Арнольд. Послушай, у меня нет желания ждать сто семь лет, пока ты вставишь все «ой», которые тебе придут в голову. Если делаешь текстовые вставки, то надо быть в себе уверенным… Я хочу, чтобы ты мне сказал, сколько ты их скажешь всего…

Мотл. Я одного не понимаю…

Арнольд. Неужели?

Мотл. Если ты не хочешь, чтобы я говорил «ой, ой», почему тогда, вместо того чтобы сказать мне их не говорить, ты говоришь мне, чтобы я говорил «ой, ой, ой, ой»?

Арнольд. Это вопрос слуха…

Мотл. Ах, вот оно что?

Арнольд. Так лучше звучит, и если уж ты настаиваешь на том, чтобы вставить два из твоих неотразимых «ой», то я предпочитаю, чтобы ты произнес их решительно больше при условии, что ты поставишь меня в известность, сколько их будет всего, я не хочу сесть в лужу, оттого что пан ищет эффектов.

Мотл. Глубокоуважаемый Арнольд, я не очень-то умен: я говорю не более того, что велит мне сказать режиссер, так что либо ты разговариваешь со мной как друг, и тогда я по-дружески и решительно посылаю тебя куда подальше, либо ты говоришь со мной как один так называемый актер говорит с другим так называемым актером, и тогда я так же решительно посылаю тебя куда подальше, либо же ты решаешься говорить со мной как мужчина, как режиссер, которым тебе так хочется быть, и тогда я еще более решительно посылаю тебя куда подальше, но делаю то, что ты мне велишь, ясно?

Арнольд. Основная проблема, когда имеешь дело с людьми, не наделенными талантом, состоит в том, что каждая мелочь приобретает вдруг невероятные масштабы…

Мотл. Очень верно замечено: я добавляю два несчастных «ой», а ты тут же воздвигаешь на них гору со снегом наверху…

Арнольд. И так уже трудно играть главную роль и сверх того еще и ставить, но…

Мотл (сухо, перебивая его). Кто тебя заставляет?

Арнольд. Теперь я начинаю понимать, почему Морису так и не удалось закончить «Дрейфуса»…

Мотл (кричит). Я, что ли, виноват? Я виноват, что явились эти негодяи? Я, что ли, виноват, что все решили поставить на этом крест? Я виноват, что они все разъехались?

Арнольд (кричит). Не кричи! В качестве режиссера я требую уважения!

Мотл (кричит). А я в качестве актера требую уважения режиссера!

Зина (входит). Уже за работой! Дела идут…

Арнольд. Вот, Зина, прошу тебя, рассуди нас…

Мотл. Извини, это я прошу…

Зина. Ни тебя, ни его, никого я не стану судить… Я сама обвиняемая… Угадайте, от кого я получила письмо?

Мотл. От Мориса?

Зина. Да, и угадай, откуда?

Арнольд. Из Варшавы?

Зина. Да, откуда ты знаешь?

Арнольд. Он же сказал, что едет жить в Варшаву…

3ина. Я так разволновалась, все утро проплакала, десять раз, наверное, уже прочитала и перечитала…

Мотл. Десять раз?

Зина. Подумай, он ведь мне написал…

Арнольд. Тебе лично?

Зина. Нет, нет, конечно, это письмо всем нам, но все-таки прислал он его мне, на мой адрес… Ох и плакала же я, ох и плакала…

Арнольд (взрывается). Так ты покажешь нам письмо, в конце концов, или же мы пойдем куда подальше?

Зина. Две секунды можешь подождать, нет? Сейчас!

Мотл. Дай ей дух перевести…

Арнольд. «Дух перевести»? Мы до завтрашнего утра будем слушать, как она его переводит, изливая нам заодно и душу! «Плакала, плакала…» Когда имеешь письмо, касающееся всех, то…

3ина. И это говоришь ты?

Арнольд. А кто бы еще мог это сказать?

Зина. Если бы Морис прислал письмо тебе, ты бы нас заставил заплатить, прежде чем прочел бы письмо!..

Арнольд. Я что, когда-нибудь кого-то заставлял платить за прочитанное письмо?

Зина. Ах, Бог мой, нет, конечно, никакого риска, что с тобой это произойдет, поскольку никто никогда тебе не напишет…

Арнольд. Это уж…

Зина. Что «это уж»…