– Видимо, - скорее для поддержания разговора поинтересовался я, - российское правительство придавало этому важное значение?

– При чём тут правительство?
– не на шутку возмутилась пуговица, затем затараторила: - Да после Крымской войны 1853-56 годов российская казна была пуста. Вот и отдали строительство железных дорог в частные руки. Дорогу, на которой служил мой Георгий Сидорович, строил Иван Евграфович Ададуров - умнейший человек.

– Тогда причём тут корона?
– возмутился я.

– Да при том, что частные дороги тогда не были под патронажем царской семьи, но в знак уважения на пуговицах и других предметах помещали корону.

Я усмехнулся. Пуговица не заметила и продолжила:

– Сначала дорогу протянули от Рязани до Тамбова. Затем до Саратова. И тут ступор! Как Волгу на поезде форсировать? А? Вот скажи как?

– Как? Как? Известное дело как – мост построить.

– Эх, дурында! Железнодорожный мост построили только в 1935 году. При строительстве трагедия случилась, мне об это вешние воды рассказали. Так вот, поезда на левый берег Волги переправляли на пароме. Представляешь?

– А как же зимой, когда Волга вся во льду?

– А зимой перед паромом ходил единственный в мире на тот момент речной «Саратовский ледокол».

– Врёшь ты всё!
– Пуговица, как мне показалось, была жуткой фантазёркой.

– Да если бы я собственными глазами не видела, такое разве придумаешь? Ледокол потом и в Гражданскую, и в Великую Отечественную использовали. Да он ещё и в фильме «Строится мост» снимался.

– Это тебе опять вешние воды напели?

– Нет, ветры зимние в уши надули, - со злостью сказала полусфера.

– И где же сейчас твой знаменитый «Саратовский ледокол»?
– не без иронии спросил я.

– Затонул, затонул ещё в 1968 году в районе моста Саратов - Энгельс. На дне Волги. Его хотят со дна достать, музей сделать, да, видимо, руки не доходят.

– Ладно, я потом эту инфу загуглю. Лучше расскажи, как здесь оказалась?

– Любовные дела. У моего Сидоровича на станции Голдино зазноба жила. Всякий раз, когда мы останавливались, она тут как тут. Пирожки принесёт, кваску. Сидорович особенно её варенец любил. Ну а как паровоз прогудит, прижмётся к нему, вдавится. И всё за меня хватается: крутит, крутит. У меня даже от этого головокружения начинались. Однажды докрутилась, что я на ниточке повисла. Да не удержалась - упала. Покатилась по перрону, спряталась в траве, потом вешние воды подхватили. Вот теперь тут мы с яблонькой последние лет пятьдесят и коротаем, веселим друг друга своими историями.

– Да, прикольно. Вот только что мне с тобой делать?..

Я проснулся от звука расстёгивающейся молнии на палатке. Папа уже распахнул одну створку, и лучи утреннего солнца заполнили наше ночное жилище. День обещал быть добрым. Сейчас позавтракаем и на поиски артефактов.

Готовя макароны по-флотски, я вдруг вспомнил свой ночной сон, да в таких деталях, что сам удивился. Пока ели, я его в подробностях рассказал собравшимся за завтраком. Мой рассказ поднял настроение. Все посмеялись и разошлись каждый в своём направлении. Я с папой решил пройтись с металлоискателем по краю оврага. Место было новое, необследованное.

Вдруг, около низкой корявой яблони, – пик. Копнули. Сверкнула полусфера. Подняли, очистили. Папа спросил:

– Твоя?

Я стоял ошеломлённый. Вот точно такая сегодня со мной всю ночь разговаривала.

– Мистика, - только и мог промолвить я.

Папа усмехнулся и сказал:

– Держи, потом проверим, правдивым ли оказался твой сон.

Я сунул пуговицу в карман и отчётливо услышал:

– Я ведь не договорила: не простая я. Пришей меня к своему школьному пиджаку, застегни и окажешься в моём времени.

– Чего ещё придумала?

Папа повернулся и спросил:

– Ты что-то сказал?

– Нет, тебе послышалось.

А пуговица между тем продолжала:

– Соскучилась я за своими сёстрами, повидать мне их хочется. Чего тебе стоит пришить меня на пиджак, застегнуть и мгновенно переместиться в XIX век. Разве тебе не интересно, как там было?

– А как я из твоего века выбираться буду?

– Просто: возьмёшь и расстегнёшь.

– Вот приедем домой, я тебя на сайт выставлю и продам.

У костра копальщики показывали свои находки. Папа гордо заявил:

– А ведь мы нашли ночную пуговицу. Ну-ка, сын, покажи.

Я полез в карман и нашёл в нём дырочку…

Повсюду была разлита предутренняя тишина: собаки, уставшие от ночного дежурства, дремали; петухи, прогнав своим пением нечистую силу, отдыхали; солнце, нежившееся в своей опочивальне, не выглядывало лучами наружу. Зато я с папой бодрым шагом подходил к месту, которое некогда называлось коммуна имени В. И. Ленина. От коммуны не осталось камня на камне, только выродившиеся яблони, сливы и груши упорно твердили: «Здесь были люди».