Бригитта только и успела увидеть удаляющуюся спину старика с ребёнком на руках. Она вместе с Петером вернулась в хижину и с изумлением рассказала бабушке о том, что видела. Та тоже принялась удивлённо охать, через слово повторяя:

– Слава Богу, что он так с ребёнком, слава Богу! Хоть бы он ещё раз отпустил её ко мне, такая радость от девчушки! Доброе сердечко, а как складно она умеет рассказывать!

Бабушка ещё долго восхищалась новой знакомой, пока не легла спать, и всё повторяла:

– Хоть бы она снова заглянула к нам! Нашлась и для меня на свете радость!

А Бригитта всякий раз соглашалась с ней, и Петер, растягивая в улыбке рот до ушей, удовлетворённо говорил:

– Я так и знал.

Между тем Хайди, укутанная в дерюжку, пыталась что-то сказать дедушке, но тот шумно дышал, поднимаясь со своей ношей в гору, а голосок ребёнка плохо пробивался сквозь толстую мешковину, и он окоротил её:

– Погоди немного, вот придём домой, тогда всё расскажешь.

Как только он наконец вошёл в хижину и высвободил ребёнка из дерюжки, девочка заявила:

– Дед, завтра мы должны взять молоток и большие гвозди и прибить у бабушки ставню и ещё много куда забить гвозди, а то у неё всё стучит и хлопает.

– Мы должны? Ага, мы, значит, должны. И кто тебе это сказал? – насторожённо спросил дедушка.

– Никто мне не сказал, я и так знаю, – ответила Хайди, – ведь там ничего не держится крепко, а бабушке страшно, когда стучит и гремит, она не может заснуть и думает: «Вот сейчас всё рухнет прямо нам на голову». И ещё бабушке никогда не бывает светло, она не знает, как это сделать, но ты-то ведь знаешь, дед! Сам подумай, как грустно, когда всё время сидишь в темноте да ещё боишься, что обрушится дом, и ведь тут никто не поможет, кроме тебя. Давай пойдём завтра и поможем ей. Ведь правда же, дед, мы пойдём?

Хайди вцепилась в дедушку, взглядывая на него снизу с непоколебимой верой. Старик некоторое время смотрел на неё, потом вздохнул:

– Хорошо, Хайди, давай сделаем так, чтобы у бабушки больше ничего не громыхало, это мы можем. Завтра, так и быть.

Тут девочка принялась от радости прыгать по всему дому, раз за разом повторяя:

– Завтра, так и быть! Завтра, так и быть!

Дедушка слово сдержал. На следующий день после обеда состоялся такой же спуск на салазках. Как и накануне, старик высадил ребёнка у входа в хижину Петера-козопаса и сказал:

– Иди в дом, а когда стемнеет, выходи. – А сам пошёл вокруг избушки.

Едва Хайди появилась в дверях, как бабушка воскликнула из своего угла:

– Никак ребёнок пришёл! Это Хайди! – И на радостях даже выпустила из рук нить и остановила колесо прялки, чтобы протянуть навстречу ребёнку обе руки.

Хайди подбежала к ней, уселась на низенькую скамеечку и принялась рассказывать бабушке обо всём, что приходило на ум, не забывая и её расспрашивать. Вдруг весь дом задрожал от мощных ударов. Бабушка в испуге вздрогнула, чуть не опрокинув прялку, и вскричала:

– Ах ты, Господи, вот и конец пришёл, всё рушится!

Но Хайди стиснула её руку и успокоила:

– Нет-нет, бабушка, не бойся, это мой дед с молотком, он сейчас всё накрепко прибьёт, чтобы ты больше не боялась.

– Неужто такое может быть? Неужто? Знать, не совсем забыл нас Господь! – воскликнула бабушка. – Ты слышала, Бригитта, что делается, ты слышала? И впрямь это молоток! Выйди, Бригитта, и если это Дядя Альм, то скажи ему, чтоб потом зашёл на минутку, спасибо ему скажу.

Бригитта выбежала за дверь. Дядя Альм как раз вгонял в стену новые крючья. Женщина подошла к нему:

– Добрый вечер, Дядя, и мать тоже вам кланяется. Мы вас хотим поблагодарить, что вы нам оказываете такую милость, а мать просит вас зайти, она хочет лично сказать спасибо. Конечно, кто бы нам ещё это сделал, мы вам этого не забудем, потому что, конечно…

– Закругляйся уже, – перебил её старик, – я и так знаю, что вы про Дядю Альма думаете. Иди уж. Что мне будет нужно, сам найду.

Бригитта мигом подчинилась, потому что у Дяди была такая манера – говорить строго, в приказном тоне, не так-то просто это было выдержать.

Дед стучал и гремел, обходя домик со всех сторон, потом поднялся по узкой лесенке под самую крышу и продолжал стучать там, пока не вбил последний гвоздь из тех, что принёс с собой.

Между тем уже спускались сумерки, и едва он сошёл с лестницы и приготовил свои салазки, как в дверях показалась Хайди. Он, как и вчера, укутал её в дерюжку и взял на руки, а салазки повёз за собой, потому что, посади он Хайди в санки одну, дерюжка бы на ней не удержалась и она бы замёрзла.

Так продолжалась зима. В безрадостную жизнь слепой бабушки впервые после многих лет вошла нечаянная радость, и дни её стали не такими долгими и тёмными, похожими один на другой. Она уже с раннего утра прислушивалась, не зачастят ли по снегу быстрые шаги, не откроется ли дверь, и, когда девочка действительно вприпрыжку вбегала, бабушка всякий раз восклицала: