Жизнь слишком непредсказуема, чтобы быть уверенным в реальности событий. Этот рассказ можно было назвать "Девочка и проклятие старого дома", но история произошла с реальным человеком. И может не дом виноват. А люди, живущие в нем? Не желающие перемен. Даже во имя любви к своим детям. Книга входит в серию "Не верь, не бойся и люби". Немного воспоминаний, психологии и желания узнать: а вдруг все можно изменить?
Белый цвет скрутил, замотал, спрятал чувства. Тяжесть стального блеска шприца, вонзившись в синеву вен, украла мир. Боль долго пряталась, но измучив сознание, вырвалась наружу, разбив россыпью трещин белизну потолка.
– Мама! Зачем паучок прячется в трещину? Разве можно там спрятаться от мира? Мама? Ты меня слышишь? – беззвучно шептали мертвенно бледные губы, стянутые плёнкой застывшего в тревоге времени.
Глаза греческой богини замерли, пытаясь разглядеть бесконечность. Эти глаза и породистый нос, единственное наследство, доставшееся от отца. Говорят, прапрадед был из польской шляхты. Влюбился в местную красавицу и бросил к её ногам сердце и жизнь, полную приключений и, как потом оказалось, долгов. Родовая красота досталась двоюродной сестре Агнии. Гордая осанка, изящество жестов. Тёмные локоны обрамляли загадочную бледность лица, подчеркивали красоту карих глаз с поволокой томной страсти. Ярко алая припухлость губ, как роза притягивали взгляд мужчин.
"А кто я? София?" – женщина блуждала в закоулках памяти, с трудом отделяя реальность от навязанных болью образов. Вспомнила мать, приехавшую из деревни покорять город. Не высокая, шумная, шустрая, привлекала мужчин легкой непосредственностью и пышной грудью. Имя было под стать характеру – Зина. Быстро покорила и ненавязчиво подмяла отца. Бабка, наследница громкой фамилии, была в ярости. Смирилась только после рождением внучки. Казалось, лучистое имя – София принесёт мир и согласие в семью. Но, но… Откуда возникают страсти, уносящие счастье в небытие? Призраки прошлого кипят в крови и не дают покоя?
Бабка Софии владела частью старинного кирпичного особняка, доставшегося от предков. Метров двести непонятных закутков, замысловатых переходов, создающих свою загадочную реальность. Самое таинственное место – огромный чердак, хранитель древней паутины, затхлого воздуха и кряхтящих от старости сундуков. Пространство забытого прошлого притягивало Софию своею тайной. Поднявшись на чердак, она сталкивалась с внезапно взлетающими голубями, шум от судорожных размахов их крыльев пугал ее до дрожи в коленках. В темных углах мерцали бусинками блестящих глаз – летучие мыши, спрятавшиеся в саване своих крыльев.
Однажды София и меня позвала на чердак, радостно показывая самую большую тайну дома. Я удивленно оглядывалась по сторонам, сжалась, старалась не дышать затхлостью. Меня затошнило от отвращения. Я стремглав, бросилась назад по прогнившим деревянным ступенькам, вопившим от боли.
Запустение. Пустота. Сначала пыль, невесомая, легкая, кружась в солнечных лучах, опадает на пол. Потом ее становиться все больше и больше, и ее комья, слипаясь, набираются тьмы и становятся пепел. Пепел умерших надежд.
Из тьмы ползут пауки. Нет, не те кто приносят легкие деньги в дом. Во всяком случае, в это верят некоторые люди. Пауки запустения особый вид нежити. Они плетут саван. Тягучая липкость паутины накрепко пеленает, затыкая щели, не пускает солнечный свет и ветер. Никто и ничто не сможет выжить в этом жутком коконе. Запустение старого чердака таилось, потихоньку спускаясь вниз по стенам. Проникало через дымоход. Оно тяжко вздыхало по ночам, пытаясь заползти во сны.
Конец ознакомительного фрагмента.