— Ну как же. Тогда я уже была беременной. — Вздохнула она.

— Замечательная логика. — Лиз всегда знала, что она причина этой ошибки. И от этого было еще хуже. А точнее отвратительно. Когда она была совсем маленьким ребенком, то была просто неуправляемая. Могла довести мать до белого колена тем, что возмущалась, какого черта они не оставили ее, и не отказались. На что та благородно отвечала, что любит ее, в то же время вспоминая, как доктор предлагал оставить девочку. Говорил, что родите еще. Молодая. Но, похоже, жертва жила в сознание мамы уже тогда. Лучшее, действительно лучшее, что оба этих человека могли сделать, так это оставить ее в покое. Не мучая самих себя столько лет и ее. Вот это действительно бы было настоящим проявлением любви с их стороны. Порой жестокость закаляет. Впрочем, удушающая любовь дает тот же эффект сопротивления. С самого детства Лиз жила под колпаком ненужной заботы. Ее так и называли «Ты наш тепличный цветок», что лишь добавляло желания доказать обратное. К счастью это было одно из самых детских обращений к ней. Что Лиз действительно подходило в детстве, так это прозвище, данное ей папой. Маленький Вампир. А уж когда она повзрослела, достигнув восемнадцати лет, он и вовсе как то сказал, что она цербер. Впервые за долгое время ее не бесило прозвище, а пришлось по душе. Это то малое внимание, которым мог одарить ее папа. В остальном на первом месте стояла работа, второе друзья и вечеринки с ними, третье спорт: футбол, хоккей, бокс и многое другое. Как будто он не хотел вовсе появляться дома. Алексей Градовский отлично умел прятаться от проблем, которые могли ждать дома. А проблемой была Лиз. Скорее всего. По крайней мере, отчасти это было правдой. Она видела, как он общается с детьми близких друзей на вечеринках, что устраивали у них дома. Тогда он был настоящим, свободным. Рядом же со своим ребенком он был молчуном, гномом из Белоснежки. Они оба молчали, не зная, что сказать. Лиз молчала, готовясь отразить ментальную атаку, папа подбирал слова для диалога. В итоги их разговор был похож на диалог только что познакомившихся людей. Ломанный, отдаленный. Она инстинктивно сторонилась всего вокруг, боясь слов, что могут глубоко задеть. Время научила защищаться. Все из-за того, возможно, что ее учили не отвечать чужим людям в лоб на оскорбления, которых за свою жизнь она успела выслушать больше, чем кто либо. Ей говорили:

— Это низко, опускаться до уровня таких людей. — Но правда в том, что если человека не одернуть и не посадить «на кол», он почувствует свою силу и власть над более слабыми. Как он думает. Но это не так. Слаб тот, кто нападает, показывая агрессию и свою тупость. Она лишь отражает атаку, тем языком, какой доступен именно этой группе людей. Все просто.

Все мысли девушки спутались между собой, память отматывала назад, проезжалась по больным точкам. Она не заметила, как мама тихонько встала, и, решив оставить ее в одиночестве с мыслями, вышла из комнаты. Она чувствовала, как тяжело к ее дочери приходит осознание, что родной человек становится предателем. Каждая семья, что попала, когда то в такую ситуацию проходит через все стадии по — своему. Говорят, дети в любом возрасте страдают больше чем сами родители. Они не виноваты, что их сердце расколото надвое и подарено им обоим с самого рождения.

А память все так же издевалась над Лиз, напоминая и счастливые моменты из детства. Она вспоминала, как Алексей Егорович Градовский. Папа. Он боялся пускать ее на аттракционы в парке, максимум, что ей позволяли, чертов паровозик, а потом самое любимое. Папа вел ее в самую глушь парка, там находился небольшой тир, никто практически не заходил в эту обшарпанную от времени собачью будку. Только они вдвоем. Он заряжал девочке старенькое игрушечное ружье со спиленным прицелом, а она сбивала цель, не смотря на то, что игрушечное оружие было заранее испорчено продавцом развлечения. Смысла в этом особо не было. Там не выдавали призов в виде плюшевых медведей. Главной целью была похвала. Один из способов получить то внимание, что ей требовалось.

Лиз взяла сотовый, и долго смотрела на него пустыми глазами. Не моргая. Позвонить или написать? Написать? А что именно? Смысл. Есть ли вообще смысл в общение? К черту! Будь что будет.

«Тебя поздравить? Флаг в руки! Вперед!» — Набрала она это сообщение дрожащими руками, и еще некоторое время смотрела на него, перечитывая вновь и вновь. Что еще сказать? Пока что нечего. Нажатие кнопки. Все. Ничего не изменить. Он его прочитает. Может, поймет ее эмоции? Хотя.… Вряд ли.

Через непродолжительное время зазвонил телефон. Это был папа. Поднять трубку? Если она ее не ответит, то будет чувствовать себя последним трусом на планете земля.

— Да.

— Дочь, ты чего?

— А ты как думаешь? Мне по — твоему радоваться и плясать? — Ответила Лиз в своей манере. Он все прекрасно и так понял. Претворяться Ванькой дурачком не стоит.

— Такова жизнь… — Это единственное, что он может сказать? Такова жизнь?! Это просто глумление над чувствами людей, с которыми провел так много времени. Да любовь у него странная, конечно. Но он ее отец, и Лиз просто так сдаваться не станет. Если у матери, Елены Демьяновна клыков нет, то она будет отстаивать свою семью. Чем бы это не закончилось. Какой бы глупостью или драмой. Так не честно! Бросать ничего не сказав в лицо. Этот метод подходит лишь трусам.

— И сколько ей? — Язвительно спросила Лиз.

— Лиз все, перестань.

— Это еще почему? Я имею право знать. Ведь я твое отражение в прямом смысле слова. — Яд начел просто литься из нее. Лиз хотелось высказать отцу многое. Все хорошее, что она думает о сложившейся ситуации. Но больше всего дать хороший хук. Внезапно фоном издалека послышался женский голос. — Твоя пассия?

— Лиз, что за слова? Давай завтра. — Он начал нервничать. Когда она наезжала в лоб, Алексей Егорович не мог себя держать в спокойствие. И ругаться не хотел и «боль» тоже причинять не любил.

— Зачем откладывать? — Настаивала девушка, ее голос вот вот должен был сорваться. Нервы не выдерживали. Она просто хотела кричать, словно дикий зверь. Рушить все, что увидит. Единственное, что ее останавливало, так это ее пес Джу. Вдруг пораниться осколки, потом вынимать лечить, зашивать в ветеринарке.

— Приеду завтра, поговорим. — И он положил трубку. Ничего необычного. Они всегда общались, словно чужие люди, на расстояние. Но почему то любили друг друга. Может это странно? Любить человека даже не на расстояние вытянутой руки, а чуть дальше.

— Джу. — Подозвала Лиз своего «малыша». — Собирайся, пора на прогулку. — Пес сразу же завилял хвостом и начал крутится, помогая хозяйке выбрать одежду. В итоге Лиз ковыляла своей неуклюжей походкой в стареньких джинсах, бордовой толстовки с сердечком и кедах, что видели «страшные пейзажи». Проходя мимо спальни родителей, она услышала знакомой всхлипывание, и тихонько, словно мышь заглянула туда. Мама собирала вещи отца в чемоданы и многочисленные мешки. Все.

— Что ты делаешь?

— Я устала… В этот раз я… не буду ничего говорить. Он меня все равно никогда не слышал и не во что, не ставил. Я была ему чужим человеком все эти годы. Он меня ненавидел всю жизнь.