А еще эта белая воздушная нежность в мелкий синий цветочек очень короткая. В этот раз Влада явно переборщила с раскрытием моей женственности. Подол платья заканчивается чуть ниже середины бедра. Если я одену каблук, будет вообще катастрофа. Я и так чувствую себя голой. Но, если честно, смотрится красиво, просто мне непривычно.

Еще немного покрутившись перед зеркалом, поднимаю волосы в высокий хвост, выпустив спереди две игривые прядки. На шею надеваю тонкую цепочку с кулоном, а вот каблуки все же решаю отложить. Пусть подруга на меня ворчит сколько угодно, но я надену кеды. Они беленькие, новые, хорошо смотрятся с платьем и коротких носочков почти не видно.

Наношу духи на запястья, заканчивая с новым образом.

— Ну вот, девочка-одуванчик готова, — подмигиваю себе в зеркало и выхожу из квартиры, поставив мысленно сразу несколько галочек в своем сегодняшнем списке.

Я еду в Центр к маме. Исправно каждое воскресенье, несмотря на активную подготовку к ЕГЭ, я у нее. Среди недели тоже заезжаю, но воскресенье — это новая традиция. Мы же любили их, и я создала.

Забегаю в отделение, где меня все знают. Здороваюсь с персоналом и влетаю в ее комнату.

— Привет.

Внимательно рассматривает меня. Даю время. Глобальный регресс ей и правда притормозили, и она все еще узнает меня. Иногда, обычно это происходит именно по воскресеньям, вспоминает, что я взрослая. Психиатр говорит, что мамочке помогает именно регулярность наших встреч в одни и те же дни. Что-то там у нее в голове зафиксировало в памяти, что по воскресеньям дочь взрослая. Пугающе страшно, но я не подаю виду.

— Васенька приехала, — безмятежная улыбка касается ее губ. — Ты с папой?

— Нет, мамочка, он не смог, но я передам, что ты скучаешь. Мы пойдем гулять? Там такое солнце изумительное.

Помогаю ей пересесть в кресло-каталку. Из-за лекарств, на которых ее держат, перемещаться по территории можно только так. Это не компьютеризированное кресло Яна, обычная каталка, которую надо толкать. Чтобы сдвинуться с места, приходится приложить усилие, потом катить становится легче, и только на порожках мы застреваем.

Выходим на улицу. Обе щуримся от яркого света и уходим по аллее в тень под деревья. Качу ее по асфальтированной дорожке, вдыхая запах цветов с клумб, расположенных по обе стороны от нас. Они пестрят разноцветными цветами и поднимают настроение.

Мы болтаем с мамой. Я рассказываю ей про свои отношения с Яном, она делится своими с папой. Я делаю вид, что восхищаюсь, удивляюсь и еще ни разу этого не слышала. Такое вот странное у меня воскресенье. Одно похоже на другое, и так уже несколько месяцев, но мне нравится, что хотя бы в эти дни я для нее не ребенок, а у Яна появляется имя. В эти дни она не пугается, что красивый мальчик обидит или украдет ее маленькую дочку, и не грозит, что приедет папа и отругает его за это. Сегодня мы пусть и не похожи на маму и дочь, скорее на двух сестер-ровесниц, но такой формат общения меня пугает гораздо меньше.

Два часа я провожу у нее как по расписанию. Возвращаю в комнату, помогаю пересесть на кровать. Она ложится на бок, подложив ладошки под щеку, и быстро засыпает. Прогулка и активная мозговая деятельность утомляют.

Целую ее и ухожу.

Волнение уже добралось из живота до горла. Мне ужасно хочется пить и желательно сделать полноценный вдох. Интересно, как там Ян? Я хотела к нему, но мне запретили, и я поеду к назначенному времени.

У ворот Центра стоит машина Никиты. Высунувшись в окошко с переднего сиденья, мне ладошкой машет Владка. Не ожидала, что они приедут. Мы не договаривались.

— Вау! — восхищается Ник, когда я сажусь в салон.

— Правда-правда, — кивает подруга, но на Никиту смотрит ревнивым взглядом.

Сколько лет ее знаю, ни разу не видела, чтобы она так ревновала. Но это же Ник. Вокруг него всегда девчонки, и тут либо смириться, либо я даже не знаю… У нас с Яном все не так, как у них. Если у Ника и Влады вулкан, который периодически просыпается и устраивает Армагеддон, то у нас скорее океан. Иногда поднимаются волны, но они быстро разбиваются о берег, и нам хорошо. Чтобы я перестала дуться, Яну достаточно улыбнуться. Он делает это чаще, но мне все равно мало и каждый раз с замиранием сердца жду, когда уголки губ этого парня хотя бы дернутся вверх.

— Как он? — заламывая пальцы, спрашиваю у Ника.

— Не знаю. Как уехали с дедом утром, так на связи их нет. У Яна мобильник выключен, а дед только буркнул, что ждут нас в клинике и отключился.

— Я очень боюсь, что не получится. Это же убьет его.

— Знаю, — серьезно кивает Никита. — Я тогда сам разнесу к чертям всю эту клинику.

Влада мило гладит его ладошкой по напряженному бедру. Его пальцы до бела стискивают руль. Я примерно представляю, что сейчас творится в его глазах.