– Что, спать теперь не будешь?
– усмехнулся тот и с наигранным спокойствием погасил в пепельнице наполовину выкуренную сигарету. Против воли он вдруг ощутил неприятный холодок, пробежавший по спине. Каким-то настораживающим тоном произнёс его собеседник эти последние слова, и в чёрных его глазах с припухшими веками мелькнуло что-то странное - очкастый не успел понять, что именно. Его лишь охватило на миг ощущение откуда-то возникшей угрозы, но разобраться он не успел. Это было как внезапный укол, как короткий сигнал об опасности. Возник и исчез. Мгновенно. Не понял он его. А ведь, кажется, давние знакомые сидели за столиком, они должны были знать друг о друге всё.

И от этой борьбы с самим собой очкастый даже порозовел и плотно стиснул зубы, словно боясь, как бы что-то некстати не сорвалось с языка, и тонкие губы его вовсе исчезли, так что вместо рта осталась лишь неровная прорезь.

А толстяк будто и не замечал в приятеле никаких перемен - безмятежно отпил коньяку из узкой рюмочки, пососал ломтик лимона и ворчливо заметил:

– Хватит тебе сигаретой дымить. Лучше выпей, закуси. Ты учти, такой рыбки в Москве не получишь. Вот этой, - он указал вилкой, - отведай-ка.
– И, как бы между прочим, тем же безмятежным тоном заметил: - А ведь был ты, Вова, талантливым инженером. Высоко ты мог взлететь, если бы пожелал.

– Я, Миша, на судьбу не жалуюсь. И на фасад не смотри. Нынче фасад обманчив бывает. К примеру…

Но тут возник официант с дымящимся подносом на выставленной вперёд руке, и, пока он суетился возле стола, приятели умолкли. А когда наконец остались одни, разговор перекинулся на другое. Толстяк, хмурясь, деловито осведомился:

– Ты когда в Москву возвращаешься?

– Через два дня. Пятого. Самолётом. А что?

– Шестого приедет к тебе мой человек. И извини меня, Вова, но в последний раз.

– Это ещё почему?

– Потому что эта линия меня в сторону уводит. И вдвое увеличивает опасность провала. А я себе этого позволить сейчас не могу. Мне необходимо риск свести к минимуму, Вова. Я на гребне. Мне, дорогуша, такие дали теперь открылись, такие перспективы…

– Вдруг так и открылись?

– Совсем не вдруг, Вова, совсем. Я давно это готовлю, и вот сейчас акции мои ого как взлетели! Шум пошёл - до Москвы-матушки. Так что вот-вот… Ах, хорош барашек! Ах, хорош! Ты не находишь? Ну, давай, давай под это дело и… за отлёт.

Очкастый нервно пожевал тонкими губами и, явно сдерживая раздражение, наставительно произнёс:

– Чем дальше ты пойдёшь, Миша, тем больше тебе понадобится живых денег. Учти.

– Я подумаю. А пока принимай человека, Вова.

– Что за человек?

– Какой нужен. Мне.

– Я его знаю?

– Нет, дорогуша, не знаешь. Зато я его знаю. Так что не сомневайся.

– Может, я с ним заранее познакомлюсь, а?

– Не стоит.

– Темнишь, Миша.

– Всё, Вова, по науке. Как ты её назвал? Антикриминалистика?

– Он приедет, надеюсь, только по моему адресу?

– А ты что, ревнуешь? Хочешь всё проглотить сам? Нельзя, дорогуша, подавишься.

– Не волнуйся за меня. Отдай всё мне и увидишь.

– Ого! Раньше ты был скромнее.

– Растём. Набираемся опыта и сил. До тёмной черты надо многое успеть.

– Прежде всего до неё надо дожить… на свободе. А ты зарываешься. Сбыт, Вова, - это самое опасное. Пора бы усвоить. Чаще всего горят именно на сбыте, ты же знаешь.

– А я повторяю: на этот раз беру всё.

– Нет, - решительно тряхнул головой толстяк.
– Нет, Вова. Так не пойдёт.

– Отдаю два процента.

– Будешь работать из двадцати трёх?

– Да.

– Я подумаю.

– Сколько у тебя на этот раз всего будет?

– Много, дорогуша. Больше, чем всегда. Поднакопили.

– А всё-таки?

– Тысяч на семьдесят.

– Беру! Но как ты всё это доверяешь новому человеку?

– Значит, можно.

– Отлично. Тебе виднее. Я его жду. Но будет лучше, Миша, если ты нас познакомишь заранее. Поверь моему опыту. Будет лучше.

– Я тебя не познакомлю. И ты всё не получишь, Вова. Я уже подумал.

– Отдаю четыре!

– Нет.

– Пять.

Толстяк поднял голову и пристально посмотрел на своего собеседника. Но в огромных стёклах его очков отразились только огоньки полупритушенных люстр. «Что этот подлец задумал?
– спросил себя толстяк.
– Неужели разговор о науке не случаен? Или он скомбинировал на ходу, когда узнал, что это последняя поездка? Надо уяснить. С ним опасно играть втёмную. Такой мать родную зарежет за один процент. А тут пять!»