Микель позвонил в половине первого. Я пыталась говорить с ним легко и весело. Он действительно очень умный и милый, и я совершенно не понимаю, как Милли может с ним ссориться. Я хотела сходить выпить с ним кофе, только вот глаза опухли от слез. И тут я не удержалась и рассказала ему, в каком аду жила эти три дня, потому что Стас, узнав, что я ходила пить кофе с мужчиной, чуть с ума не сошел от ярости.

— У меня все то же самое. Она совсем спятила, — сказал Микель.

Мы помолчали.

— Может, выпьем кофе завтра? — предложила я.

— Завтра не могу, — сказал он. — Как насчет среды?

— Давай я позвоню тебе утром, — сказала я. — Не знаю, смогу ли я в среду.

Мы опять помолчали, а потом он сказал, что лучше мне ему не звонить.

Я видела его еще один раз. Печальная была встреча. Мы столкнулись в банке. Он был с Милли, и она как-то странно мне улыбнулась. Я была без косметики и в очках со стразами, так что, может, она меня и не узнала. В тот вечер, когда мы с ней познакомились, я была в линзах и навесила на себя кучу собственных украшений, кажется, серьги и бусы с Джеймс-Бондами и прочей ерундой. Когда Милли отошла к банкомату, Микель подошел ко мне и спросил, пойду ли я из банка домой.

Мне повезло — когда я вернулась, Стаса дома не было, а через несколько минут позвонил Микель. Разговаривали мы недолго. Микель сказал, что будет лучше, если мы некоторое время не будем общаться. Говорил он шепотом.

— А как же наш бурный роман, неужели он прервется, едва начавшись?

Молчание было мне ответом.

— Шутка! — сказала я.

Теперь, если Стас оказывается днем дома, я молюсь только об одном чтобы телефон не зазвонил.

Я стараюсь содержать квартиру в чистоте и порядке. Мама моя живет на севере штата, и у нее только одна спальня. К ней мне удрать нельзя. В семь тридцать я встаю и иду гулять с Эндрю. Все хорошо. Стас купил мне пальто, оранжевое шерстяное пальто с зеленым бархатным воротником. Я предпочла бы что-нибудь более консервативное, но новое зимнее пальто иметь приятно.

Из Бостона позвонила моя подруга Эбби. Позвонила в истерике. Она уже несколько лет живет с одним парнем. Он был арт-директором в рекламном агентстве, а она преподает в Симмонсе Колледж Симмонса — престижный частный колледж для женщин в Бостоне… Живут они в Бэк-Бэе, в доме Роджера, старом особняке, который он отремонтировал. Его уволили, и теперь он хочет, чтобы она взяла часть расходов по содержанию дома на себя, но жениться не предлагает. А тут объявился прежний возлюбленный Эбби, который хочет, чтобы она переехала в Нью-Йорк и жила с ним.

— И что ты намерена делать? — спросила я.

Эбби сказала, что ее прежний возлюбленный, Брюс, порядочный подонок, но Бостон и Роджер ей опостылели.

— Я могла бы жить в Нью-Йорке с Брюсом, — сказала она, — и летать раз в неделю в Бостон на работу. Может, в Нью-Йорке мне попадется кто-нибудь получше.

— Не делай этого, Эбби, — сказала я. — В старые времена браки детей устраивали родители. Конечно, можно было нарваться и на подонка, но по крайней мере законную супругу нельзя было вышвырнуть на улицу. А теперь у нас рабовладельческий строй. Живешь с мужиком в Нью-Йорке — изволь быть его рабыней.

— Знаешь, — сказала она, — я привыкла к тому, что Роджер готовит сам. Думаешь, готовить Брюсу придется мне?

Ей отлично известно про мои ужины и про то, как я каждый день ломаю голову над меню.

— Да, — сказала я. — Готовить Брюсу придется тебе. А что ты будешь делать, если вы разругаетесь и он велит тебе убираться к черту? С твоей зарплатой квартиру в Нью-Йорке не снять.

— Брюс, конечно, мерзкий тип, — призналась она. — Но ведь я могла бы пожить с ним, пока не найду кого-нибудь получше.

— Об этом и не мечтай. Ничего ты не выиграешь, не надейся. — Раньше я ей этого не говорила, потому что не знала, что там у них с Роджером, но, похоже, все не так плохо. — Будешь жить с Брюсом, станешь его рабыней. В других городах, где жилье дешевле, все совсем иначе. У Роджера такой власти над тобой нет, ведь ты в любой момент можешь съехать и снять в Бостоне что-то свое.

— Это мне в голову не приходило, — сказала она. — Пожалуй, я еще подумаю. А ты точно знаешь, что в Нью-Йорке нет свободных мужиков?

— Есть женщины, — сказала я. — Сотни и сотни женщин, которые выслеживают дичь. А мужики — они либо голубые, либо сами рабы. Единственный выход — разбогатеть и обзавестись квартирой. Тогда сможешь заиметь собственного раба, нищего, но покорного.

— А женщины эти, которые дичь выслеживают, они хоть из себя ничего? спросила Эбби.

Да она просто ничего не понимает!

— Эбби, — сказала я, — это Нью-Йорк. У них у всех стрижки за сто семьдесят долларов и черные пояса с бляхами из чистого серебра.