Шрифт:
— Ах ты, дурак этакий! Набитый дурак! Чтоб твоя кровяная колбаса к носу твоему приросла!
И не успели они оба глазом моргнуть, как кровяная колбаса выскочила из камина и приросла к носу дровосека.
Он дернул за колбасу, не отрывается; жена дернула, не отрывается. Дергали-дергали, а колбаса все не отрывается — приросла крепко-накрепко.
— Что же теперь делать? — спрашивает дровосек.
И тут он смекнул, что у него ведь осталось еще одно желание — третье и последнее! И он, не теряя ни секунды, пожелал, чтобы кровяная колбаса отскочила от его носа.
— Шлеп! — и колбаса уже лежала перед ним на столе.
И если дровосеку и его жене так и не довелось кататься в золотой карете да одеваться в шелк и бархат, — что ж, зато на ужин им досталась такая вкусная кровяная колбаса, что пальчики оближешь.
Сорочье гнездо
Птицы со всего света слетелись к сороке и попросили ее научить их вить гнезда.
Ведь сорока искуснее всех вьет гнездо!
Вот собрала она птиц вокруг себя и начала показывать им, что да как надо делать. Прежде всего она взяла немного грязи и слепила круглую лепешку.
— Ах, вот как это делается… — сказал серый дрозд и полетел прочь.
С тех пор серые дрозды так и вьют свои гнезда.
Затем сорока раздобыла несколько веточек и уложила их по краю лепешки.
— Теперь я все понял, — сказал черный дрозд и полетел прочь.
Так черные дрозды и поныне вьют свои гнезда. Потом сорока положила на веточки еще одну лепешку из грязи.
— Все ясно, — сказала мудрая сова и полетела прочь.
С тех пор совы так и не научились вить лучших гнезд.
А сорока взяла несколько веточек и обвила ими гнездо снаружи.
— Как раз то, что мне надо! — обрадовался воробей и упорхнул.
Поэтому и до нынешнего дня воробьи вьют свои гнезда вот так неряшливо.
Что ж, а госпожа сорока раздобыла перышек и тряпочек и уютно выложила ими все гнездышко.
— Это мне нравится! — воскликнул скворец и полетел прочь.
И в самом деле, у скворцов очень уютные гнезда.
Так все и шло: послушают-послушают птицы, до конца не дослушают и улетают одна за другой.
А между тем госпожа сорока все работала и работала, не глядя ни на кого.
Все птицы уже разлетелись. И вот осталась одна-единственная птичка — горлица. А надо вам сказать, что горлица эта и внимания не обращала на то, что делала сорока, и лишь без толку твердила:
— Мало двух, мало дву-у-ух…
В конце концов сорока услышала это — как раз когда укладывала поперек гнезда веточку — и сказала:
— Хватит и одной!
Но горлица продолжала твердить:
— Мало двух, мало дву-у-ух…
Сорока рассердилась и сказала:
— Хватит и одной, говорю же тебе!
А горлица опять свое:
— Мало двух, мало дву-у-ух!
Тут сорока огляделась по сторонам и видит — рядом никого, кроме глупой горлицы. Сильно разгневалась сорока и улетела прочь. И в другой раз уж не захотела учить птиц, как вить гнезда.
Потому-то разные птицы и вьют свои гнезда по-разному.
Джоан и хромой гусопас
В богатом замке возле самого моря жил когда-то старый лорд. Он жил очень одиноко, и замок его всегда оставался пустым. Не слышно было под его сводами ни молодых голосов, ни веселого смеха. Часами старый лорд ходил взад-вперед по стертым плитам каменного пола или же сидел у окна и глядел на хмурое море.
У него была маленькая внучка, но он никогда в жизни ее не видел. Он невзлюбил дитя с самого дня ее рождения, потому что в этот день умерла ее мать — любимая дочь лорда. Отец девочки уехал далеко за море, сражаться за своего короля, и она росла одна, без родителей. Совсем плохо пришлось бы бедняжке, если бы не ее старая няня. Она забрала Джоан — так звали девочку — к себе и кормила ее остатками от господского стола, а одевала в разные отрепья.
Приближенные старого лорда тоже плохо обращались с девочкой, — ведь их господин не любил ее! Они обижали ее и называли оборвашкой.