Шрифт:
Теперь я знаю – так пахнет зло во плоти. Так пахнет Никита Соболевский.
А еще он смотрел на меня. Прожигал своим черным взглядом. И я чувствовала эти липкие щупальцы чужого, ненавистного мне внимания. Они не несли добра, и я знала это. Наверное, этот гад просто обдумывал, что же еще такого сотворить со мной, чтобы довести до слез.
И придумал! Ровно тогда, когда до конца дежурства оставались считанные минуты. Решил отжечь напоследок. А я, дура, думала, что пронесет. Ага, три раза ага!
– Княжина?
А даже вздрогнула. Когда это он вообще последний раз ко мне обращался? Да, ровно год назад, когда мне на одежду насадили огромных тараканов. Скорее всего по его наводке или для того, чтобы Никиточка похохотал над убогой Килькой на досуге. Но я больше не Килька, не Доска и уж точно не девочка для битья. Поэтому я просто абсолютно абстрагировалась, и от его голоса, и от всей его сущности.
Молчать. Он ничто для меня. Пустое место!
– А ты правда, что ли любишь театры?
Боже, что он несет? К чему вообще клонит? Ай, плевать!
– Оперы, балеты, м-м? – обошел Соболевский вокруг меня, потому как я отвернулась, и встал напротив, снова заполняя пространство своим странным ароматом.
Б-р-р!
– В Мариинке сейчас дают «Лебединое озеро». И «Золушку» еще.
Все так же молча перевела глаза на часы и облегченно вздохнула, а потом, не говоря ни слова, подхватила свою сумку и двинула на выход из школы.
А это исчадье ада за мной, что б он провалился!
– Алён, – произнес Соболевский мое имя и меня передернуло.
Сказал и словно испачкал меня всю. Даже мурашки по телу побежали. Но я упорно топала прочь от него. Как можно скорее, как можно дальше!
– Алён, да подожди ты, – дотронулся он до моего плеча, и я подскочила будто кошка, напуганная слишком громким звуком.
– Не смей ко мне прикасаться! – зашипела я змеей.
– Алён, – облизнул губы и сглотнул.
Вот артист! Прямо репетировал волнение перед зеркалом.
– Чего тебе надо от меня? – рычу я.
– В театр пойдешь со мной? – и он делает опасный шаг в мою сторону так, что я вся натягиваюсь как струна в ожидании…не знаю! Его извращенная фантазия способна на любые гнусности.
– Никогда, – подаюсь я в его сторону и выговариваю это слово четко и по буквам.
– Почему? – наклоняет он голову на бок.
Кручу головой по сторонам, а потом и качаю ею. Усмехаюсь. Боже, когда это школа уже закончится? Сил нет!
– Нас снимает скрытая камера, да? Забавно ты придумал. Была бы я такой же пустой идиоткой как ты и твои друзья, то, конечно, посмеялась бы. Но не выйдет. Досадно.
– Алён, – и в его черных глазах стынет лед.
– Ты жалкий кусок дерьма, Соболевский. Школа когда-нибудь закончится. А потом я наконец-то выдохну, потому что мне не придется каждый божий день видеть тебя. Это моя голубая мечта. Ты знал? А теперь угадай с трех раз, пойду ли я с тобой в театр или нет.
Приподнимаю вопросительно брови и складываю на груди руки, а потом получаю закономерное и саркастичное.
– Раскусила. Вали, давай.
Просить дважды меня было не нужно. Я тут же развернулась и пулей кинулась в сторону выхода со школьного двора, чувствуя, как мой затылок планомерно высверливает взгляд Соболевского.
Фух, сегодня пронесло!
А теперь проведать Антона…
Глава 10 – Кина не будет
POV Алёна
Всю дорогу до дома Антона меня не покидало липкое ощущение чужого, пронизывающего взгляда. Но я все списала на нервоз после совершенно безобразной стычки с Соболевским.
Театр! Придумал же, идиот! Он что реально рассчитывал, что я клюну на этот дешевый трюк? Да, уж. Мало того, что противный, так еще и тупой как валенок. Господи, свалился же на мою голову!
Вздохнула и достала телефон, чтобы набрать другу. Ответа долго ждать не пришлось.
– Привет, Аленка, – радостно приветствовал меня Антон.
– Привет, борец с хулиганами. В гости пустишь? Хочу посмотреть на твой побитый фейс, – наигранно хохотнула я.
– Конечно! Адрес сейчас скину смской, как раз дома никого. Чай будешь?
– Будешь, – радостно подпрыгнула я на месте и припустила дальше.
И уже через двадцать минут я сидела на светлой кухне Карташова и с ужасом смотрела на его многострадальную физиономию. Даже мурашки по коже пробежались туда-сюда, так мне было его жаль.