Старейшина Мирил видел, что творится с сыном, но полагал, что разговаривать с ним еще рано. Мальчишка же…

Глупый, бестолковый мальчишка, как и все его приятели. Все им кажется, что они сейчас одной левой дракона за хвост, одной правой крейсер об метеорит, что ногой махнут – ша-эмо разлетятся…

И думают они, что бессмертны, и не понимают ничего ни о своей, ни о чужой жизни.

Нет, не понимают…

А она короткая, конечная. И сам пропадешь, и друзей подведешь.

Старейшина Мирил знал, что дерево может погибнуть. Но тогда из семян поднимется новый лес.

А как быть, если выжигают семена? Вот этих? Молодых, зеленую поросль? То-то и оно…

Пусть Элран подумает еще. Умнее будет. Но если вопрос был задан…

– Пап, зачем она приходила?

– Она нашла для нас новый мир. Но пока молчи об этом.

Врать сыну старейшина не хотел. Да и нет в этом ничего секретного. Как Мирил и предполагал, сын аж подпрыгнул.

– Новый мир?! Пустой?!

– Нет. Там живут лю-ди. Че-ло-ве-ки.

– Ша-эмо?

– Королева сказала, что нет. Они похожи, но лучше…

– Такие бывают? – засомневался Элран.

Мирил отметил, что размышления пошли сыночку на пользу. Уже не рубит сплеча. Уже спрашивает, думает, пытается что-то узнать, уточнить…

– Они тоже отравлены техникой. Но у них есть Лес. И они пытаются его беречь.

Элран кивнул.

Ага… видимо, и так бывает. Когда на распутье? Между даэрте и ша-эмо?

– А мы там… нас примут?

– Королева не поведет нас в неизвестность. И на смерть не поведет.

Элран помялся. И спросить хотелось, и совесть не позволяла. Старейшина только улыбнулся.

– Если выздоровеешь – отправишься в первой волне. Понял?

И, увидев, какими огнями вспыхнули глаза сына, подумал, что все правильно. Элран чувствует вину за смерть Шавеля. Оставить его сейчас себя поедом есть?

Так и скушает, не подавится. Совесть – она хуже короеда источит.

А в другом мире, в центре событий, он и при деле окажется, и как бы вину перед другом искупать станет… все правильно. Выздоравливай, сынок. И – вперед.

Родители ведь не будут детей при себе держать неотрывно. Но подстраховать?

Это святое.

Оляшка чувствовала себя странно.

Впервые она была полностью трезвой. За столько-то лет!

Непонятное ощущение. Неприятное?

Не понять…

Денег у нее закономерно не было, в автобус ее не пустили – пахла она так, что голуби за три метра разлетались, а уж эти «короли помоек» к любым запахам привыкли. Оставалось идти пешком.

А это долго…

Барск город немаленький, да еще таежный, и расстояния там соответствующие. Из одного квартала в другой можно часа два идти, если ножками. А Оляшке не один квартал нужен был.

Да и…

Салея убрала удовольствие от алкоголя. Но лечить последствия его приема она и не подумала.

А зачем? Вот просто не пришло в голову, да и сил на это нужно больше, и времени, и… зачем?

Лечат тех, кому это надо. А если человек продолжит себя разрушать, стоит ли ему помогать? Пусть сначала докажет, что он нормальный!

Так что у Оли болело все. От ног до ушей.

Отдохнуть, что ли, вот на остановке? Она и пустая почти, сидит на скамеечке малявка, книжку читает. Явно же школьница, может, ей лет десять или около того. Забавная такая, со светлыми косичками и в красной курточке.

Никакого умиления у Оляшки не возникло. И с дочкой она эту школьницу никак не соотнесла. Если уж вспоминать, Таня для нее всегда была обузой. Надоедой.

Помехой, которая не давала устроить свою жизнь так, как нравится.

Маркером – ей уже не семнадцать! У семнадцатилетней девушки не может быть подросшей дочери…

Тошно, скучно, тоскливо…

Таню она не любила.

Но это ж дочь! И родную мать она не выгонит! Обязана помочь! Оля вот не сдала ее в приют, кормила-поила, одевала, крышу над головой дала… чего еще надо? Вот пусть дочка и заплатит добром за добро!

Ноги гудели.

Оля смотрела по сторонам, ожидая, когда снова сможет встать и пойти. Возможно, потому она его и заметила.

Что уж случилось с водителем маршрутки? Она не знала. Только за стеклом никого не было, а маленький белый фургончик ехал прямиком на остановку и тормозить не собирался.

И…

Заденет и ее, и девчонку.

Не увернуться. Не удрать.

Только вот думала об этом Оля, уже летя к девочке в таком великолепном прыжке, которого и Лев Яшин не постыдился бы.