоже весьма голодной после долгого сна хреновины. Когда встали лагерем, и выяснили подробности произошедшего. Де Готье очень долго и громко на кого-то орал. Потом один из его свиты, который вечно ходил как петух раздувшись, освещал нам лагерь здоровенным бланшем на все лицо. Как только не убил, там такая лапища, с мою голову размером кулак.

Как оказалось, этот Люк был единственным лекарем, другого не было. И все бы ничего, но у нас было почти три десятка раненых. Старик вроде умел, но он лежал без сознания. Джонатан де Готье злой как черт, рвал и метал, круша все, что подворачивалось под руку, от него все разбегались едва завидев. Получалось, он чуть не похерил довольно простую и несложную задачу. Потерял одного высокопоставленного монаха, чуть не потерял одаренного, тот неизвестно когда придет в себя. И двадцать пять человек в придачу, просто так по тупости. Причем среди потерь, оказался сын какого-то там барона. Которому стало скучно, и он решил поучаствовать в приключении, пошел изучать ночью заброшенные руины. Я не считаю раненых, там тоже все неоднозначно. Три десятка раненых, в основном с колото-резанными ранами. Антисанитария полная, без каких-либо лекарств и чистых бинтов, в лесу, в двух неделях езды на телеге, которую вручную толкают по бездорожью до места где им смогут помочь. Сомнительные перспективы. В итоге, в его в отряде в строю оказалось меньше человек чем больных, плюс обозники, плюс довесок в два десятка мирных, то есть нас. Уверен, по его по лысине за результат не погладят, кто бы там не был начальством.

Тут конечно же не обошлось без “доброй” души, которая вспомнила обо мне. Один выживший мужик с нашей деревни решил поумничать, и проявил инициативу.

— Так ж эта, Дарий же наш, эта ж, на лекаря учился, доаа! Он ж все знает, вы его спросите, он ж че, не поможет шоли ж. Твою мать мужик…кто тебя за язык вообще тянул.

Недолго думая меня опять схватили за шкирку, и снова потащили под светлые очи начальства. Притащив в палатку Де Готье, в которой кроме него сидели еще пятеро; уже знакомый монах, морщась, баюкал руку, да у него плечевой сустав выскочил со смещением! И он так ехал похоже весь день. Возле него суетились на полусогнутых ногах и боясь его до дрожи в коленках, не зная с какой стороны к нему подойти, два мужика с обоза. Их суета и невнятное бормотание дико раздражала его, и он на них орал, из-за чего они еще больше нервничали и еще больше суетились. Хмурый мужик из окружения де Готье, с шикарными черными усами и густыми бровями, сложив руки на груди смотрел на бедных обозников поджав губы, из-за чего его шикарные усы встали торчком. И развалившись на стуле, закинув ногу на ногу, одетый в шелковую рубашку, потягивал вино какой-то молодой хлыщ с длинными светлыми волосами, которые были затянуты в мужской хвост на затылке, и мерзкой ухмылкой превосходства. Сам де Готье сидел за столом, явно пребывая не в духе, облокотившись одним локтем на стол, он посмотрел на меня уже по-новому, изучая.