– Да должно быть, что тятька его при капитале. Торгуют, свой дом имеют.

– А нельзя ли у него денег занять, чтобы мои костюмы в Петербурге из ломбарда выкупить?

– А вот подберем его к рукам, так, может быть, будет и можно.

– Голубчик, да ведь это надо поскорее. Мне играть не в чем.

– Желаете, я его самого к вам приведу? Он даже умолял познакомить его с актрисами. Пококетничайте с ним. Пусть и Дарья Ивановна перед ним хорошенько глазками постреляет. Почем знать, может быть, в нем и свою судьбу найдет. Прикажете привести?

– Нет, нет! Не надо. Что за попрошайничество! – воскликнул Котомцев. – Будут дела в театре – и сами выкупим. У ростовщика просить денег – это я понимаю, но у публики…

– Дарье-то Ивановне не худо бы с ним заняться.

– Не люблю я сиволапых, – откликнулась свояченица Котомцева.

– Позвольте-с… Он вовсе не сиволапый. В губернской прогимназии два года учился и клетчатые брюки носит.

– Оставь, Суслов! Брось! – опять остановил комика Котомцев и спросил: – Так ты вчера после лесничихи все время по портерным и трактирам слонялся? Отчего же ты в здешний трактир не зашел?

– Не мог. Дошел до того, что только слово «мама» выговаривал. Привезли меня домой, уложили спать – и вот до утра… Проснулся – и к тебе. Пои меня чаем за то, что рубль на нашу странствующую братию заработал.

– А вот сейчас велим самовар…

Котомцев стал звонить коридорного.

Часу в двенадцатом утра к Котомцевым приехала лесничиха. У Котомцевых в номере все еще «самоварничали» и толковали о предстоящем первом спектакле. Выпивали второй самовар. Собралась вся труппа. Котомцев писал афишу. Около него сидела сожительница Днепровского Настасья Викуловна Гулина, называющаяся, впрочем, женой Днепровского, сухая женщина неопределенных лет, и жена Безымянцева Софья Андреевна, полная, рослая, с черными усиками, совершенная противоположность своего мужа. Безымянцева немилосердно курила толстые папиросы-самокрутки, да и все курили, от чего в комнате был такой воздух, что хоть топор повесь, как говорится. За неимением в комнате стульев Суслов сидел на чемодане, Днепровский на подоконнике, а Безымянцев просто стоял.

При входе лесничихи все засуетились. Днепровский начал отворять фортку. Безымянцев побежал в свой номер за стулом. Котомцев бросился снимать с лесничихи шубку. Лесничиха была в прекрасно сшитом шелковом платье, браслетах, свежих перчатках и дорогой бобровой шапочке, что резко противоречило с убогими костюмами актрис.

– А я к вам нарочно пораньше, чтобы застать, – начала она. – По дороге заезжала к владельцу нашего разваливающегося мыловаренного завода и выхлопотала вам разрешение ставить там спектакли даром. Он ничего не будет с вас брать за помещение, но выговаривает себе и своему семейству право бывать на спектаклях бесплатно.

Послышались благодарность, извинения за беспорядок и тесноту в комнате. Все поднялись с мест. Котомцев каждого представлял лесничихе, называя по имени и отчеству. Наконец лесничиха села на принесенный Безымянцевым стул и стала снимать с себя перчатки.

– Очень кстати, Ольга Сергеевна, пожаловали, – сказал Котомцев. – Мы вот афишу первого спектакля составляем. Идет у нас «Грех да беда на кого не живет» Островского.

– Ах, какая прелесть! – воскликнула лесничиха. – Я видела эту пьесу в Петербурге. Ведь там, кажется, муж убивает жену?

– Да, да. Ведь это известная пьеса… И вот я буду убивать свою Татьяну Ивановну. По пьесе жена Татьяна, и моя жена Татьяна. Эта пьеса, Ольга Сергеевна, у нас уже готова, там ролей для вас нет, но нам все-таки непременно хотелось бы, чтоб вы участвовали в первом спектакле. Какой водевиль для вас поставить?

Лесничиха сначала заломалась.

– Ах, нет, нет… – заговорила она. – Играйте без меня первый спектакль. Я потом… Я в один из следующих спектаклей, и то ежели у вас некому будет поручить какую-нибудь роль.

– Позвольте… Но нам именно хотелось бы вас привлечь на первый спектакль. Вы здесь лицо известное и можете нам дать полный сбор.

– Нельзя ли как-нибудь без меня обойтись? Я посмотрю сначала, пригляжусь.

– Как обойтись? Идет драма… Спектакль надо заключить водевилем. Мы все заняты в драме. Нет, уж как хотите, а назначьте себе какой-нибудь водевиль. Ведь вы же обещались играть у нас.

– Да, да… Пожалуйста… – заговорили актрисы.

– Мамочка… Голубушка… Не отказывайтесь… Я на колени стану… – произнес комик Суслов, скорчив преуморительное лицо и подходя к лесничихе.

Лесничиха начала сдаваться.

– Право, я не знаю, как… Ведь вот мой муж еще не вернулся из объезда… – сказала она.

– Что муж! Мужа надо держать в подчинении, – проговорила Безымянцева, пустив изо рта густую струю папиросочного дыма. – Вон я как своего Алешу держу! Он против меня пикнуть не смеет.

– Назначайте, назначайте какой-нибудь водевильчик, – торопил лесничиху Котомцев.

– Но я совсем не знаю водевилей. Я так мало играла.

– Назначайте, что играли.

– Разве «Вспышку у домашнего очага»?