Что касается Зои Васильевны, то с ней Софья Георгиевна продолжала поддерживать самые близкие отношения, время от времени властно подавляя её попытки бунта.

Одинокая Зоя Васильевна, весело и беззаботно пропорхав молодость, вдруг обнаружила, что о замужестве думать уже поздно и никакие самые лучшие французские мази и другая косметика не в состоянии скрыть тяжёлых отвислых складок на шее и щеках, предательской желтизны иссушенной кожи и потускневших глаз с синеватыми мешочками под ними. Начали редеть и волосы - роскошные, с каким-то особым отливом, каштановые кудри, предмет особой гордости Зои Васильевны и тайной зависти самой Софьи Георгиевны, ибо даже её золотистая корона меркла перед причёской подруги. Когда Зоя Васильевна заметила, что её чудесные волосы потеряли свой блеск и стали предательски редеть, она поняла, что всё в области чувств для неё окончено, и тогда самозабвенно отдалась другой страсти - коммерции, про себя мотивируя это тем, что ей не от кого ждать помощи, когда придёт старость, и надо создавать какой-то резерв. Эта идея постепенно превратилась у неё в манию. Она стала себе отказывать сначала в различных радостях и излишествах, а потом и в необходимом, скаредно высчитывая каждую копейку. Если, к примеру, она утром шла к Софье Георгиевне, то дома не позволяла себе выпить и стакана чая. Бельё и верхние вещи, самые дешёвые, она донашивала до такой ветхости, чиня, штопая и латая, что даже на тряпки употреблять их становилось невозможно: они расползались в руках.

Зато в пропотевшем, свалявшемся матраце накапливались мешочки - крепкие мешочки с «камушками», золотыми монетами, колечками и даже чудом попавшими к ней долларами. Мешочки скрывались в старом матраце навсегда и с этого момента ни разу не вынимались. Счёт своим богатствам Зоя Васильевна вела только в уме, не осмеливаясь довериться бумаге, при этом часто путалась, сбивалась, мучительно сомневалась в итогах, но достать мешочки и пересчитать их содержимое не решалась. Ей всё время казалось, что кто-то только и ждёт этого момента, чтобы напасть и ограбить её. Нет-нет, она всё это достанет, если появится он, о котором она, вопреки всем доводам рассудка, всё же не переставала думать по ночам. Глупенький, он даже не знает, что его ждёт у неё, какая счастливая, какая безмятежная жизнь, ведь она же ему всё отдаст, всё оставит. Да, он ничего не знает! И она беспокойно, в каком-то непонятном томлении ворочалась в своей неудобной постели и подолгу не могла уснуть. А днём она с жадной, нетерпеливой насторожённостью приглядывалась к каждому мужчине, с которым сводил её случай.

Впрочем, все эти переживания не мешали ей в главном - в её коммерческих делах. От мысли, что она может что-то потерять, что-то недополучить, у неё начиналось сердцебиение и нервно подёргивалось веко.

Вот то же началось и сейчас, когда она услышала последние слова Софьи Георгиевны. Ну конечно! Опять они подсовывают ей эту дешёвку, эту ерунду, от которой отворачиваются даже самые непритязательные из её клиенток. Ну а модные, современные дамы уже и не надеются, что она принесёт им или их мужьям что-нибудь стоящее. Конечно, эта парочка думает, что с ней, с Зоей Васильевной, за которую некому заступиться, можно обращаться как угодно. Но у неё ещё есть зубы, и она может больно укусить. Пусть не рассчитывают, что она вечно будет подбирать то, что не годится другим.

– Да, ты меня знаешь, Соня, - с угрозой повторила она.

– Ах, душечка, ну вечно ты дико драматизируешь всё, - проворковала Софья Георгиевна со сладкой улыбкой.
– Вова в безвыходном положении, пойми ты, ради бога!

– А вы поймите, что я из-за вас теряю клиентуру. А заводить новую, как ты знаешь, - это жуткий риск.

– Но ты же получаешь не только от Вовы. У тебя ведь идёт и прелестный импорт. Так что можно маневрировать.

– Попробуй. Это маневрирование стоит жутких нервов. Вот, например, вчера. Показывала в одном доме туфли. Решила подкормить, подогреть интерес. Обычно приношу туда ерунду. А на этот раз вот решилась. Пришли, конечно, соседки. Туфли, скажу тебе, прелесть! Англия, Италия. Все мерят, глазки горят. Вдруг звонок. Грубый мужской голос: «Кто у вас?» Это середина дня. Муж на работе. Я обмерла. Обе соседки вмиг улетучились. Эти курочки думают, что если что случится, то они в стороне. А я бы их всё равно притянула. К счастью, приятель дамы пришёл. Представляешь? Купили всё, даже сумку, в которой всё лежало. Заодно пошёл и вульгарнейший эластик. Но ты только подумай, что я пережила! Кошмар!

Зоя Васильевна увлеклась, на дряблых пергаментных щеках проступил румянец, а в голосе звучали горделивые нотки. Вот, мол, какая я отважная и находчивая, и вот какая у меня работа - не всякая выдержит!

– Ну вот видишь! Пошёл и эластик, - весело заметила Софья Георгиевна.
– А ты всё плачешь.

– Ай, брось! Ты же прекрасно знаешь, что это был не наш эластик. И потом если бы не тот приятель… Он покупал ей всё подряд. Боже, какая любовь! Нам такая и не снится!
– И уже совсем другим тоном, без всякого перехода, Зоя Васильевна жёстко объявила: - Я знаю, что недавно получил Владимир Сергеевич. Знаю. Вот это мне и надо. Понятно? Я давно уже своим это обещала. Учти, дамам - соболь и норка, мужчинам - ондатра, пыжик, бобёр.

– Всё это безумный дефицит, - осторожно заметила Софья Георгиевна.
– И всё, насколько я знаю, дико подорожало, ты учти.

– Набиваете цену? Старая вас уже не устраивает?

– Если платят больше, то надо брать больше. Это же так естественно, дорогая!

– Да? А раздевать лучшую подругу - это тоже естественно? Разорять её - это тоже естественно?!

– Не кричи!
– вспыхнула Софья Георгиевна.
– Никто тебя не разоряет. У тебя, слава богу, капитал…

– Не считай мой капитал!.. Не суй нос!.. Я тебе его откушу когда-нибудь, увидишь!..
– Зоя Васильевна не на шутку обозлилась, и остервенелый крик её раздавался уже на всю квартиру.
– Свои считай!.. Свои!.. Их у тебя больше! Дачи строите! На чьи шиши?! На мои, может быть?!

– А ты как смеешь меня упрекать?
– тоже повысила голос Софья Георгиевна.
– Я тебя в люди вывела! Ты из моих рук зарабатывать начала! Нищая, нищая потаскуха - вот ты кем была!

– Ах, это я такой была? А ты? Да если я начну считать твоих мужиков, от слесаря, водопроводчика до…

– А-а!..
– истерично закричала Софья Георгиевна.
– Дрянь!.. Мерзавка!.. А если я начну…

Вероятно, они ещё много наговорили бы друг другу, а может быть, произошло бы и что-то похуже, но тут в передней неожиданно раздались мелодичные переливы звонка.

Подруги мгновенно умолкли и вопросительно, с тревогой переглянулись.

– Разве ты кого-нибудь ждёшь?
– прерывисто дыша, спросила Зоя Васильевна.

– Абсолютно никого. И… и это не наш звонок. Это… Это абсолютно чужой… - пролепетала Софья Георгиевна, поправляя двумя руками причёску.

Ох как не любили они обе такие неожиданные звонки и визиты, как боялись их! Софье Георгиевне иногда даже казалось, что это укорачивает ей жизнь.

Она поднялась со стула и, стараясь успокоиться, - поплыла в переднюю. У двери она прислушалась и, ничего за ней не уловив, спросила: