Кандидатская Холодова была посвящена самопорожденцам, которые вносили в мемориум элемент неожиданности. Порожденцы из нашего времени, когда уже были открыты путешествия в мемориум, сами отправлялись в мемпутешествия и оставляли после себя порожденцев второго ранга, не совсем корректно называемых самопорожденцами. Те в свою очередь могли породить порожденцев третьего ранга, те — четвёртого и так далее. Иногда доходило до того, что цепь рангов у порожденца стремилась к бесконечности, и возникал так называемая порожденческая вирусная реакция, когда бесконечную цепочку самопорождений было не остановить. Некоторые теоретики выдвигали гипотезу закольцованности: якобы, порожденцы высоких рангов могли порождать людей в реале. Но Виктору удалось математически обосновать несостоятельность гипотезы. А доказательство привело его к интересному результату: самопорожденец бесконечного порядка является прошляком.

Некоторые выводы из кандидатской привели Виктора к теме докторской — «Мемориумы высших порядков». Он доказал, что у прошляков из мемориума имеется своя историческая память, которая протоколируется в мемориуме второго порядка. Второпорядковый мемориум или вторая производная, порождён обитателями «обычного» мемориума, так сказать, мемориум от мемориума, отражение отражённой материи, копия, сделанная резервной копией. Если реальный мир рождает мемориум, то почему бы и самому мемориуму не родить нечто подобное? Во второпорядковом мемориуме законы были ещё более странными, а парадоксы возникали ещё более неразрешимые.

Теория, разрабатываемая Холодовым, не исключала возможности появления мемориумов третьего, четвёртого и высших порядков, вплоть до бесконечного. Также теория не запрещала существования мемориумов дробных порядков. И, более того, если считать наш обычный мир мемориумом нулевого порядка, то никто не запрещал предполагать существования мемориумов отрицательных порядков. А это приводило к странному выводу, что наш мир является мемориумом по отношению к какому-то загадочному сверхматериальному миру, а все мы — лишь прошляки нулевого порядка. Такие выводы грозили поставить на уши философию: получалось, что материя — понятие относительное, в одних условиях она являлась субстанцией, первоосновой, а в других — становилась свойством чего-то ещё более материального. А, следовательно, вечный вопрос философов — что первично, материя или сознание — просто-напросто терял смысл: смотря что принимать за материю и что — за сознание.

Однако, наука наукой, а вот последние события Виктора занимали куда больше. Тогда, после блестящего (с точки зрения Холодова) захвата преступника в мемориуме, Бурлаков сообщил, что самолично допросит стукача и узнает, зачем тот подставил под удар Твердынина. Пока Виктор приходил в себя после лихой погони, майор вытрясал показания из того самого беглеца, некоего Игнатьева, меминженера, коллеги Твердынина.

Со слов Бурлакова — обычная история мести. Игнатьев, не поладив с Твердыниным, решил ему отомстить. Для этого он погрузился в мемориум и там сдал с потрохами коллегу местным властям. Всё просто и логично, но как-то скучно и натянуто получалось. Для чего тогда понадобилось дёргать Холодова, чтобы разобраться в таком простейшем деле? С такой ерундой справился бы даже начинающий оперативник. Тем более что здесь не пахло никакими диссонансами или другими сложными задачами, для решения которых нужны специальные навыки и знания. Зачем понадобился весь этот цирк с увольнением из театра и пряником в виде восстановления в университете? Почему задание Бурлакова какое-то расплывчатое и неконкретное? Холодов пожалел, что дал себя впутать в какие-то подковёрные игры в Мемконтроле.

Тем не менее, майор поблагодарил Виктора, выдал ему квиток в кассу на получение агентских денег и пожелал удачи в восстановлении на университетской кафедре. Было видно, что начальник оперативного отдела очень доволен результатами Холодова. Очень странная, глупая и непонятная история! Но стоит ли ломать голову? Виктор свою задачу выполнил, теперь пусть дальше бестолковые служаки из Мемконтроля разбираются в своих «семейных» дрязгах! А бывший хистактёр лучше продолжит работу над докторской.

Только Виктор собрался покинуть надоевшую приёмную и спуститься в буфет, чтобы скрасить ожидание, как в дверях приёмной показались совершенно неожиданные люди — два незнакомых офицера Мемконтроля в сиреневой форме. Это было немного странно: обычно мемконтролёры не любят форму и предпочитают появляться на публике в гражданской одежде. Один из них, с капитанскими погонами, подошёл к Катиному столу и махнул «корочками»:

— Сидорова Екатерина Алексеевна?

— Да… — выдавила слегка озадаченная Катя.

— Откройте, пожалуйста, кабинет проректора и никого сюда не впускайте!

Растерявшаяся Катя пошарила в столе, нащупала ключи и послушно направилась к двери проректорского кабинета.

— А что случилось? — встрял Виктор.

— А вы, собственно, кто такой? — обернулся к нему капитан.

— А я, собственно, здесь работаю.

— Вот идите и работайте! — грубо отреагировал сотрудник Мемконтроля. — Не мешайте нам работать!

«Я-то пойду, — подумал Виктор. — Только не работать, а звонить Бурлакову, чтобы унял своих псов!»

— Вы меня не поняли? — продолжил хамить капитан. — Покиньте, пожалуйста, помещение!

С силовиками лучше не связываться. Обернувшись на Катю, возившуюся с дверью, Холодов вышел в коридор. И там он увидел ещё более странную картину. По коридору в сопровождении двух мемконтролёров по бокам следовала стройная приятная женщина лет сорока. Она старалась сохранить гордый и независимый вид, но лицо её выдавало внутреннее напряжение. В это время в этом корпусе шли занятия, народу в коридоре было мало. Редкие студенты и преподаватели косились на странную процессию и перешёптывались.