Тишина была глубже, чем когда-либо, и он пожал плечами.

– Люди, я только по-настоящему начал копаться в истории Гегемонии, но уже могу сказать вам, что ни один другой вид в этой истории никогда так быстро не переходил от пахоты на волах к полетам на ракетных ускорителях в космос. Мы приковали молнию цепью - приковали ее сами - и никто-никто другой никогда не делал этого в столь крошечном окошке. Это мерцание в оке вечности. Но мы это сделали. Мальчики-обезьяны и девочки-обезьяны - мы сделали это. Наши предки выбрались из могилы Черной смерти и проложили траекторию, которая привела бы нас к звездам быстрее, чем кого-либо другого в истории галактики, если бы шонгейри не пытались убить нас всех.

– Им пришлось делать это с нуля, так какого рода ренессанс, по-вашему, мы сможем осуществить, когда наша отправная точка означает, что звезды уже в наших руках?

Он улыбнулся, не сводя глаз с Ландерса и Зуковски, и эта улыбка была холодной и тонкой.

– Эти ублюдки не просто отдали нам свою технологию. Они дали нам чертовски хорошую мотивацию использовать ее - и совершенствовать - чтобы мы могли показать нашим учителям, насколько хорошо мы усвоили урок, когда снова встретимся с ними.

– Отличная работа на сегодняшней встрече, Дэйв, - сказал Джадсон Хауэлл, вручая Двораку пивную кружку.

– Прошу прощения?
– спросил Дворак, склонив голову набок.

– Мне показалось, что ты немного напоминал Уинстона Черчилля.
– Хауэлл сверкнул быстрой усмешкой.
– Он тоже был довольно честным историком, если я правильно помню.

– И одним упрямым сукиным сыном, - добавил Уильям Джефферс. Несмотря на свой выбор выражений, Джефферс всю жизнь был баптистом, который никогда не прикасался к алкоголю, хотя никогда не был ханжой по отношению к людям, которые это делали. Вместо пива он взял банку Чируайн с заботой по-настоящему зависимых людей, которые знают, что их запасы ограничены. Производство безалкогольных напитков не входило в список приоритетов нового правительства, и, несмотря на его популярность в Каролине и Джорджии, Чируайн был доступен в гораздо меньших количествах, чем пиво.

Что, вероятно, говорило что-то интересное о реальных привычках употребления алкоголя в "Библейском поясе", - размышлял Дворак.

– Он был таким, - согласился Хауэлл.
– Он и был таким.

– Никаких размышлений, - сказала Сара Хауэлл, и ее муж посмотрел на нее с еще одной из тех быстрых усмешек, которые так долго были одной из его политических отличительных черт.
– Ты будешь таким же твердолобым, каким тебе нужно быть, Джадсон, - сказала она более мягким тоном.
– Не беспокойся обо всем том дерьме, которое скопилось вокруг тебя, больше, чем это необходимо.

– Хороший совет, - твердо сказал Джефферс, и Дворак кивнул. Это был хороший совет, и то, что Джефферс поддержал его, только придало ему больше смысла.

Уильяму Джефферсу был шестьдесят один год, у него были седые волосы и карие глаза, и, насколько всем было известно, он также был единственным оставшимся в живых членом конгресса США до вторжения. Он представлял в конгрессе шестой избирательный округ Кентукки почти восемнадцать лет, и правда заключалась в том, что юридически он, возможно, имел гораздо более весомые права на пост президента, чем любой простой губернатор штата. Вполне вероятно, что были и другие выжившие члены конгресса, хотя ни один из них до сих пор не всплыл на поверхность. И на самом деле это могло быть менее вероятно, чем предполагал Дворак, поскольку конгресс заседал, когда напали шонгейри. Джефферс находился за пределами округа Колумбия, направляясь из Вашингтона навестить друга в Питерсберге, штат Вирджиния, когда туда обрушился кинетический удар. Он немедленно отправился домой к своей семье... и добрался до Северной Каролины, прежде чем до него дошло известие, что Лексингтон тоже был уничтожен. Его жена, трое их детей и семеро внуков погибли во время этого нападения, оставив ему только сына Брайанта, его жену и их двоих детей, которым случилось проживать в Хай-Пойнте, менее чем в двадцати милях от этой самой гостиной.

Джефферс распознал "упрямого сукина сына", когда видел его, - подумал Дворак.
– Он видел такого каждое утро в своем зеркале, потому что в нем не было ни грамма отступления. На самом деле, чего он хотел больше всего на свете, так это отомстить Гегемонии, которая отдала его родной мир шонгейри.

Эта решимость в некотором смысле сделала еще более удивительным тот факт, что он не заявил о своих собственных притязаниях на президентство, когда законодательное собрание штата, действуя от имени всех Соединенных Штатов, назначило Хауэлла президентом, а он передал управление штатом вице-губернатору Элвину Фостеру. Конечно, закон на самом деле был бы довольно двусмысленным, даже в случае Джефферса. Закон о переходе должности президента никогда не распространялся за пределы кабинета министров, несмотря на опасения после 11 сентября, но, безусловно, можно утверждать, что у кого-то, избранного на национальный пост, было бы больше прав, чем у кого-то, избранного на пост в штате, если бы он решил отстаивать это.

Джефферс этого не сделал по нескольким причинам, самой важной из которых было то, что он был очень, очень умным парнем. Как он указал, он был избран в конгресс менее чем восемьюстами тысячами человек, в то время как Джадсон Хауэлл был избран губернатором более чем десятью миллионами избирателей. С точки зрения демографии, это был немного более широкий мандат, чем тот, которым пользовался он сам. Хауэлл также был главой единственного функционирующего, уцелевшего правительства штата в стране - не сохранилось больше ничего выше уровня округа, - и Джефферс отказался подставлять ему подножку перед лицом такого экзистенциального кризиса. Кроме того, он был почти на двадцать лет старше Хауэлла, и справиться с разрушениями, которые устроили шонгейри, было работой, требующей энергии молодого человека. И, возможно, что еще более важно - и причина, по которой он согласился стать вице-президентом Хауэлла - заключалась в том, что его согласие на президентство Хауэлла имело бы большое значение для легитимизации этой преемственности, если бы появился какой-нибудь другой сенатор или конгрессмен и решил оспорить это.

Двораку пришлось задаться вопросом, сколько людей в ситуации Джефферса, особенно зная, что новый президент, весьма вероятно, в конечном итоге будет командовать практически всей человеческой расой, могли бы принять такое решение. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что со стороны Джефферса это не было результатом какой-либо моральной трусости, какой-либо потребности уклониться от ответственности.

– Послушай Билла, - сказала теперь Сара Хауэлл, легонько хлопнув мужа по плечу.
– Он всегда был одним из самых умных людей в Вашингтоне.