–  У тебя на уме одни дурачества! - улыбнулся в ответ сержант. Собирайся, Храстецкий, пойдешь с Цыганом патрулировать! В одиннадцать тридцать ты найдешь нас у перекрестка дорог.

Чтобы обойти указанный им участок, времени у них было вполне достаточно. Они подолгу сидели на пнях, особенно над большой вырубкой, откуда открывался замечательный вид на долину. Спустившись к ручью, наблюдали за форелью. Цыган не удержался: разделся, передал автомат Храстецкому и принялся ловить форель старым браконьерским способом. Вода была ледяной, но, . несмотря на это, очень скоро Храстецкий уже нес на срезанной им рогатке восемь замечательных больших форелей. В притоке ручья Цыган поймал еще трех рыб и, весь посиневший, вылез из воды. Взяв рогатку, прикинул вес своей добычи.

–  Ну, что скажешь? Вот это рыба так рыба! Как-нибудь придем с удочкой и засядем у омута. Ярда приготовит их в масле, с тмином, - радостно предвкушал он, торопливо одеваясь. - Потом еще выжать на них лимон...

–  Где ты возьмешь лимон, скажи на милость? Да ты вообще-то видал его когда-нибудь?

–  Когда был мальчишкой. Вот увидишь, получится здорово.

–  Ребята уже идут, - сказал Храстецкий, взглянув на долину.

На заставе у них был гость: приехал Содома, их главный начальник из Тахова. Он побывал с Пачесом на границе, прошел по участку, а под вечер побеседовал с личным составом. Его спрашивали главным образом о зимнем обмундировании: будет ли оно вообще, и если будет, то когда. Содома сказал, что все эти проблемы скоро будут решены. Он похвалил их за хорошую службу, прежде всего во время выселения немцев, и рассказал о положении на других заставах. Говорил он быстро и энергично, строго требовал во всем соблюдать порядок и обращал внимание на каждую мелочь. Держался Содома прямо, носил жандармскую форму и высокие сапоги. У него был чин старшего вахмистра, когда-то он служил в пражской полиции. В общем, был хорошим солдатом и знатоком своего дела. Когда он с Пачесом отправился на станцию КНБ, дежурный, по старому доброму обычаю, позвонил Зиме, чтобы Содома не застал того врасплох. Однако старому волку Зиме это было нипочем: Содома не считался его начальником, да и вообще, кроме своей жены, Зима не боялся никого на свете...

Едва уехал Содома, как появился сержант - просвет-работник. Они, наверное, даже встретились по дороге. Сержант приехал не на машине, а на старом дребезжащем велосипеде без заднего щитка, звонка, фонарика и ручного тормоза. Бросив велосипед в канаву, он устремился к Славе Хлоупеку: они были знакомы еще по ударному батальону в Усти.

–  Что посеешь, то пожнешь, - рассмеялся Хлоупек, увидев, как обращается сержант со своим велосипедом.

–  Славек, я только доложу о своем прибытии и сразу же вернусь, пообещал сержант и исчез в здании.

–  Ну, посыпались один за другим, - проворчал Храстецкий.

–  Между прочим, Вашек - мировой парень, - вступился за сержанта Лейтера Хлоупек. - Ты его еще узнаешь. Отлично играет в футбол, и башка у него варит.

–  У Ножички велосипед лучше, и сам он такой хороший, что его нам вполне достаточно! - рассмеялся Цыган.

Просветработник собрал их на лужайке перед домом. Они говорили о Союзе чешской молодежи, о бригадах помощи деревне, о новых фильмах, политических событиях в Праге и пограничных районах, о работе КПЧ. Лейтер внимательно присматривался к каждому, как бы оценивая. Хлоупек, заметив это, сказал:

–  Это, Вацлав, мое отделение. Ребята все что надо, с гарантией.

–  Хорошо, - улыбнулся сержант. - Я должен знать, с кем говорю, потому что нам, товарищи, предстоит много работы.

К старшим по званию ребята в соответствии с уставом обращались "пан", слово "товарищи" было для них непривычным, но очень им понравилось.

–  Буду говорить откровенно, - продолжал политработник. - Теперь уже совершенно очевидно, что нашей партии придется вести решительную борьбу за республику. От других партий добра не жди, они все смотрят на Запад. А какая свистопляска поднялась вокруг национализации! Вы все из рабочих. Выступайте открыто против наших врагов. Я имею в виду прежде всего членов национально-социалистической партии. Что ни таможенник, то национальный социалист.

Когда к ним стали подходить бойцы из других отделений, заинтересовавшиеся тем, что тут происходит, Хлоупек предостерегающе подмигнул Лейтеру. Тот умолк, а когда подошли Барак и Гофман, завел речь о том, что надо как можно скорее организовать библиотеку, так как зимой иначе будет скучно. Потом Лейтер поговорил с глазу на глаз с Хлоупеком и отправился на своем драндулете к соседней заставе Три Креста.

После ужина Храстецкий, Цыган и Стромек пошли к Благоутам. Эта семья им очень понравилась при первой же встрече. Те сердечно приветствовали их и усадили за стол в кухне. Затем Благоутова, не слушая никаких возражений, провела их по всему дому. Они шли за ней в носках, потому что всюду царили образцовая чистота и порядок. Из дочерей дома была лишь самая старшая. Она хлопотала у плиты и в разговор не вступала.

–  Знаете, ребята, сколько в хозяйстве работы? За день так набегаешься, ой-ой!

–  Охотно верим, тетя, - поддержал ее Цыган. Это обращение хозяйка приняла как само собой разумеющееся и, предложив им теплых лепешек с маком, пододвинула кувшин с молоком.

–  Не откажемся. Наш Ярда приготовил такой ужин, что и есть нельзя, но мы пришли не за этим, - оправдывался Цыган.

Вскоре пришел и Роубик. Он не хотел сначала заходить в дом, его пришлось долго уговаривать. Благоут сидел на цветастой кушетке и полировал валторну. Это был настоящий музыкант. Играл он с юных лет и в армии, в годы первой мировой войны, служил в оркестре.

–  Да, посмотрели бы вы, каким молодцом был наш отец! Сегодня у него так уж не получается, а, бывало, танцующие замирали, когда он начинал соло на своей трубе.

Благоут умел играть на всех духовых инструментах, но больше всего любил кларнет. Учился он у своего отца, старого музыканта, а потом с оркестром побывал во всех странах Западной Европы, выступал в концертах для прогуливающейся публики в парижских парках и на всесокольских слетах{7}, на балах и в винных погребках.

–  Да, многое мне пришлось испытать, - вздохнул он. - Война застала наш оркестр как раз во Франции. Приехали мы туда подзаработать, а кончилось дело лаге рем. Жена осталась дома одна с четырьмя детьми.