Тотчас же Нехалов принял короткий ответ:

"Всесовет - А.М. относительно чудаков-изобретателей.

Действуйте. Почему в последних сообщениях примешивается вид странного металлического сооружения. Проверьте чистоту канала".

И тут-то Нехалова разбудил сосед. Он стоял, страшно волосатый и ощетиненный, в виде той гориллы, которую показывают по телевизору. Глаза его лучились красным светом. Он прошипел:

– Завтра получишь станки, убирайся отсюда к матушке черта! Понятно?.. Подводилов ты, чистой энергии жалел...

– Все десять?
– спросил одуревший и все-таки не потерявшийся Нехалов.

– Два. Вам нужно два. Ты сквалыга!..

– Спасибо.

– Проваливайте!.. Пошел! (И даже посинел от злобы.)

– Прямо сейчас?
– спросил перепуганный Нехалов.

– Сию минуту к матушке черта!

Нехалов быстро оделся и ушел. Он брел сонный пустыми улицами города, на ходу передавая текст:

"Арбукез Мобешти - Всесовету относительно чудаков-изобретателей. Прошу разрешения пустить мозговой зонд в среднего представителя канал вычищен".

И принял следующий:

"Всесовет - Арбукезу Мобешти относительно зондажа чудаков-изобретателей, - бормотал Нехалов.
– Зондаж разрешается никто кроме крауготов не в состоянии осуществлять телепортацию".

Эту ночь несчастный телепат-толкач провел на скамье, в сквере. Жаловаться милиции он побоялся. Зато с утра его дела быстро двинулись ему отгрузили даже три станка. Счастливый Нехалов дал телеграмму на завод и побежал купить билет на самолет. И все, что было у него в голове, ночь, телеграммы, Всесовет и прочее, - исчезло. Забылось накрепко. Но Арбукез Мобешти, показывая этим хорошую память, не забыл Нехалова...

ДВЕ НЕДЕЛИ ОТПУСКА

19.5.82. Взял отпуск - переутомился.

Открылось мне это внезапно. Я спокойно обедал.

Вчера завод отдал новую партию станков (с моим улучшением), и нас перестало лихорадить.

Я обедал бутербродом, стоял у окна и смотрел на улицу. По ней прокатывалась цепь грузовых машин. Пыль и чад поднимались к нам, на девятый этаж.

Шли грузовики. Я считал машины, проходящие без груза, и меня трясло от негодования: гнать машины пустыми!

Жуя, я задумался о тотальной рационализации процесса жизни и прикинул свои возможности. Я мечтаю быть изобретателем-профессионалом (в штатном расписании нет такой должности).

А пока я изобретатель-чудак, одиночка. Мне дана жизнь (одна). Имею три авторских свидетельства: бедно и огорчительно...

Сумма знаний (всех) равна 4, помноженным на 10 в 12-й степени. Число комбинаций их (ресурс возможных изобретений) составляет же 24^10^18, что в 100^100 раз больше всех атомов вселенной. А тут пустые грузовики... И в этот момент меня и ударило.

Падая, я уронил бутерброд и вцепился в подоконник. И увидел - мир рассыпается передо мной в голубую пыль.

Рассыпались чертежные столы, бумаги, счетные машины, люди, находившиеся в комнате.

Затем темнота и пробуждение. Я открыл глаза в здравпункте, на кушетке, обтянутой холодным дерматином. Один мой рукав был засучен, в бицепсе ощущается тягучая боль. От меня отходила Мария Игнатьевна - со шприцем. Она подошла к раковине и пустила струю. Вытянув поршень, стала мыть шприц.

– Что это?
– спросил я, ощущая боль в затылке и сладкое изнеможение в теле.
– Кирпич?

– Два кубика кордиамина, - сказала она.

– А вообще?.. Знаете, в голове ощущение - ей тяжело, ее раздуло.

– Лежите и молчите. Вы что же, Григорьев, решили, что у вас нет сердца, нет тела, а только мозг? Работаете как лошадь. Изобретатель! Фу...

И Мария Игнатьевна, добрая душа, стала меня воспитывать. Я, лежа на кушетке, рассматривал потолок с волосной трещинкой и решил просить отпуск. И даже сочинил (в уме) рапорт начальству.

Дали отпуск! Проведу-ка я его дома. В самом деле, надо помнить механику тела: питание, физкультура, прогулки, сон, холодный душ и т.д.

20.5. (20 ч. 30 м.). Я в сквере и сижу на скамье. Вокруг вьются комары. На светлом небе они взлетающие и снова падающие снежинки, на темном фоне дома они светят крылышками и оттого видятся мне узенькими гофрированными ленточками.

Увидел я это впервые, и меня поразила способность глаз стробоскопически воспринимать движение. По-видимому, это происходит от нехватки освещения. Глазу трудно схватывать движение крыльев, их проекции скользят по глазным нервам и накладываются одно на другое. Отсюда и эффект. Некоторое время я размышлял над возможностью крыла в аэронавтике, о замене его, скажем, полужесткими лентами. Но голова работала смутно, в ней что-то от надвигающихся сумерек и от недвижной плотности древесины. Тогда я стал разглядывать деревья, людей, первую выскочившую звезду. Как ее звать?