Волк открыл глаза. Они до сих пор ехали, значит, в этот раз его беседа длилась недолго. Он не понимал, о ком говорит Колдун, но был уверен, что уже слышал этот позывной. Вот только где слышал – не помнил. У тех, с кем ехал в машине, он спросить явно не мог, поскольку обстановка была напряжённая. Волк понимал, что сейчас с ним будут беседовать, выясняя обстоятельства случившегося. Он был готов, зная, что это займёт немалое время.

Сивоконенко вошёл в кабинет. Сев за рабочий стол, он задумчиво посмотрел в окно.

Война… не щадящая никого, кровожадная, мерзкая, дышащая последними вдохами бойцов, умирающих за идею, за деньги, во имя мести или еще чего-то… У каждого свои причины взять в руки оружие и убивать тех, кто по ту сторону линии фронта. За что мы умираем? И для чего продолжаем жить? Как живут те ребята, кого война покалечила навсегда, оставила без права на нормальную жизнь? Юрий слегка улыбнулся, потому что сам ответил на свой вопрос, вспомнив безногого афганца «Абдуллу».

Ноги герой донбасской войны потерял в Васильевке, выводя свою роту из-под плотного вражеского огня. Один за одним Абдулла выносил с поля боя своих раненых бойцов под градом снарядов. Вытащив шестерых, он нёс седьмого на себе. Буквально следуя за пятками командира роты, ложились снаряды, но он шёл на полусогнутых, собираясь вновь вернуться за очередным своим бойцом. Но больше в этом бою ему спасти никого не было суждено. Мина взорвалась совсем рядом, раненый боец на руках Абдуллы умер мгновенно, ноги афганца сильно посекло осколками. Уже позже, в госпитале, врачи сделали всё возможное, чтобы сохранить ноги парню, но им это было не под силу. Ампутация.

Насмотревшись на кошмар в своём родном Афганистане в конце 80-х, оказавшись впоследствии сперва в СССР, а потом в разваленной до поры до времени России, Рафи Абдул Джабар поселился в Ростове-на-Дону. В 2014-м он увидел на Украине ту же самую картину, «западную добродетель» по до боли знакомым кровавым лекалам, какую наблюдал в Афганистане, когда его страна стала точкой силового соприкосновения ключевых мировых держав.

– Абдулла, братское сердце, как ты, дорогой? – с улыбкой говорил в телефон Сивоконенко.

– Юрий Викторович, здравствуйте! – ответил Абдулла на дружеский звонок – Всё нормально, бегаю, – пошутил боец.

– Прибегай ко мне, поговорим, – предложил, поддержав шутку, Сивоконенко.

– Через пару часиков заеду, – ответил Абдулла.

– Жду, – Юрий положил трубку.

Не успел он положить смартфон на стол, как тот вновь зазвонил. Номер не определился. Сивоконенко ответил.

– Юрий Викторович, здравствуйте, это Коровин.

– Антон, привет, что случилось? – почувствовав некоторую тревогу в голосе Волка ответил Юрий.

– Юрий Викторович, мне нужна Корса, где я могу её найти?

– Под Горловкой они стоят, – ответил Сивоконенко, – а зачем она тебе? Может, смогу помочь?

– Нет, Юрий Викторович, спасибо, у меня к ней простой обыденный разговор, – решил не втягивать своего доброго товарища Антон, – До связи.

В кабинет Юрия Викторовича постучали знакомым тактом: два-три-четыре-два.

– Заходи, невольник чести, – пригласил через дверь Сивоконенко поэта Скобцова, узнав его по фирменному стуку. Дверь открылась.

У меня сегодня такой день, который не терпит одиночества, поэтому я сегодня с тобой

– Привет, Юра. Я к тебе по делу. У меня сегодня такой день, который не терпит одиночества, поэтому я сегодня с тобой, – сказал с улыбкой стихотворец и поставил перед товарищем бутылку неплохого коньяка.

– Ого, я ещё поработать собирался, – посмотрел в недоумении на поэта Сивоконенко.

– Прости, Юра, так вышло, ты сегодня раньше освободился, – юморил Владимир. Сивоконенко достал стопки.

– Разговаривал с Абдуллой. Скоро подтянется, – уселся обратно в своё кресло Сивоконенко.

– О, наш афганский герой. Наши вроде бодрячком, продвигаются, месят жижу русским сапогом. Налей, Юра.

– Легко, – Сивоконенко наполнил рюмки чайным цветом на четверть.

– Юра, полнее, – возмутился Скобцов.

– Успеется, Володя, мы не спешим.

Друзья выпили за погибших товарищей, соединив рюмки в коротком звоне стекла. Пили, чокаясь, поскольку всегда поднимали, как за живых. Так уж у них повелось.