«Если не хитрит, не лицемерит, то, может быть, поможет нам», — подумал Антон и с надеждой взглянул на коменданта.

— Откуда нам было знать, что он такой подлец!

— Вы ведь оставили Туапсе, когда в город ворвались белые, не так ли?

— Да, так.

— Так почему же с вами ехал сюда офицер разведки белых. Он ведь не знал, в чьих руках Сухуми?

— Ворвался на шхуну с револьвером в руках, когда якорь уже подняли и разогревали мотор.

— Что ему надо было?

— Хотел арестовать трех парней, которых приютил и хотел взять с собой Дата.

— Какой Дата?

— Наш шкипер, Дата Букия!

— Это тот, кого ранил этот офицер?

— Да! — Антон с облегчением вздохнул. Слово «ранил» обрадовало его, как может обрадовать человека, измученного жаждой, появление оазиса в пустыне. Этот человек сказал «ранил», а не «убил»! Значит, Дата жив, подумал он и с подъемом продолжал:

— Если б вы знали, уважаемый комендант, какой замечательный человек наш шкипер, какой он добрый!

— Что же было дальше?! Почему Тория не арестовал этих парней? — Сигуа словно хотел дать понять, что его вовсе не интересует шкипер.

— Мы не позволили, разоружили его и связали.

— Связали? — удивился комендант, почти не скрывая удовлетворения.

— Да, связали и оставили на катере. А надо бы выбросить в море! Шкипер пожалел эту собачью душу. Думал, что здесь большевики, и вместе с одеждой сменил ему и фамилию...

— А он так хорошо отплатил ему, не так ли? Видно, наивный человек твой герой. Перечисли-ка мне матросов «Чайки», назови фамилии.

— Фамилии?.. Я, Гергеда, моторист Путкарадзе, по имени Пантэ, Дианоз Ломия и Титико Учана.

— И все?

— Еще Гиго Телия и наш шкипер Дата Букия.

— Остальные, эти три парня, только случайные спутники и не имеют с вами ничего общего?

— Ничего общего!

Комендант извлек из ящика стола бумагу, переспросил имена и стал писать.

Исписал страницу до половины, протянул Антону и холодно сказал:

— Подпишись!

— Что тут написано, господин комендант? — спросил Антон и взял ручку.

— Что эти парни ничего общего с вами не имеют и вы их даже не знаете.

Антон кивнул головой в знак согласия и подписался.

Сигуа сунул бумагу в ящик. Потом, довольный, прислонился к спинке стула и будто между прочим спросил:

— Интересно, что нужно было Тория от этих ребят?

— Кто его знает? В пути я с ними не беседовал. Наш шкипер допросил Тория и одного из парней, но что они рассказали, не знаю.

— Тория ничего не говорил о парнях. Будто вовсе не интересуется их судьбой. Значит, всего пять матросов, так?

— Почему пять? Ведь шестой Дата, наш шкипер! — побледнел Антон.

— Знаю, что шкипер шестой, но он — не в моем ведении.

Антон вопросительно посмотрел на Сигуа.

— Разве ты не знаешь, где может быть раненый человек? — Комендант улыбнулся.

— Где?

— В больнице, конечно. Ты не о шкипере думай, думай о себе, — сказал он грубовато и, взяв со стола звонок, позвонил. — Сейчас я тебя пошлю в камеру. Когда нужно будет, вызову.

В дверях снова показался верзила.

— Поместите его в первую камеру, — приказал Сигуа, раскрыл толстую тетрадь и записал имя и фамилию заключенного.

Когда Тория с револьвером в руках ворвался на палубу «Чайки», Мария мысленно поставила на своей жизни крест. Но, увидев, что он разоружен моряками, почувствовала облегчение: «Значит, и у меня есть счастье». И потом, когда «Чайка» взяла курс на юг, а избитый, притихший Тория прилег на палубе, еще раз убедилась, что на свете остались еще добрые люди. Если б не видела она все своими глазами, никогда бы не поверила, что грузинские моряки поддержат незнакомых кубанских парней, а своего земляка разоружат и изобьют. Вот народ! Добрый и справедливый!

А шкипер! Мужественный, храбрый, красивый. Громовой голос, сверкающие, как звезды, голубые глаза, высокий лоб, черные вьющиеся волосы. И душа, видно, у него тоже хорошая.

Мария чувствовала себя счастливейшей из смертных, когда утром проснулась в каюте.

Как было бы хорошо, если бы она могла открыться ему, рассказать все о себе, да раз не удалось, не успела сказать, пусть все думают, что она — парень, Саша Тарасенко. Если только этот проклятый Георгий Тория не выдаст ее... А если ее арестуют? Что тогда делать?! Если даже можно будет убежать, она все равно никуда не уйдет, никуда, пока Дата в опасности и нуждается в помощи. «Итак, я опять Саша, до тех пор, пока не выполню все, что задумала».