Я почему-то подумала, что он сейчас вгонит мне член в рот. Но ошиблась. К сожалению.

– Не шевелись, – велел Женя, сильнее сдавливая мои руки.

В этот момент я поняла, что мы не одни в спальне. Распахнув глаза, я увидела Анатолия с другой стороны кровати. Крик родился у меня в горле, но вылететь не успел, потому что Женя ловко перекинул мои запястья в одну руку, а другой зажал мне рот.

– Не надо кричать, Саш, – заговорил он убийственно спокойным и тихим голосом. – И дергаться тоже не надо.

Его приказ лег в благодатную почву. Я никогда не кричала, когда отчим поднимал на меня руку. Моей реакцией всегда было оцепенение. Как у мелких грызунов, которые притворяются мертвыми при нападении хищника. Вот и в этот раз я ощутила невидимые ледяные путы, которые сковали мое обнаженное тело.

Хотелось зажмуриться, но мои глаза не закрывались. Я смотрела, как Анатолий раздевается, ощупывая меня при этом своим фирменным плотоядным взглядом. Я не хотела смотреть на него, но не смотреть тоже не могла.

Рыдание рождалось в животе и трясло меня изнутри. Совершенно ужасно при этом ощущались Женины поцелуи на лице и ядовито нежный голос мужа:

– Будешь тихой, хорошо? Я сейчас уберу руку, и ты не станешь орать, как одержимая. Угу? Сама знаешь, в доме никого нет. Бессмысленно шуметь тут на нас.

Смысл слов проникал в меня как будто не через слух, а впитывался кожей. Она горела, словно от яда, которым меня заботливо натирал родной муж.

Он убрал руку с моего рта, и я действительно не издала ни звука.

– Ты будешь хорошей девочкой, Саш. Я знаю, – продолжал гипнотизировать меня Женя. – Лежи тихонько, сладкая. Вот видишь – не кричишь. Умница. Сейчас я отпущу тебя, и ты останешься лежать.

Беззвучный вопль сотрясал мое тело, когда Женя действительно отпустил меня. Возможно, я бы попробовала забиться в угол, но Анатолий сразу же навалился на меня своим телом. Он был худой, и его кости сразу впились в меня, придавливая к матрасу и причиняя боль. Женин партнер радостно пыхтел, лапая меня везде, где мог дотянуться. Он сосал мою кожу, кусал и больно щипал.

Я запрокинула голову в отчаянии и нашла глазами Женю. Он так и стоял около меня, жутко улыбаясь. Член в его руке был как никогда бодр. Анатолий тоже не страдал импотенцией, да и терпением не отличался. Потискав больно мои груди, он тут же стал возиться с презервативом.

Я продолжала смотреть на Женю, который так охотно отдал меня. Я умоляла его глазами. Без результата, конечно. Женя только яростнее дрочил, наблюдая за мной. Многое становилось понятно, но не легче от этого.

Не зная, что делать и как спасти себя от медленной смерти и этого брака, я закричала:

– Женя! Женя, пожалуйста, так нельзя.

– Можно, красавица, можно, – гадко засмеялся Анатолий.

– Женя, я беременна. Врач сказал, мне нельзя…

Уже потом я пыталась понять, зачем сказала ему при таких ужасных обстоятельствах. Для меня этот ребенок стал самой великой драгоценностью, и я подумала, что Женя не решится рискнуть его жизнью тоже. Хотя почему? Он вообще не особенно ценил жизнь других людей и прекрасно знал, что не мог быть отцом.

Но неожиданно лицо моего мужа изменилось. Он даже свой проклятый член отпустил.

– Ты беременна?

– Да и похрен, Женьк, – влез Анатолий, который продолжал воевать с резиной.

– Ты беременна? – повторил Гриф.

Я закивала. Женя кивнул мне на угол кровати, безмолвно разрешая отползти и прикрыться. Я не упустила возможности – сразу схватила простыню и уползла подальше от Анатолия. Муж молча сходил в ванную и вернулся в халате. Растерянный гость стоял посреди спальни с мятым презервативом в руке.

– Тебе пора, Толь. Я провожу.

– Да ты шутишь, Гриф?

– Нет. Не шучу.

– Мы договорились! – взвизгнул Толя.

– Изменились планы.

– Да какого…?

– Один звонок и за тобой приедет бригада, – все тем же спокойным голосом пригрозил Гриф, кивнув на телефон, что лежал на тумбе. – Ты планировал в городскую думу пролезть? Вряд ли там придется ко двору попытка изнасилования.

Он сам собрал вещи Анатолия и открыл дверь спальни, приглашая выйти. Я сидела в кровати, трясясь как осиновый лист. Облегчение накатило вместе со слезами. Я понятия не имела, что будет со мной теперь. Но, кажется, даже смерть лучше такой жизни.