Шрифт:
20 мая 1979 года – вот что там значилось в этом ублюдочном календаре крайне низкого полиграфического качества!
На меня снизошло ледяное спокойствие. Раз я допился и сбрендил, и сейчас нахожусь в Макановическом психоневрологическом диспансере под капельницами, в отключке, то время стоит провести с пользой. В конце концов, мне и во сне иногда удавалось управлять ходом событий – правда, недолго! Почему бы не вжиться в шкуру рожденного воспаленным рассудком виртуального персонажа – Германа Викторовича Белозора? Что там говорила Арина Петровна с загорелыми ножками? Планерка? Сходим и на планерку…
Я вышел из кабинета и направился в мужской туалет. Планировка редакции за пятьдесят лет не изменилась, а вот интерьеры очень даже. Особенно бесила криво наляпанная штукатурка, с такими выступающими застывшими каплями, об которые запросто можно стереть кожу в кровь. Сантехника меня уже не удивила: обычный кран с барашками, на которых были отколупаны красная и синяя пластмассовые нашлепки и виднелись крышечки болтиков. Горячей воды у нас не текло и в двадцать первом веке, так что смысл этих нашлепок и вправду терялся. А вот бачок туалета был задран чуть ли не под самый потолок, и слив управлялся куском шпагата с какой-то металлической загогулиной, привязанной на конце.
Поплескавшись в раковине под краном и напившись воды, я еще раз глянул в зеркало: треснутое, маленькое и мутное, и подивился реалистичности сна: даже капельки стекают по морде, как настоящие! Фантастика!
В дверь туалета начали ломиться, я отодвинул шпингалет и столкнулся нос к носу с невысоким черноволосым и голубоглазым мужчиной лет сорока. «Даниил Давидович Шкловский, отдел сельской жизни…» – услужливо подсказала память баском Белозора.
– Ну, енот-полоскун! – сказал Даня. – Плохо выглядишь, Гера… Про планерку не забыл?
Забудешь тут! Я молча отсалютовал ему кулаком, мол, «но пасаран», и отправился в кабинет за материалом по фанерному производству. Скорее всего, Арина Петровна имела в виду именно это, когда говорила о ПДО. Градообразующее предприятие, однако! Флагман лесопромышленного комплекса области и всё такое. А сейчас им руководит… Волков! Василий Николаевич Волков! А через лет пятнадцать он займет пост председателя горсовета…
Я с ужасом себя одернул – это что значит: сейчас? Нет никакого сейчас, есть сон, очень реалистичный… Заливают меня сейчас навязчивые люди в белых халатах всякими мельдониями, промедолами и фенибутами, или что там вкалывают от белой горячки, и проснусь я в неприятных стенах с кафельной плиткой. Я заметку про Макановический диспансер писал – знаю, о чем говорю…
В приемной сидела хмурая молодая женщина со сложной прической. Она осуждающе глянула на меня и поцокала языком. Дверь в кабинет главного редактора была открыта, но я специально задержался, чтобы глянуть табличку и не опростоволоситься.
Главным редактором единственного и неповторимого печатного органа родного Дубровицкого района на данный момент был некто Сергей Игоревич Рубан. Видимо, это он и восседал за громоздким письменным столом на фоне переходящего красного знамени, которое, как снова подсказала память, наша редакция отобрала у конкурентов – мозырской «Новой жизни». С обеих сторон от знамени висели портреты: Леонида Ильича Брежнева и Петра Мироновича Машерова. Вот такой у нас, оказывается, ярко выраженный местечковый патриотизм, однако!
Вся стена была сплошь увешана почетными грамотами и дипломами – говорю же, быть на хорошем счету – это у нашей редакции такая традиция… Что во сне, что в реальности.
– Герман Викторович, вам нехорошо? – вежливо поинтересовался шеф и подозрительно принюхался. – Присаживайтесь, не стесняйтесь.
Конечно, единственное свободное место было рядом с Ариной свет Петровной, которая демонстративно отвернулась:
– Даже не дыши в мою сторону, слышишь? – прошипела она.
Ишь, какая цаца! Я ощутил приятный запах ее духов – и где только взяла, в эпоху-то нарастающего дефицита? И вдруг меня будто током ударило: запах во сне! Какой, к еб… матери, во сне может быть запах?
Глава 2, в которой всё не так плохо
– Гера, останьтесь, – сказал шеф, когда планерка окончилась и раздача слонов состоялась.
Я остался, пытаясь держать лицо. Сергей Игоревич строго блестел на меня стеклами очков в роговой оправе.
– Считайте, что сегодня у вас отгул. Материал вы сдаёте? Давайте его сюда, Арине Петровне, как вычитаю – отнесу… Всё, Гера, пойдите домой, приведите себя в порядок, отдохните, на речку сходите, вон какой разлив в этом году красивый… Нужно жить и работать дальше. Вы меня поняли?
Мне пришлось кивнуть, хотя я ни черта не понял.
– И вот вам совет – с большевистской прямотой: вам нужно жениться. Присмотритесь хоть в редакции – у нас тут есть незамужние девчата! – На сей раз стекла очков заблестели игриво. Вот уж седина в бороду! – Не девчата – огонек! А муза ваша театральная – ну ее, ей-богу, она вам только голову морочит!
Я даже удивился, когда при упоминании некой театральной музы щеки Геры-меня вдруг загорелись. Он что, влюбленный? Ну не-е-ет, этого паскудства мне и даром не надь, и за деньги не надь. Будем избавляться! Влюбленность, в отличие от любви, состояние физиологическое, основанное на биохимии, и потому справиться с ним возможно.