Шрифт:
Глава седьмая
Разбудил Пашу аппетитный запах. Он поднял голову, бабушка стояла спиной к нему около плиты, рядом на тарелке росла симпатичная блинная горка:
– Вставай, защитник, умывайся и за стол.
Как она определяет, что он проснулся? Это был бабушкин секрет, ему никогда не удавалось незаметно подкрасться к ней. Он немедленно прикрыл глаза и прикинулся спящим.
– Давай уже, вставай, слышу же, не спишь! Сумел Вальку защитить от собственного хахаля?
Она обернулась и, подбоченившись, с укором смотрела на него.
– Да он ее ударил! Я ему только слово сказал....
– А она тебя просила помогать? Ты что ж, со всеми мужиками будешь драться, что своих баб обижают? Знаешь, сколько таких? Да полдеревни!
– Да я....
– Они помирятся, а ты виноватым останешься, и она сама, первая, в тебя плюнет! Первый раз, что ли? Иди уже мойся, рыцарь!
С такой точки зрения, он лопухнулся. Побрызгал холодной водой в лицо, вспомнил наглые глаза Хасика, кривую ухмылку, подлый удар, потом слезы девушки и спросил себя, смог бы он отвернуться и пройти побыстрее мимо:
– Да никогда.
Бабушка, видимо, тоже так считала, поэтому говорила уже спокойным тоном:
– Наши-то ребята уже с ними пару раз столкнулись, говорят, за ножи хватались, приезжие-то, шибко грозились, нехорошими словами бросались, много чего обещали. Да наши, тоже не слабаки, с обреза в воздух пальнули, остудили горячие головы. Мужики деревенские уже ходили до их стариков, сидели, чай пили, разговаривали. Вроде, все понимают, кивают важно, бороды гладят, мол, мирно жить надо, по-соседски. А богу своему молятся, наши обычаи не уважают, в домах плюют на пол, везде лопочут на своем, смеются в открытую над нашими. Особенно молодые, уважения, ни на грош, нету. Нашим и обидно. Приехали гости, а ведут себя по-хозяйски. Доведут до греха.
Павел вспомнил вчерашний разговор с дедом Василием и вздохнул. Бабушка расценила его вздох по-своему и спросила:
– Ты у Матрены вчера был?
– Был.
– Чего сказала?
– Да сказала так, что ничего понятно не стало.
Бабушка довольно кивнула:
– Это ничего, потом станет понятным, когда уляжется в голове, дай время. С утра соседка прибегала, пока ты спал, Матрена просила тебя зайти к ней.
– Зачем?
– Не знаю, может сказать чего хочет. Она иногда несколько дней думает, потом зовет к себе, видимо нужные слова появились, и сложилась картина.
– Ладно, я деду Василию обещал с утра сходить, место старой церкви посмотреть.
Бабушка легко согласилась:
– Сходи, лишним не будет. И ты, Паша, это....
– Что?
– Поостерегся бы, может, Димку позовешь…
– Ну, бабушка, сейчас утро, ничего не будет, а с Димкой мы сегодня встречаемся, вечером.
Он обнял бабулю, поцеловал в голову и вышел на дорогу. На ходу решив зайти сначала к Матрене, он ускорил шаг.
Матрена была на своем посту, возле окна. Мелькнула белая рука, звякнуло окно, и он уже открывал дверь.
– Доброе утро! Мне передали…
Матрена остановила его взмахом руки. Потом повернулась и достала небольшую, темную бутылочку. Поставила на стол и подвинула к нему:
– Вот выпьешь глоток перед сном.
– А что…
Старуха уже нетерпеливо подняла руку:
– Все. Помолчи. Слушай и запоминай. Хватит спрашивать. Время кончилось, я уже ничем тебе не помогу, никто не поможет. Ищи ответы сам, запомни свой сон. Ступай…
– А сон смогу вам расска…
Паша смолк от бабкиного крика:
– Ты что, дурак!? Не понимаешь ничего, что ли? Ишь, чего удумал, окаянный! Замухря пустоголовая! Забудь про меня, больше не приходи! Я тебе не помогу больше!
Он растерянно смотрел на бутылочку и на нее. Старушка опустила руки, и тут до его бестолковой головы дошло, что она напугана. Она положила дрожащие руки на столешницу, тяжело вздохнула:
– Прости, Господи, за мысли и слова мои… Рвется она сюда, понимаешь? Все, ступай, с богом, иди уже.
Он молча вышел и, не глядя по сторонам, только на свои ноги, пошел к дому священника. Дед Василий собрался быстро и скоро они зашагали к окраине деревни. Шли молча, пес бежал впереди, отмечаясь в нужных местах. Неожиданно старик сказал:
– Вот и дошли.
Пашка покрутил головой, но ничего не увидел. Впереди лежал заросший бурьяном пустырь, справа, ближе к деревне, находилось огороженное кладбище. Он вопросительно глянул на деда. Тот показал рукой на невидимую площадку:
– Вот, здесь она и стояла, я ее не застал, только обгорелый остов еще долго виднелся. Сейчас, под травой, может еще лежат какие бревна, а может и фундамент сохранился, никто не проверял. Простояла она лет сто, наверное, а потом сгорела… От чего, никто не знает, да и уже не узнает. Свидетелей не осталось. Разговоры разные были. Кто говорил о поджоге, кто о свече забытой, кто знает теперь правду… Ну что, пошли дальше?