Кажется, пронесло, подумал Алексей.

— Я тоже запомню, что у тебя глаз крепкий! — сказал он.

Однокомнатную квартиру Александры Потаповой в стандартном панельном доме на Рижском проспекте нельзя было назвать ни дворцом, ни хоромами, ни еврохаусом. Но в ней было главное — настоящий домашний уют. Повсюду чувствовалась уверенная хозяйская рука. Стандартная тридцатичетырехметровая квартира имела две основные достопримечательности: балкон и ванную. И то и другое явно выбивалось из ГОСТов обычных панельных домов. Балкон был огромный, квадратный три на четыре метра — и ребёнку там можно было спокойно кататься на трехколесном велосипеде. Ванна тоже была нехилых размеров — в ней запросто умещались сразу двое… Алексей был счастлив. В настоящий момент ему было тепло, пахло чем-то душистым, вода приятно щекотала ладони, а напротив возлежала самая красивая, самая умная, самая… Одним словом, Сашка, его любимая Сашка. Она лежала в ванной напротив него и выглядела русалкой среди пенистых волн… — Можно я буду называть тебя Шурой? — как-то неожиданно даже для самого себя серьёзно спросил Алексей. — А что? По-моему, звучит неплохо — Шура Потапова. Есть в этом что-то домашнее и простое.

Но журналистка его начинание не поддержала. В ответ она состроила лишь недовольную гримасу. И возложила на его голову шапку из пены.

— Тебе не нравится?

— Нет.

— Почему?

— А знаешь, за что убивал Александр Македонский даже самых любимых своих военачальников? — ответила она вопросом на вопрос.

Девушка умела озадачить даже его, для которого не существовало неразрешимых вопросов. Особенно в отношениях с женским полом. Ещё во ВГИКе Николаев славился тем, что мог поддержать любую, даже самую бредовую и скучную беседу.

— За что?

— За то, что они называли его Шурой, — очень серьёзно ответила она и тут же, не выдержав, широко улыбнулась.

— Это я сразу догадался, — парировал Алексей.

— Врёшь ты все, товарищ агент национальной безопасности!

— Спорим, что ты даже не знаешь, что такое «шура»… Девушка наморщила лобик.

— Кажется, это певец такой есть… Или певица… Фиг их разберёт. Но я точно помню, что у него или неё нет передних зубов.

— Дурочка моя образованная! — как ребёнок, обрадовался Алексей, предвкушая, что сейчас он сравняет счёт в дуэли эрудиций. — «Шура» — это верховный религиозный совет у мусульман! Вот, погляди… — Он пошарил мокрой рукой где-то под ванной, достал скомканные джинсы и ловко вытянул из кармана свёрнутую трубкой газету.

Александра развернула её и прочла вслух длинный заголовок:

— «Дважды преданный. Полгода в чеченском плену. Исповедь бывшего контрактника екатеринбургского СОБРа…» Ну и что?

— А то… Просто, как сказал один писатель: «Вовремя прочтённая газета — огромная удача. Она способна изменить жизнь, как не изменит её лучший друг и наставник».

— Это какой же писатель сказал?

— Дзержинский.

— Это который «Железный Феликс»?

— Он самый, — улыбнулся Алексей и, довольный собой, потянулся.

Девушка шутливо окунула его голову в воду. Через секунду он вынырнул и шумно зафыркал.

— Сашка! Ты же меня утопишь!

— А ты не зазнавайся, эрудит! — засмеялась Саша.

— Да ладно тебе. Пошутить нельзя… — Алексей вдруг посерьёзнел. — Саша, если очень серьёзно, то ты должна мне сегодня вечером помочь… — Что случилось?

— Пока ничего особенного… Но случится обязательно. Меня примут в послушники!

— Чего-чего?!

— Теперь я не шучу. И это очень серьёзное дело. Обещаешь мне помочь?

Глаза у девушки загорелись от предвкушения очередного интересного приключения.

— Конечно! А что нужно делать?..

В просторном подвале, казалось, был раскалён до предела. Послушники «Света истины» — несколько десятков наголо стриженных крепких молодых людей — сидя в «позе лотоса», речитативом повторяли за отцом Власом монотонные звуки мантры:

— «ДО… ДЕ… ДА… ДУМ…» сегодня собрались почти все члены секты. Стоял полумрак, и, может быть, из-за этого так обострённо ощущались странные запахи, исходящие от свечей и благовонных веточек. ведь науке давно известно, что темнота обостряет органы обоняния. Мерцающие в специальных сосудах длинные толстые свечи, казалось, колыхались от дыхания десятков голосов и отбрасывали на стены длинные тени. Эти тени шевелились, как живые, «танцевали» странный завораживающий танец. Танец гипнотизировал, подавлял волю, глядя на него, хотелось спать.

— «ДО… ДЕ… ДА… ДУМ…»

Все происходящее было похоже на какую-то странную декорацию. Лица присутствующих были наполовину закрыты кусочками ткани, словно паранджой.

«Во дают! И в кино ходить не надо, — подумал Алексей, осторожно глядя по сторонам. — Ни одного человека, все вурдалаки да вампиры. Ну, Лешка, держись!..»

Заправлял всем этим действием отец Влас. Он был в своём обычном фиолетовом балахоне и сидел на небольшом пирамидальном возвышении. Отсюда он мог наблюдать сразу за всеми членами «Света истины». Отец Влас задавал тон речитативу и, как ловкий дирижёр, следил, чтобы ритм не спадал. В его высокой чуть сутулой фигуре, тоненькой седой косице было что-то нечистоплотное, вызывающее брезгливость в Алексее. В первую же минуту, увидев отца Власа, Алексей сразу догадался, что это и есть тот самый «Подглядыватель», присутствие которого он ощущал во время допроса. Энергетика, исходящая от него, чувствовалась во всем подвале.

Перед тем как идти сюда, Николаев сделал себе особую инъекцию. Одноразовым шприцем он ввёл в вену содержимое двух небольших ампул спирамина — препарата, помогающего центральной нервной системе человека противостоять внеконтактному воздействию на организм. Прежде всего это касалось деятельности всевозможных телепатов, экстрасенсов, колдунов и магов, коих развелось в последнее время в России видимо-невидимо. В специальной лаборатории Управления медики вырабатывали спирамин, чтобы снабжать своих сотрудников, которые в той или иной мере на операциях сталкивались с подобной «нечистью». Узнав о существовании такого чудо-препарата, Алексей выклянчил через своего знакомого несколько ампул.