До этого она, как и я, разглядывала багровые холмы вдалеке, а теперь повернулась ко мне, щурясь от безжалостного солнца. У неё уже немного обгорело лицо.

— Я пришла сюда не для того, чтобы рассуждать обо мне и моей карьере, — продолжала она. — И даже не для того, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты сделала. Я хотела было, но все бросились меня отговаривать, мол, Хилди не любит подобных вещей, так что не буду. А пришла я потому, что беспокоюсь о тебе. Все о тебе беспокоятся.

— Кто это, все?

— Это все. Все сотрудники отдела новостей. Даже Уолтер, хоть он никогда в этом не признается. Он сказал, чтобы я попросила тебя вернуться. Я ответила, пусть просит сам. Впрочем, могу передать его предложение, если тебе интересно…

— Ни капельки.

— Я так ему и сказала. Не буду пытаться одурачить тебя, Хилди. Ты никогда не сближалась с людьми, с которыми работала, так что, наверное, не знаешь, как они к тебе относятся. Не скажу, что они любят тебя, но уважают, очень уважают. Я говорила с кучей народа, и все признают твою щедрость и то, что ты всегда была с ними великодушна и честна. Ну, насколько тебе позволяла работа.

— Каждому из них я хотя бы один раз вонзила нож в спину.

— Они не считают, что это так. Спору нет, ты побила их во многих историях, но они чувствуют: это потому, что ты хороший журналист. О, конечно, все знают, что ты жулишь в карты…

— Как сказано, а!

— …но никто никогда не смог тебя уличить, и, думаю, они даже восхищаются тобой. За то, что ты так хорошо это умеешь.

— Подлая клевета, от первого до последнего слова.

— Какая разница. Я обещала себе, что долго не задержусь, так что сейчас просто скажу то, что пришла сказать. Не знаю, что именно случилось, но я увидела, как непросто тебе было прийти в себя после смерти Сильвио. Если ты когда-нибудь захочешь поговорить об этом, ни в коем случае не на камеру, я с радостью тебя выслушаю. Я была бы рада сделать для тебя всё что угодно.

Она вздохнула и на мгновение отвернулась, затем продолжала, снова глядя мне в глаза:

— Я правда не знаю, есть ли у тебя друзья, Хилди. Часть себя ты скрываешь ото всех. Но у меня друзья есть, и они нужны мне. Я считаю тебя своим другом. Друзья могут помочь, когда бывает совсем плохо. Так вот, я хотела сказать, если тебе когда-нибудь понадобится друг, просто позови меня. В любое время.

Я не хотела этого, но что тут поделаешь, что скажешь? Горячий ком подкатил мне к горлу. Я попыталась заговорить, но поняла: если начну, выльется слишком много лишнего, того, чего Бренде не нужно знать обо мне, и не думаю, что она захочет это знать.

Она похлопала меня по колену и стала было спускаться с крыши. Я поймала её за руку, втащила обратно и поцеловала в губы. Много дней я не чувствовала иного человеческого запаха, кроме моего собственного пота — и вот впервые ощутила аромат другого человека. Бренда пахла теми же духами, какие были у меня в день, когда мы похитили Верховного Перцера.

Она была бы счастлива зайти и дальше, но знала, что я на это не пойду и нам обеим это известно. И понимала, что я всего лишь хотела поблагодарить её за заботу, за её приход. Так что ничего не произошло. Бренда спустилась с крыши и устремилась к городу. Она обернулась только один раз, улыбнулась и помахала мне.

А я принялась яростно трудиться, работала весь день и продолжала вечером, и даже ночью, пока не стало слишком темно, чтобы разглядеть, что я делаю.

На следующий день явилась Крикет. Я снова возилась на крыше.

— А ну слазь с этой лачуги, кляча! — проорала посетительница. — Планетка чересчур тесна для нас обеих.

Она прицелилась в меня из хромированного шестизарядника и спустила курок. Из ствола выскочил флажок. Он развернулся, и я прочла: "ПИФ-ПАФ!". Крикет смотала флажок и вернула оружие в кобуру на бедре, а я спустилась по лесенке, мысленно благодаря гостью за повод устроить передышку. Дневная жара достигла апогея, я давно скинула рубашку, но всё равно была мокрой, будто только что из душа.

— Тот чувак в баре сказал, мол, от этой штуки даже гремучие змеи выскакивают из шкур, — сообщила Крикет, показывая бутыль с коричневой жидкостью. — Я ответила, что как раз для этого она мне и нужна.

Я протянула ей руку. Она сердито зыркнула, но ответила рукопожатием. Она была упакована с головы до ног в гротескный костюм героев вестернов, от белой ковбойской шляпы "Стетсон" и до сапог из кожи ящерицы, на высоком каблуке, усеянных множеством жемчужных пуговок вперемежку с кожаной бахромой. Казалось, она вот-вот выхватит из-за спины гитару и разразится руладами из "Прохладной воды" [55] . Довершали странный наряд элегантные светлые усики.

Крикет налила мне выпить, а я заметила:

— Терпеть не могу сборную солянку.

— Я тоже, — призналась она. — Я, как ты, не сторонница смешения стилей. Но дочка подарила мне эти усы на день рождения, так что я решила, надо бы поносить их несколько недель, пусть ей будет приятно.

— Не знала, что у тебя есть дочь.

— Ты многого обо мне не знаешь. Она сейчас в том возрасте, когда начинают впервые задумываться о половой принадлежности. Мать одной из её подруг недавно сменила пол, и теперь Лайза твердит мне, что ей хочется, чтобы я немного побыла папой. И, чёрт побери, усы подходят к этим манаткам.