— Как я понял, плачущая женщина просила указать ей икону Саванели? — спросил я священника. Оперуполномоченный одобрительно посмотрел на меня: он понял значение моего вопроса.

— Да, да, несчастная искала именно эту икону, — священник задумался на мгновение, а потом бросил на меня такой взгляд, словно хотел сказать: молодой человек, теперь и я догадался, что злоумышленников интересовала икона Саванели, а не какая-нибудь другая.

Я решил внимательно осмотреть место происшествия, а потом еще раз допросить Антису.

По словам священника, в собор после вчерашней службы никто из посторонних не заходил. Эту удачу надо было использовать сейчас же, пока не исчезли возможные следы преступников. Я велел оперуполномоченному привести служебную собаку. Правда, в такую слякоть ей вряд ли удалось бы найти что-нибудь на улице, но если она возьмет здесь след и пройдет хотя бы до лестницы, то можно будет узнать направление, в котором скрылись грабители.

Пока уполномоченный подымался по лестнице к выходу, кто-то громко постучал в дверь. Вошел судебный врач, огляделся кругом и, не увидев среди присутствующих убитых, раненых и искалеченных, медленно спустился вниз. Скоро была приведена служебная собака. Проводник с трудом удерживал ее на месте в ожидании моего приказа спустить поводок. Мое внимание привлек подсвечник желтой меди. Массивные медные подсвечники стояли перед каждой иконой, и только перед той гранью колонны, с которой была украдена Сионская богородица, подсвечника не было. Зато метра за два, возле северной стены, один подсвечник стоял отдельно.

— Почему подсвечник стоит поодаль от икон? — спросил я, уверенный, что напал на важную деталь. Монах подтвердил мое предположение:

— Его переставили сюда, чтобы легче было снимать икону.

Я попросил эксперта поискать на меди подсвечника отпечатки пальцев. Потом велел спустить собаку. Едва раздался короткий приказ проводника: «Ищи!» — овчарка опустила морду и, раздувая ноздри, начала было обнюхивать пол. Но сразу подняла голову вверх и фыркнула. Несмотря на все старания, она никак не могла взять след. Что-то мешало ей. Я приказал проводнику увести собаку, а сам опустился на корточки. Ступеньки лестницы и широкая полоса пола, ведущая от входа к юго-западному приделу, были посыпаны мелко накрошенным нюхательным табаком.

— Да-а, партнеры у нас опытные, — проговорил эксперт. — Собаку они вывели из игры. — Он внимательно изучал подсвечник.

Мы вошли в алтарь, стали подробно осматривать каждый уголок. Там, где после ограбления очнулась Антиса, я заметил на полу какой-то маленький клочок бумаги. Это был билет тбилисского трамвая, серия 11-34, номер 249007.

— Кто мог обронить здесь билет? — спросил я.

— Вчера я трамваем никуда не ездил, — торопливо ответил священник. — И вообще я не выбрасываю билетов.

— Я тоже, — коротко сказал монах.

Мы снова вышли в главный зал. Выяснилось, что никто из присутствующих не мог быть обладателем найденного билета. Я спрятал клочок бумаги — первую ниточку из запутанного клубка — себе в портсигар. Эксперт стоял возле подсвечника с таким видом, какой бывает у ребенка, случайно выпустившего птичку из клетки. Я сразу понял, что его поиски оказались безуспешными, но на всякий случай спросил:

— Ничего не нашли?

— Здесь ясно отпечатались все пять пальцев преступника, но... рука была в резиновой перчатке.

Это сообщение подтвердило мысль, что мы имеем дело с опытными и осторожными преступниками. Женщина, притворившаяся верующей, сразу же при входе в храм расспросила про икону богородицы и указала ее грабителям. Значит, их интересовали не золото и серебро драгоценного оклада, а живопись, которая имеет историческую ценность. Но кто у нас в стране мог похитить этот памятник древнего искусства? Как можно использовать его для личного обогащения? Несомненно, корни этого преступления уходят в те страны, где охотники за национальными сокровищами чувствуют себя вольготно и процветают. Мои подозрения окрепли, когда я убедился, что преступление было тщательно продумано и подготовлено, что оно было нацелено на определенную икону. Обычные грабители действуют не так.

Я попросил судебного врача осмотреть сестру Антису.

Мы продолжали с дотошной тщательностью изучать зал, ступеньки лестницы, ручки дверей, но ничего важного для следствия обнаружить не смогли. Только на ручке входной двери явственно оттиснулся след пальца, но и здесь предательская вязь отпечатков была упрятана в резиновую перчатку.

Преступник не может не оставить следов — это аксиома криминалистической науки. Но для того, чтобы эти следы обнаружить, надо долго искать, искать терпеливо и внимательно, — так учили меня мои наставники, когда я осваивал избранную мною специальность. И я нередко повторял эту заповедь своим помощникам. Сегодня я беспрестанно повторял ее про себя и снова и снова обследовал каждую пядь храма. Кажется, уже все было осмотрено. Но пока что безрезультатно. Не было никаких обнадеживающих признаков. Однако я продолжал верить и надеяться, что мы где-то близко от цели.

Верил, потому что вера и убежденность — основные помощники в следственном деле. Надо верить в победу, в то, что ни одно преступление не останется нераскрытым, ни один преступник — без наказания. И я верил. Хотя, если говорить честно, никаких реальных оснований для этого у меня не было.

Я нарочно отгонял мысли о трамвайном билете. Что он мог сказать следствию? Если даже его действительно обронили преступники, мало ли сегодня на рассвете ехало тем же трамваем рабочих и служащих, честных советских тружеников?..