Три дня подряд лили дожди. До Нового года оставалось три недели. Низкое небо было затянуто тучами, которые провисали как натяжной потолок, переполненный водой. Настроение соответствовало окружающей обстановке. Уныние, слякоть, беспроглядная серость, способная самого жизнерадостного человека свести в могилу своей тоскливостью. А ведь Руби была когда-то жизнерадостной, звонко хохотала, ждала праздников и верила в чудеса, несмотря на то, что в канун Рождества температура воздуха не опускалась ниже десяти градусов Цельсия, а Санта Клаус был застукан ей, семилетней, со спущенными штанами, лихо тарабанящий их с Мэттом обожаемую мамочку.

Минут через сорок ноги начали неметь от ходьбы и от холода. Город остался далеко позади, похмелье немного отступило. Голова начала проясняться. Руби испытала смесь чувства вины с досадой, голодом и разочарованием. Разве это похоже на авантюру? Больше смахивает на отчаянную попытку доказать что-то всем родственникам, друзьям, бывшим парням, которым, по правде говоря, нет до неё абсолютно никакого дела.

Чего ради она решила оставить теплое, уютное местечко, покинуть давно развалившееся и никчемное, но все же – родное – родительское гнездо? Она убеждала себя, что необходимо встряхнуться, вырваться из сонного паралича и сделать хотя бы что-то, выходящее за пределы понимания сонных мух, населяющих этот город. Город, в котором так тесно, что можно быть уверенным – каждый вдох на сорок процентов состоит из того, что уже было выдохнуто кем-то из знакомых. Бывшими одноклассниками, коллегами, однокурсниками, подругами, парнями, учителями, продавцами, у которых в детстве воровали конфеты и спички, чтобы сжечь самодельное масленичное чучело. Все друг друга знают. Если ты неудачник, то не сможешь пройти по улице без осуждения или сочувственных взглядов, ахов и вздохов, и внутреннего ликования, что у них-то лучше. Если тебе изменяют, каждый пассажир автобуса, на котором ты добираешься до работы, похлопает тебя по плечу и покачает головой, говоря, мол, сама, девочка, виновата, нужно было крепче держаться, он же хороший парень, пусть и кобель.

Руби опустила рюкзак на относительно сухой участок обочины и подняла руку. Несколько мгновений колебалась – ловить, как такси, или поднять большой палец вверх? Как-то неудобно. Да и стоять холодно. А вдруг кто-то из знакомых поедет, решит тормознуть, учинит допрос с пристрастием? Тогда она не выдержит. Или изобьет кого-нибудь до полусмерти, или расплачется, размякнет, позволит усадить себя в машину, отвезти домой и сделать какао. А потом повесится на люстре. Потому что это будет означать – конец всему, больше никаких шансов. Никаких надежд.

Она обошла несколько раз вокруг своего рюкзака, размялась. Подумала, что ей плевать, пускай останавливаются. Пускай принимают её за проститутку. Пускай трезвонят всем в этом пропащем городе, что Руби Грэм, двадцати пяти лет от роду, свихнулась от постоянной неверности молодого человека, не сложившейся карьеры, развода родителей, и жизни с маленьким паразитом в одном доме. А вы слышали, они там устраивали чуть ли не оргии?! Но инцест – это дело семейное, конечно.

При мысли о Мэтте сердце на секунду съежилось и заболело. Ему нелегко придется. Но он справится. Хороший мальчик, сильный, добрый. Найдет себе девушку по душе, выйдет из заточения, даст всем отпор и покажет, как надо вертеть этот мир на приборной панели. Если, конечно, его чему-нибудь научит поступок Руби, если ей удастся показать ему, что можно иначе. Можно по-другому, не как их родители, не как все знакомые и друзья родителей. Лучше, круче, интереснее.

Это была одна из целей, и она грела душу Руби, чье тело начало уже сильно подрагивать от холода и алкогольного отравления, как это бывает, когда с непривычки слишком уж наляжешь на крепкий алкоголь. А если еще и зальешь им антидепрессанты, то явно ничего хорошего ждать не стоит. Она тряслась, то опускала, то поднимала руку, затекавшую и трясущуюся, и утешала себя тем, что хоть раз в жизни сделает что-то стоящее. Что-то, что, возможно, изменит жизнь других людей. Может, только Мэтта, может, целого города, в котором она выросла. Цель эта маячила перед ней весьма расплывчато, как и все остальное, впрочем, но думать так было приятно. Невзирая на то, что Руби не представляла, как именно её поездка поможет кому-то переосмыслить жизненные ценности, ей хотелось верить, что так оно и будет.

Красномордая фура мигнула фарами, посигналила и притормозила на обочине. Не веря своему счастью, Руби подхватила рюкзак одной рукой, как если бы он ничего не весил, и понеслась вдогонку своему первому настоящему путешествию, большому приключению. Вперед, на Север, к Новому году, счастью и большим переменам. Её энтузиазм слегка поутих, когда водитель ужасающей тюремно-бандитской наружности распахнул дверь с пассажирской стороны и расплылся в зловещей улыбке, не предвещавшей ничего хорошего.

«Спокойно, Руб, спокойно. Не суди о людях по их внешнему миру. Как там говорится: не нужно недооценивать людскую доброту? Нет, не то. Не суди, да не судим будешь? Нет, это вообще из Библии. Да как же оно…Не рой другому яму, сам в неё…»

– Красавица, да залезай же скорей. – Прервал грубый низкий голос её размышления. Она закинула рюкзак в салон и вскарабкалась сама. – У меня тут пэчка работает. Холод не надо запускать, а то мы с тобой совсем замерзнем. Хотя я знаю хороший способ согреться.

Руби натянуто улыбнулась. «Ну вот, началось. Он извращенец. Он надо мной надругается, задушит, а тело выбросит в реку, и меня съедят рыбы. Ненавижу рыб. Какого хрена они такие молчаливые, пучеглазые и плотоядные? Кто их, блин, придумал. И почему я не взяла с собой перцовый баллончик. Стоило лучше подготовиться. А я совсем не готова. Кто знает, что в голове у этого маньяка. Руби, ты влипла. Заставь его остановиться. Скажи, что передумала. Иначе тебе несдобровать».

Внутренний голос, молчавший все это время, робко вякнул: «ты еще вчера хотела обожраться таблеток и никогда больше не просыпаться. А теперь запаниковала? Тебя хотя бы отжарят хорошенько перед смертью, могла бы и порадоваться. Из-за вот такого негативного видения мира, у тебя и не сложилось ни черта в этой жизни. Все-то ей в плохом свете видится. Все ей хотят навредить, изнасиловать и убить». ЗЛЕСЬ ОЗВУЧКАТ ЛСТА