Парни столпились возле могилы, пытаясь прочесть буквы, «…тинин Ива… Михаил…» — медленно выговорил Валерий, вглядываясь в едва понятные знаки. Стоявший рядом сержант Маслов сказал тихо:

— Никто не наведывается… А лежит наш брат — солдат…

И словно обрели особое — от сердца — видение, впервые, может быть, по-настоящему понимая, какой ценой заплачено за их право спокойно ступать по мягкой, высокой траве, зеленой и нежной, слушать тихий шелест берез и, подставив лицо огромному теплому солнцу, всей грудью вдыхать сладкий воздух родной земли!…

А справа и слева от этой могилы виднелись ещё холмики, и над каждым в надписи последняя цифра стояла одна — «1941».

На комсомольском собрании, организованном в тот же вечер, Мелех предложил соорудить памятник безвестным воинам, похороненным в лесу.

— Только — не в лесу, а в селе, на самом видном месте! — сказал секретарь комитета комсомола части. — И построим его из сэкономленных материалов в свободное от работы время!

«Да-а… Имели полное право сказать тогда: «молодо — не зелено», — подумал Валерий.

Из самых лучших, самых достойных создали специальную группу. А в их бригадах товарищи, заменившие ушедших на сооружение памятника, давали за смену двойную норму. Если нужно было идти в наряд, обращались к старшине: «Мы пойдем вместо него…» И это после напряженнейшего трудового дня, когда казалось — и сил-то хватит лишь на то, чтобы добраться до койки!

…Валерию тогда досталось, пожалуй, самое сложное задание: вместе с работниками военкомата, сельсовета и красными следопытами устанавливать имена погибших. Опыта в этой работе ни у кого из них не было. Валерий нередко просто терялся, когда на одного и того же человека приходило несколько документов с различными датами его рождения и гибели, различным написанием имени или отчества, а то и фамилии. Писем, запросов написал он сотни…

В большом и казавшемся из-за этого пустым цехе шел ремонт. Под высокими сводами гулял ветер, от каменных стен веяло ледяным холодом. В одном из дальних углов несколько военных строителей обкладывали кирпичом фундамент, монтировали трубы.

Валерий постоял возле работающих, засунув замерзшие руки в карманы пальто. На улице послышался шум подъехавших машин: привезли гравий.

Бульдозер, почти под прямым углом взобравшийся на высокую гору гравия, сгребал его, передвигал, выравнивая гору. Мелкий ровный гравий легко подчинялся тяжелой машине.

…В шестьдесят пятом такой же мелкой и ровной они стремились сделать мраморную крошку.

Цех был не приспособлен для изготовления памятников. Но комсомольцев ведь не зря иногда называют «орлиным племенем»: высмотрели, вызнали, что недалеко от расположения части находится архитектурная мастерская. Помчались туда. Им разрешили взять осколки мрамора; оказывается, из мраморной крошки можно изготавливать плиты и блоки. Никаких особых приспособлений у военных строителей не было. Вручную, тяжелым молотом, разбивали осколки мрамора, затем дроблёнку просеивали сквозь металлические сетки. А когда стали формировать блоки, выяснилось, что для их шлифовки не подходит имеющийся в части шлифовальный станок. Вот тогда-то Мелех и попросил перевести его на шлифовку вручную. «Это же адский труд, — сказал кто-то из командиров. — Он применяется лишь в исключительных случаях». «Сооружение памятника погибшим и есть исключительный случай», — ответил Мелех.

Целыми днями он стоял в воде, сдерживая напор вибрации, осыпаемый мириадами солнечных капель.

— Тяжело? — спросил его кто-то из товарищей.

— А им было легко?! — ответил он.

Тот, первый, памятник-обелиск получился высотой всего в три с половиной метра, да и его пришлось переделывать: никак не помещался в кузове полуторки. Нелегко давался опыт.

Все в части знают, что Валерий Мелех — человек сдержанный, серьезный, нетороплив в движениях, несловоохотлив. Особенно сдержан на похвалу. И вдруг однажды сказал командиру:

— Есть у меня один друг, Анатолий. В строительном управлении работает. Мы с ним вместе со дня призыва. Парень надежный из надежных.

…«Со дня призыва».

Анатолий приехал в часть — худенький, быстрый, живой и жутко дисциплинированный. Его направили на курсы младших командиров. Вскоре вернулся в часть старшим сержантом.

Вместе с другом Валерий копал яму под фундамент второго памятника — в селе Бузланово Красногорского района.

Декабрь. Холод. Земля промерзшая.

— И тридцати домов, наверное, не наберется в деревне, а погибло шестьдесят человек! — сказал тогда Анатолий. Валерий так же молча продолжал долбить землю. Но почему-то вспомнилось ему, что отец, воевавший в сорок первом под Москвой, прошедший всю войну, казалось бы, закаленный человек, когда смотрел по телевизору кинофильм «Огненная дуга», вдруг потерял сознание.

Отец… Подполковник запаса. Мальчишкой Валерий любил сидеть у него на коленях, слушать рассказы о войне. На всю жизнь запомнил его слова: «То, что сделал наш народ в Отечественную, никогда не забудется. Как Бородино!»

Может, именно слова отца побудили Валерия взяться за создание проектов следующих памятников, участвовать в их изготовлении и установке, а впоследствии стать руководителем всех производственных работ по сооружению обелисков. А может, те звенящие ребячьи голоса, усиленные динамиками, что разносили над тысячной толпой, собравшейся в Хворостинине на открытие памятника, слова знаменитого «Реквиема»: «Вспомним всех поименно, горем вспомним своим… Это нужно — не мёртвым! Это надо — живым!»