Шрифт:
Горем протянул ладонь и сжал плечо Сергея в знак поддержки. Они прошли войну, но еще никогда Сергей не нуждался в поддержке так, как сейчас.
Юля плохо помнила, что происходило в следующие двадцать четыре часа с того момента, как она увидела своего мужа лежащего в луже крови на асфальте. В воспоминании мелькали лица Максима и Сергея, какие-то звонки и переезды. Она пыталась следить за происходищим, но мозг отказывался принимать и обрабатывать информацию. Девушка постоянно отключалась, но тут же вскакивала с криком, ведь стоило ей прикрыть глаза, она снова и снова видела искореженное тело Доронина. Сережа в такие моменты крепко стискивал её в объятьях и обещал, что все будет хорошо, но Юля лишь отбивалась и кричала, что хорошо уже ничего не будет.
После очередной горсти таблеток, что её заставили проглотить, её ад усилился, ведь она увязла в своем кошмаре и не могла проснуться. Во сне она снова оказывалась на вокзале, но как бы не старалась, никак не могла предупредить Дениса. Девушка пробовала тысячи, миллионы вариантов, но все равно проигрывала. Она раз за разом опаздывала и он погибал.
Сережа вел машину, то и дело поглядывая в зеркало дальнего вида на беспокойно крутящуюся на заднем сиденье Юлю. Она стонала и что-то бесвязно шептала во сне, но как бы Сергей не пытался, он не мог разобрать её слов. Горем, сидящий справа от него, обернулся и поправил одеяло, которое она успела с себя скинуть. Несмотря на стоящую июньскую жару, девушка была холодной, словно ледышка и её не переставало трусить.
— Может стоило её оставить в столице? — спросил Макс, вновь поварачиваясь к дороге.
Он вел машину практически весь путь от столицы и они лишь несколько часов назад поменялись, чтобы Горем мог отдохнуть.
— Сокол бы забрал её, пока меня нет в городе, — отстраненно покачал головой Метеля. — К тому же она не простит, если пропустит похороны. Она имеет право попрощаться.
Горем снова обернулся к Юле, которая заворочалась во сне.
— Знаешь, мы не смогли попрощаться с родными тогда, в детстве, — неожиданно для самого себя признался Сергей. — Хуже всего было в первые полгода, когда она почти каждый день утром просыпалась и бежала ко мне. Спрашивала всего одну фразу — не приснилось ли ей все? И мне приходилось каждый день рушить её надежды. Это было хуже всего: видеть, как потухает её взгляд.
Горем тяжело вздохнул, качая головой. Он уже успел привыкнуть к этой симпотичной блондиночке. Ему нравилось, как светились яркой зеленью её глаза, когда она радовалась. Как появлялась ямка на её щеке, когда она лукаво улыбалась. Он привык видеть её жизнерадостной и окрыленной. Даже в моменты грусти и тоски она всегда старалась держаться оптимизма, никогда не унывала. Мужчине было практически физически больно от вида Юли в таком состоянии. Макс даже представить не мог, что в такие моменты чувствовал сам Сережа.
Как он вообще на ногах держался, учитывая, что за последние двое суток проспал всего часа четыре? Мужчина пытался заставить его поспать еще немного, пока он вел машину, но Сережа все равно просыпался каждый раз, стоило Юли шевельнуться, поэтому не было никакого смысла мучить их обоих. Горем облокотился на спинку сиденья и прикрыл глаза. Ему нужно было отдохнуть, поскольку он понимал, что следующие сутки будут не из легких. Его не будет на похоронах в деревне, но он обещал Сергею закрыть все дела Дениса в городе, чтобы у его родителей не возникло проблем. Горем не знал, чем именно занимался парень, но учитывая все то, что его попросил сделать Метеля, он был глубоко повязан к криминале. Впрочем, как и все они, чего уж тут скрывать.
Как бы быстро не ехал Сережа, они едва успели на похороны в уговоренное время. Вся деревня собралась на небольшом кладбище на окраине, но это было неудивительно, ведь за все время их жизни здесь еще ни разу не приходилось хоронить молодых. Бывали старики, но чтоб двадцатилетний парень…
Неудивительно, что когда черный джип остановился неподалеку от специального автомобиля, перевозившего Дениса, взгляды всех жителей устремились к ним. Сережа вышел первым, когда увидел, как мать и отец Доронина подошли к машине с его телом. Поровнявшись с ними, Метельский взглянул на тело друга. Сотрудники морга хорошо поработали — тело выглядело не так страшно, как тогда на асфальте. А учитывая, что перевозили его в специальной холодильной камере, запаха практически не было.
Но как бы хорошо обученные люди не старались, Денис все равно не выглядел спящим. Тетя Оксана припала к гробу сына, причитая и рыдая взахлеб. Дядя Олег пытался поддерживать её за плечи, но сам едва держался на ногах. Пришедшие на похороны люди начали подходить поближе, чтобы попрощаться с мальчиком, которого все любили. Сережа слышал, что люди перешептывались между собой. Они знали об аварии и ожидали увидеть более чудовищную картину. На самом деле Сережа и сам подумывал о том, чтобы хоронить друга под закрытой крышкой, но он понимал, что родители не заслужили такого. Именно поэтому он организовал бальзамирование и прочие процедуры.
Когда за его спиной щелкнул замок дверцы джипа, Сережа оглянулся. Бледная, с красными глазами и спутавшимися волосами, Юля стояла у машины, прислонившись к ней всем весом. Держащий её под руку Максим что-то говорил, слегка наклонив лицо к её уху, но она кажется вовсе не слышала его. Её взгляд был устремлен к гробу, что вытащили на улицу и установили на два табурета, чтобы люди могли попрощаться. Она смотрела на лицо мужа и не видела ничего вокруг. Немного сдвинувшись с места, Сережа загородил ей обзор. Ему не хотелось, чтобы она запомнила Дениса таким. Пусть лучше помнит его милым, верным, преданным мужем. Человеком, что обнимал её и целовал. Что дарил ей подарки, смотрел, как она танцует. Покупал ей мороженое и водил на атракционы. Сережа так злился на Дениса с момента своего возвращения, но теперь, видя какую боль его потеря принесла Юле, он проклинал себя за эгоизм. Да он бы лучше до конца своей жизни мучился, наблюдая из далека на её счастье, чем заставил бы её пройти через всю эту боль.