Недетское кино #3

Аннотация

События в книги разворачиваются в наши дни, и главными героями становятся дети главных героев двух предыдущих книг. И это будет настоящий финал, от которого захватывает дух и мурашки по всему телу.

Пролог Всё было как в тумане, глаза выхватывали только яркие полосы люминесцентных ламп, медленно проплывающих над головой. Голоса эхом разлетались вокруг, и слова со звоном разбивались о стены, не давая сложить фразы в единое целое. Рядом летела холодная бесформенная тень, то и дело касаясь своей бесплотной рукой лица, словно проверяя, не остыло ли оно. Тень то взмывала под потолок, то опускалась вниз, просачиваясь сквозь белую простыню, и тогда становилось теплее… И вдруг бесконечный коридор закончился. Стало темно и тихо, и только шуршание бесплотной тени напоминало о том, что Вика не одна. – Ну что, пойдём, – услышала она свой голос откуда-то сверху. – Неужели тебе не надоело? Пойдём… Здесь так хорошо… Боже, какой у меня противный голос, подумала Вика… Сердце сжалось, готовое не делать следующий удар и отпустить её, но какая-то неведомая сила помешала ему это сделать.... Холодная тонкая сталь разорвала кожу на руке и впрыснула в кровь струю жизненной силы. Тень завыла и метнулась вверх, после чего со всего размаху вонзилась в обездвиженное тело и затихла. – Виктория, откройте глаза. Вы слышите меня? Это наверное ОН, подумала Вика, и с трудом разжала слипшиеся веки. Очень хотелось увидеть ЕГО. Белое пятно, возникшее перед глазами, начало медленно приобретать ясные очертания. – Ну вот и славненько, – ласково сказал ОН, проводя ладонью по её щеке. – Поздравляю с возвращением. Зиночка, вколите ещё пару кубиков через часок. – Хорошо, Илья Маркович. ЕГО зовут Илья Маркович? Странно, успела подумать Вика, прежде чем глаза снова закрылись, и вернувшееся было сознание не погрузилось в сладостную негу.... Глава 1 Уже больше месяца Стас представлял себя графом Монте-Кристо, который для того, чтобы вырваться на свободу, долгие годы обломком ложки ковырял стену своей камеры. Цель, конечно, была не такой глобальной, как у знаменитого узника, но ощущение, когда сверло упёрлось в толстенную ржавую арматуру, было схоже с тем, что испытал измождённый граф, уткнувшийся в непроходимую гранитную скалу. Условия работы тоже были похожи: не больше часа в день, никаких инструментов, максимальная тишина и скрытность. Стас прибегал домой из школы, отодвигал в сторону кровать и застилал пол газетой. После чего снимал со стены картину и аккуратно отгибал в сторону кусочек обоев, под которым скрывалось небольшое, толщиной в палец, отверстие. Оно было уже достаточно глубоким, сантиметров пять, но только вот стена оказалась несущая, толстенная, отлитая из прочнейшего бетона, и за тот час, который был в распоряжении Стаса, он мог пройти не больше пары миллиметров, используя лишь сверло, которое осторожно прокручивал рукой. Он боялся шуметь, потому что этажом ниже жила вредная бабка, которая постоянно докладывала его матери обо всём, что видела и слышала. И вот сегодня раздался этот противный скрежет металла о металл. Стас дунул в отверстие, очистив его от пыли, посветил внутрь фонариком и, выругавшись, отшвырнул сверло в сторону. Продолжать было бессмысленно. Хотелось плюнуть на всё, развалиться на диване и пялиться в телевизор, но желание увидеть то, что происходит по ту сторону стены, взяло верх. Он скомкал газеты, усыпанные бетонной пылью, и, выбежав на лестничную площадку, сунул их в мусоропровод, после чего вернулся в комнату, поставил на место кровать и прикрыл отверстие обоями. – Стасик, ты дома? – донёсся из прихожей голос матери. – Да, – моментально ответил он и уже было потянулся к двери, чтобы её открыть, но вспомнил о картине, которую не повесил на место. Дверь открылась, и мать застала Стаса стоящим на кровати. – Что ты делаешь, сынок? – недоуменно спросила она. – Я тут… паутину заметил под потолком, – не слишком правдоподобно соврал Стас и спрыгнул с кровати. – Я же убирала в прошлую субботу. Откуда паутина? – Не знаю… Может мне показалось. А почему ты сегодня так рано? – попытался он сменить тему. – Неважно себя почувствовала. Начальник отпустил, – рассеянно ответила мама, продолжая оглядывать комнату. – Ма, да плюнь ты на эту паутину. Мне показалось, – Стас взял её под руку и увлёк к двери. – Что у нас сегодня будет вкусненького? Я проголодался страшно. – А ты что, в школе не пообедал? – Нет. Захотелось чего-нибудь твоего. Я как знал, что ты раньше придёшь. Тактика сработала – мама отвлеклась, так ничего не поняв и не заметив, но сердце у Стаса колотилось, как сумасшедшее. – Как у тебя дела в школе? – спросила она, надевая фартук. – К экзаменам готов? – Не переживай, сдам я их. – Не шути с этим. Ты обещал, что будет золотая медаль. – Может, серебряная сгодится, – попытался пошутить Стас. – Даже не думай, – не меняя тон, произнесла мама, и он знал, что это хуже крика. – Всё будет хорошо, – он снова поймал на себе её взгляд. – Ой, мамуль, прости. Всё будет отлично. – Смотри мне… И никаких девок. Ты понял меня? – Понял, – понурив голову ответил Стас. – Знаю я этих вертихвосток современных. Им только дай повод, высосут все соки… Одно у них на уме… А тебе нужно заниматься. – А что у них на уме? – снова попытался пошутить сын. – Стасик.., – с укоризной произнесла мать. – Не прикидывайся дурачком. Как-будто ты не знаешь, что им надо. – Нет. Не знаю… – Ты действительно дурачок или прикидываешься? – Наверное, и то, и другое. – Ну вот, дожили. Я вырастила идиота. Он не знает, что нужно бабе от мужика… – Ну… Жениться, наверное… – Женилка ещё не выросла, – грубо прервала его мать. – Иди руки мой. Она проводила выходящего из кухни сына долгим взглядом, в очередной раз убедившись в том, какой ладненький у неё получился мальчик. А ведь его могло и не быть… Семнадцать лет назад, услышав приговор доктора Дереша, Лена утратила способность соображать, погрузившись в бессознательный анабиоз. Мало того, что в самый ответственный момент жизни, когда решалась её дальнейшая судьба, и тайная мечта была так близка, ей объявили, что она беременна, так ещё оказалось, что муженёк обрюхатил и её новую подружку Юдит, с помощью которой Лена планировала попасть в новый мир, внезапно ставший для неё таким притягательным и желанным. В кои-то веки тайная страсть обрела реальные очертания, была почти осязаема, и вот теперь с ней нужно было попрощаться и снова вернуться в серость реальной жизни, где её ждал, в лучшем случае, скучный секс по субботам и постоянно скрываемая неудовлетворённость. И это можно было стерпеть, свыкнуться, задушить в себе проснувшуюся сексуальность, но что делать с Андреем, что делать с человеком, который надругался над её любовью, который попросту предал? Лена молча вышла из здания клиники, за ней так же молча плелась Юдит. О чём было говорить? Что обсуждать? В одну минуту обе стали противны друг другу, хотя и та и другая носили в себе семя одного и того же человека. – Что делать будем? – Юдит первой не выдержала гнетущее молчание. – Ну, доктор же сказал – рожать, – как-то равнодушно ответила Лена. – Может сделаем экспертизу? – А смысл? Ты что, не знаешь с кем спала в последнее время? Я вот знаю.., – Лена вдруг осеклась, вспомнив как её недавно изнасиловал отец, и ей стало мерзко только от одной этой мысли. – А давай все-таки попробуем. Что для этого нужно сделать? – Сейчас узнаю, – ответила Юдит и побежала в сторону клиники. Вырисовывалась абсолютно сюрреалистическая картина, в которой Лена вдруг оказалась одной из главных героинь, если не сказать главной. Вся эта безумная каша заварилась почему-то именно вокруг неё. Чем она заслужила такое внимание? Что в ней такого, чего нет у других? Не выискивая ответы на эти вселенские вопросы, Лена приняла правила игры, отдавшись не столько рассудку и здравому смыслу, сколько своей сущности, которая до поры до времени скрывалась под оболочкой лживой невинности, а теперь вот взяла верх. Но победа оказалась пирровой. Не успев по-настоящему вдохнуть аромат страсти, Лена должна была теперь отступить, сдаться, вернуться назад, куда она возвращаться не хотела, и в глубине души уже попрощалась со своей прежней жизнью. Погруженная в свои мысли, Лена не услышала как подошла Юдит. – Придётся ждать. – Чего ждать? – Только после родов можно будет провести генетическую экспертизу. – Так долго ждать? Я же сдохну! – Подруга, как Андрея будем делить, если он окажется папашей? Лена решительно встала, разгладила юбку и пристально посмотрела на Юдит. – А знаешь, подруга, забирай-ка ты его себе. Я как-нибудь сама справлюсь. Помоги купить билеты, я хочу сегодня улететь домой. – Ты хорошо подумала? – настороженно спросила Юдит. – А как же контракт, который ты подписала. Я не собираюсь за тебя платить неустойку. – Но ведь доктор запретил сниматься. – Он не запретил, а сказал, что с этим нужно заканчивать. Срок у нас смешной, месяц всего. Так что подумай хорошо, а не брыкайся как лошадь строптивая. Отработаешь, получишь деньги и вали куда хочешь. Через неделю уже будешь дома. Подумай. Не делай ни себе, ни мне плохо. Ты же понимаешь ,чем всё закончится. – Чем? – переспросила Лена, делая вид, что не поняла. – Тебя всё равно заставят, но только уже не я, а очень серьёзные люди, которые панькаться с тобой не будут. Пошли домой, будем готовиться к съёмке. – А что мы скажем Андрею? – Ничего пока не будем говорить. Пусть всё идёт, как шло. У него полно работы, отвлекаться некогда. – Ну он же придёт вечером, будет приставать. Я же его знаю. А я видеть его не могу, – Лена снова заревела. – Ну вот ещё. А ну-ка, утри сопли, – Юдит взяла её за руку. – Пошли. Поживёшь эти дни у меня. Я съёмочный график так изменю, что ему некогда будет думать ни о тебе, ни обо мне. Одно желание останется – быстренько под одеяло и спать. А мы пока успокоимся, подумаем. Кстати, что пить будешь? – А можно? – Нужно! По другому не вырулить. Уже через час квартира Юдит источала такой алкогольно-продуктовый смрад, что вошедший с улице мог подумать, что ошибся дверью и попал в вокзальную рюмочную. Девушки не стали себя ограничивать, смешав даже не смешиваемое, и как результат – полное отключение сознания при сохранении некоторых двигательных функций, которые позволяли открывать рты и изрыгать из них нечленораздельные фразы, казавшиеся им весьма умными и наполненными смыслом. – А я так мечтала поваляться с тобой, – едва ворочая языком изрекла Лена. – А что мешает нам это сделать? – Совесть… – Скажи ещё моральные принципы, – подхватила Юдит, и они одновременно рассмеялись. – А может все-таки аборт? – не очень уверенно предложила Лена, наливая очередную рюмку сливовицы. – Нет, подруга, давай не упускать свой шанс. Хрен его знает, как дальше жизнь сложится, и сможем ли мы ещё раз забеременеть от нормального мужика. – Ты считаешь, что Андрей нормальный? – Лена.., – Юдит протянула свою рюмку, чтобы чокнуться, – Андрюха нормальный мужик. Настоящий мужик. Сволочь, конечно, но нормальный. И умный, и трахается хорошо. – Она подсела ближе и обняла Лену. – Скажу тебе как на духу, я первый раз в жизни с ним кончила. Прости, конечно, но это правда. Думаю, что это именно тогда и случилось. Всё по срокам сходится. Я же потом ни с кем не трахалась. Боже мой! Я до сих пор ни с кем не трахалась! Уже целый месяц! – Тоже мне, порнозвезда, – съязвила Лена. – А вот меня за этот месяц кто только не трахал… Даже отец родной… В жопу… Ой, – она икнула, – хорошо что в жопу… – Не поняла, – переспросила Юдит. – Какой отец? Когда? Как? – А ты думаешь, как я сюда попала? – Ну, Монти с вашим Иванычем договорились. – Так Иваныч этот оказался моим отцом. С ним мать ещё со школы знакома была, он её тогда изнасиловал, а она скрыла, замуж за другого вышла. А он, тварь, продал меня… И трахал, как шлюху подзаборную… Лена упала на диван лицом вниз, и в голос зарыдала. – Не хочу ничего… Запиши меня завтра на аборт… Пожалуйста… Она ещё несколько минут что-то бормотала, уткнувшись в подушку, но каждая новая фраза становилась всё непонятней и непонятней и, в конце концов, слова сменились равномерным сопением. Юдит с трудом разделась, швырнув скомканное платье в сторону стула, и улеглась рядом с Леной, стянув со спинки дивана покрывало. – Не надо никаких абортов…, – это было последнее, что она произнесла, перед тем как уснуть. Глава 2 Валерка уже давно проснулся, но не вставал с кровати, чтобы случайно не разбудить спящую рядом Риту. Он лежал на боку и, не отводя глаз, смотрел на свою женщину. Она была когда-то для него недосягаемой мечтой, которую он боялся полюбить, боялся даже подумать о том, что её можно полюбить. И если бы тогда, в юности, представилась такая волшебная возможность выбирать между Викой и Ритой, то он, не задумываясь, выбрал бы вторую, но такая возможность была так же нереальна, как полёт на Луну в компании с Мадонной. И Валерка навсегда вычеркнул Риту из списка возможных вариантов, оставив для себя лишь малюсенькую лазейку, позволяющую хоть иногда думать о ней. Чаще всего ему хотелось думать о Рите ночью, представлять её прекрасное тело рядом, почти наяву ощущать гладкость её кожи, влажность губ, запах волос… Продолжать своё движение дальше Валерка опасался, поскольку могло произойти то, что уже неоднократно происходило; непроизвольно, бессознательно, прямо во сне. Лучик солнца, медленно ползущий по подушке, скользнул по её волосам, коснулся щеки, потом пробежался по пересохшим, слегка приоткрытым губам и двинулся вверх, задев кончик носа, в это мгновение Рита пошевелилась и слегка приоткрыла глаза. – Валер, задёрни, пожалуйста шторы. Он моментально вскочил с кровати, и солнечный луч, пробивающийся сквозь щель, исчез. Спальню окутал приятный утренний полумрак. – Как спалось? – спросил Валерка, присаживаясь на край кровати. – Сегодня хорошо. Вообще ничего не снилось, – ответила Рита. Она отбросила в сторону одеяло и сладко потянулась. Привычка спать голой с годами никуда не делась. Вот уже много лет Валерка каждое утро с вожделением ждал этого момента, наслаждаясь возможностью снова полюбоваться неувядающей красотой своей любимой женщины. Нельзя сказать, что Рита за эти семнадцать лет не изменилась. И морщинки появились, и животик слегка округлился, кое где наросло, кое где поубавилось, вот только седых волос не стало больше, они как были белыми в день их тогдашней встречи, такими и остались. Как долго она приходила в себя, как долго оттаивала, училась заново жить и любить. Рита вообще не понимала, как умудрилась не сойти с ума, сидя в холодном погребе, не умереть в той зловонной темноте. Она так и не поняла, как и почему оказалась в заточении, кто был тем человеком, решившим, что такой должна быть её жизнь. Известно было только одно – это женщина, и она знала о Рите всё. Крышка погреба открылась, и вместо, уже привычного пакета с буханкой хлеба и бутылкой воды, которые раз в неделю падали на влажный земляной пол, сверху опустилась лестница. Прошло какое-то время, но крышка погреба продолжала оставалась открытой, и чуть уловимый свет очерчивал контуры ступенек, ведущих к свободе. Рита боялась пошевелиться, потом осторожно выползла из своего угла, в котором на прогнивших досках она устроила для себя лежанку, и схватилась за низ лестницы. Глаза, отвыкшие от света, не видели ничего, кроме белого пятна над головой. Нащупав первую ступеньку, Рита начала взбираться вверх, но руки не слушались, отёкшие ноги подкашивались, и она несколько раз, обессиленная, падала вниз, но тут же вставала и, вцепившись в лестницу разодранными в кровь пальцами, снова ползла вверх. Трудно сказать, сколько продолжалась эта борьба, но в конце концов Рита выбралась из погреба и долго лежала на теплом деревянном полу, не в силах пошевелиться. Она боялась открыть глаза, и не из-за того, что могла обжечь их светом, а из-за страха увидеть себя. Всё время, проведённое в заточении, Рита жила на ощупь, лишь чувствуя, как отрастают ногти и волосы, как грубеет и покрывается язвами кожа. Первые дни казалось, что вот сейчас откроется крышка, в проёме покажутся знакомые лица и радостно заорут: «Розыгрыш!» Рита пообижается для приличия, пообзывает их всякими грязными словечками, но все-таки простит дураков. Когда через несколько дней погреб открылся, она запрыгала от радости, ожидая, что вот-вот опустится лестница. – Ну вы и идиоты! – закричала она, задрав вверх голову, стараясь разглядеть шутников. – А ну, быстро шмотки мне дайте. Вылезу, поубиваю всех нахер! В проёме мелькнул женский силуэт, и к ногам Риты упал бумажный пакет. Она схватила его, будучи уверенной, что там одежда, и моментально разорвала. На влажный земляной пол упала буханка хлеба и пластиковая бутылка с водой. В это же мгновение крышка погреба с грохотом захлопнулась, и всё вокруг снова окутала тьма. Рита ещё долго прыгала, пытаясь дотянуться до крышки, и истошно кричала, пока не сорвала голос, потом отшвырнула в сторону хлеб и, потеряв остатки сил, рухнула на пол. Первое, что почувствовала Рита, придя в себя, не холод, не страх и даже не обиду, а голод и жажду. До этого она не вспоминала о еде, даже немного радовалась такой вынужденной и экстравагантной диете, но сейчас организм сдался, поняв, что шутки кончились. Рита нащупала бутылку с водой, дрожащими руками открутила крышку и жадно выпила всё до последней капли. Вспомнив, что был ещё и хлеб, она поползла дальше, шаря по полу руками из стороны в сторону, пока не наткнулась на лежащую в углу буханку. Разорвала её пополам и вгрызлась во влажную мякоть, глотая куски даже не разжёвывая их. Уже через минуту не осталось ни крошки. Это было похоже на истерику, но приятное чувство насыщения, наступившее почти моментально, очень быстро сменилось страшной болью в желудке. Рита, скорчившись, лежала на земле и выла, и не столько от боли, сколько от того, что ей невыносимо хотелось в туалет. До этого она только мочилась в ямку, которую вырыла в углу, и запах почти не чувствовался. И вот теперь природа взяла своё. Держаться не было никаких сил, и, обливаясь слезами, Рита доползла до того самого угла с ямкой и уселась на корточки… С этой вонью она проживёт здесь очень-очень долго. Рита перестала считать дни после десятого пакета, сброшенного сверху. Тогда же перестала орать и посылать проклятия в адрес человека, который открывал крышку погреба, перестала сопротивляться. На смену непониманию и гневу пришло уныние и желание поскорее умереть. Вариантов умертвить себя было немного: разбить голову о дощатый настил, перестать есть и пить или перегрызть вены на руках. Рита перепробовала все варианты, но победило то ли желание жить, то ли слабость, и она окончательно смирилась, постепенно привыкнув к темноте, сырости и вони. Она лишь пыталась сохранять слабые лучи света, которые врывались через открывающуюся крышку погреба в окружающую её темноту, напитывая им почти омертвевшие глаза, и, широко раздвинув ноздри, ловила едва ощутимые запахи прежнего мира. И самым запоминающимся, повторяющимся раз от раза, был аромат её любимых духов… И вот теперь Рита лежала на тёплом дощатом полу и жадно вдыхала свежий воздух, улавливая в нём почти растворившиеся молекулы тех самых духов.... Валерка вышел из вагона и угрюмо побрёл по перрону вокзала в сторону ближайшего киоска. Всё, чего он с таким трудом добивался, рухнуло, любовь снова исчезла. Никаких объяснений, никаких писем, никаких следов. Вика просто растворилась. И только фраза доктора Дереша, невзначай брошенная в присутствии Юдит, расставила точки над "i". Стало понятно, почему она исчезла, и что нет никакого смысла продолжать поиски. Валерка купил билет и уехал домой. Что его ждало здесь, он не знал, да и ему, в принципе, было всё равно, главное, чтобы было на что купить водки. Только её наличие в организме позволяло хоть немного забыться. И в таком забытьи он находился уже несколько недель. Тревожный сон сменялся похмельным утром, кое-как проходил день, а ночь снова приносила забытьё. Вот и сейчас первым и единственным желанием, которое назойливо точило мозг, было желание как можно скорее выпить хоть что-нибудь, лишь бы перестать хотеть чего-то ещё. Валерка остановился у киоска, порылся в карманах, найдя там несколько долларовых бумажек, немного венгерских форинтов и какую-то нашу мелочь, пересчитал её и сунул в окошко. – Тут должно хватить на чекушку и бутылку пива. Продавщица недовольно пересчитала копейки и ладонью сгребла их в кассу. – Алкашня, – буркнула она, с грохотом поставив на прилавок бутылки. – Не злитесь, мадам. Откуда вам знать, что у меня на душе? – со вздохом произнёс Валерка, открыв о край решётки пиво. Он с жадностью выпил половину бутылки, вытер губы рукавом и, открутив крышечку на чекушке, вылил содержимое в пиво. Продавщица всё это время наблюдала за ним, высунувшись в окошко киоска. Вроде симпатичный молодой человек, с виду интеллигентный, но когда она увидела его манипуляции со смешиванием пива и водки, махнула рукой и утратила к нему интерес. – Алкашня и есть алкашня.... Валерка взболтнул свой коктейль и двумя глотками осушил бутылку. Сладостное тепло моментально растеклось по венам, и окружающее пространство начало обретать яркие краски. С каждым днем скорость перемещения из реальности в мир забвения увеличивалась, а количество выпитого для достижения этого состояния уменьшалось. Раньше, чтобы перестать нормально соображать, Валерке нужно было выпить минимум пятьсот грамм водки, а теперь он набирал кондицию даже от предельно малой дозы. Постояв минут десять, облокотившись на киоск и выкурив сигаретку, он, наконец, оттолкнулся от него, чтобы придать телу инерцию, и, неуверенно ступая, поплёлся на остановку. – Мужчина, оставьте бутылку, пожалуйста, – услышал он откуда-то снизу женский голос и оглянулся. Под стеной на куске картона сидела женщина, одетая во всё чёрное, но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы в сердце что-то больно кольнуло. Валерка остановился, неуверенно присел, придерживаясь рукой за асфальт, и пристально посмотрел в лицо женщины. Та опустила голову, прикрыв лицо прядью грязных седых волос, и сделала попытку встать. Он крепко сжал её руку и отбросил в сторону волосы. – Рита..? – чуть слышно произнёс он, словно боясь, что она утвердительно кивнёт головой в ответ. – Отпустите меня, – сказала женщина, попытавшись встать. – Вы обознались… Вы пьяный… – Нет, я не обознался! – Валер, отстань от меня, пожалуйста, – чуть слышно произнесла она и высвободила руку из разжавшихся вдруг пальцев. Они одновременно встали и долго смотрели друг другу в глаза, молча, не моргая, словно вчитываясь в мысли. Наконец Валерка не выдержал: – Ты так сильно изменилась… – А ты всё такой же… Хотя нет, похудел немного. – Что с тобой случилось, Рита? – Не хочу об этом говорить. Я пойду… – Ты думаешь я тебя так просто отпущу? – А зачем я тебе нужна такая? Прощай. Рита развернулась, подняла с асфальта пакет с пустыми бутылками и, шаркая стоптанными кроссовками, пошла в сторону магазина. – Постой! – крикнул Валерка, но Рита даже не оглянулась. Он догнал её и снова схватил за руку. – Ты идёшь со мной, – приказал он, вырвал у неё пакет с бутылками и отшвырнул в сторону. – Идиот, – возмутилась Рита. – За какие шиши я теперь себе жратву куплю? – Ты идёшь со мной. Всё. Валерка втолкнул её в такси и уселся рядом, опасаясь, что Рита выпрыгнет на ходу. Водитель попытался возмутиться, мол, бомжей не вожу, но двадцать долларов моментально охладили его пыл. Трясущимися руками, практически не чувствуя боль, она обхватила горячую кружку и жадно вдыхала аромат свежесваренного кофе. Валерка сидел напротив и смотрел на Риту, стараясь не придавать значения тому, как она сейчас выглядит. Она навсегда осталась для него недосягаемым божеством. Попробовал бы он несколько лет назад, ничего не объясняя, силой усадить её в такси и привезти к себе домой… – Рита, я не буду тебя ни о чём расспрашивать. Обещаю. Захочешь, сама расскажешь. Я только об одном тебя прошу, оставайся у меня. Вот ключ от квартиры, вот деньги… – Я не могу, – ответила Рита. – Почему? – Мне стыдно.., – она закрыла лицо руками. – Разве я упрекнул тебя в чем-то? Рита качнула головой. – Я не знаю, что случилось и почему, но я сделаю всё, чтобы ты забыла об этом. – А как же Вика? – А её больше нет… Глава 3 Габи уже была в том возрасте, когда её перестали интересовать визуальные изменения собственного тела, оно более-менее сформировалось, и теперь все помыслы юной девы были нацелены на познание скрытых возможностей, таящихся под привлекательной оболочкой. Недавно ей исполнилось семнадцать, но она, в отличие от своих сверстниц, всё ещё оставалась девственницей, и всё по вине родителей, воспитывавших маленькую Габи в такой строгости, что она только сейчас начала понимать, как сильно отстала от остальных. Нет, не в развитии, а в понимании своей сущности и своего предназначения. Ей, конечно, не составляло труда узнать больше того, что она знала, но Габи не торопилась это делать, и не из-за того, что боялась гнева родителей, просто так была воспитана. О её красоте ходили легенды. В школе не было ни одного мальчишки хоть тайком не влюблённого в неё, а это порождало у одних девчонок добрую зависть, а у других формировало устойчивую неприязнь, граничащую с ненавистью. В это верилось с трудом, но беды обходили Габи стороной, ей больше везло на хороших людей, а всё плохое отскакивало от её хрупкого тела, как от танковой брони. Их дом был образцом благочестия и морали. Только правильные книги и фильмы, чистый интернет и классическое телевидение. Ни единого намёка на непристойность. В этих стерильных условиях трудно было сделать неправильный шаг, и Габи его и не старалась делать, её всё устраивало, она была довольна собой и своей жизнью, не задавала глупых вопросов и не ждала, что кто-то из родителей подсядет как-нибудь вечером к ней на край кровати и примется рассказывать о том, что такое секс, и что он значит в жизни каждой женщины, маме и папе было не до этого, им долгие годы приходилось вести двойную жизнь, быть добропорядочными родителями с незыблемыми моральными принципами и одновременно с этим регулярно заниматься доведённым до совершенства развратом, так что задавать вопросы начала повзрослевшая Габи. День рождения прошёл как всегда весело и пышно. Было много подарков и всяких вкусностей, и когда гости разошлись, и в доме, наконец, воцарилась тишина, Габи подошла к маме, которая мыла посуду на кухне и тихонечко спросила: – Мама, скажи мне честно, ты папу любишь? Юдит, протерев влажную тарелку полотенцем, не торопясь, повернулась. – А с чего ты взяла, что я его не люблю? – Ма, ты, как всегда, отвечаешь вопросом на вопрос… – Мне просто не понравился твой вопрос. Я не могу понять, что заставило тебя вообще об этом подумать. – Например то, что я никогда не видела, как вы целуетесь. – Ты считаешь это ключевым показателем в определении любви? – Нет, конечно же, но это важно. – Важно для кого? – с явным раздражением в голосе спросила Юдит. – Для меня, – ответила Габи, – мне надоело делать вид, что я ничего не понимаю и ничего не знаю, надоело быть дурой. – Ну, какая же ты дура?.. – Самая обычная, – перебила её дочь, – надо мной уже смеяться начинают. Ты себе представить не можешь, что стоит мне сдерживать себя и выполнять все ваши идиотские установки. Мне семнадцать! Я взрослая! Мне тоже хочется любви! Настоящей, а не придуманной как у вас. – И мы мешаем тебе? – Да, мешаете, – огрызнулась Габи. – Вы мне шагу ступить не даёте. Это не смотри, это не читай, сюда не ходи, с этим не дружи, это не надевай. У меня даже денег никогда не бывает. Клянчу у вас, как побирушка. Сколько можно! – Я не думала, что ты окажешься такой неблагодарной, – грустно произнесла Юдит, садясь на стул, – мы же ради тебя готовы были в лепёшку разбиться, потакали каждой твоей прихоти, да, требовали, но ничего такого, из-за чего можно выслушивать такие обидные тирады, не сделали. – А мне, по-твоему, не обидно? Я же посмешище для всех! Чучело! Инопланетянка какая-то! – Габи, не говори глупости, – Юдит взяла дочь за талию, усадила её к себе на колени и обняла, – ты же у нас красавица, они просто тебе завидуют. Дочь уткнулась в плечо матери и зарыдала. – Ну вот… Ещё чего не хватало… Юдит вдруг вспомнила, как сама вот так сидела на коленях матери и взахлёб ревела, та гладила её слегка округлившийся живот и успокаивала: – Ты молодец, что решила оставить ребёночка. Он изменит тебя, сделает лучше. И Андрей будет рад. – Ему то чего радоваться? – утирая нос, попыталась возразить Юдит. – Сделал своё дело, и в сторону. – Что ты такое говоришь?! Он же, вроде, обещал жениться на тебе. Так ведь? – Обещал… Мало что может мужик пообещать. Мам, мне так плохо… Тошнит постоянно… И во всём он виноват. – Глупенькая ты. Всё скоро пройдёт. Ребёночек родится, и ты себя самой счастливой будешь чувствовать. – Хотелось бы. А то вместо счастья пока только одни проблемы. Юдит не стала уточнять, пусть думает о своём. А проблемы реальные были куда больше, чем банальный токсикоз и растущий не по дням, а по часам живот. Зачем маме знать, что фильм получился плохим, что инвесторы остались недовольны, и может так случиться, что они потребуют вернуть вложенные деньги. В тот день Юдит не хотела включать телефон, ей так было спокойнее, если не звонит – значит и проблем никаких нет. Но именно это поведение вызывало раздражение её боссов. Их взвинченные секретарши через каждые тридцать секунд набирали номер Юдит, но в трубке постоянно звучала одна и та же безжизненная металлическая фраза – абонент вне зоны доступа. Эта игра в кошки-мышки продлилась два дня, после чего дверь в квартире Юдит была взломана, а сонная хозяйка доставлена по назначению двумя неразговорчивыми мужчинами. – Как ты объяснишь своё поведение? – нарочито вежливо поинтересовались инвесторы. – А что я такого сделала? – прикинулась дурочкой Юдит. – Ничего не сделала. Ты ни-че-го не сделала! Мы в жопе! Фильм дерьмо! Его никто не берёт! – Ну разве я виновата, что фильм не получился? – А кто виноват?! – Вы же знаете всё… Что Монти мёртв… Что я беременна… Что актриса наша тоже беременна… – Ты считаешь это аргументом? Видите ли, сучки забеременели… Так не надо было лезть в этот бизнес. Чешется между ног – трахайтесь на стороне! Юдит едва сдерживалась, чтобы не вцепиться ногтями в их жирные морды, и это трудно было скрыть. – Что ты пялишься? Ждёшь, что сейчас откроется дверь и тебе спасёт твой придурок? Расслабься, он не придёт. Ему сейчас не до тебя. – Что вы сделали с Атиллой? – крикнула Юдит, вскочив со стула. – Сядь на место! Он там, где ему положено быть. – В тюрьме? – Ты хорошего о нас мнения, – одновременно заржали боссы. – Что с ним? Скажите, пожалуйста, – взмолилась Юдит –– Ему сейчас хорошо… Там где он – тихо и спокойно… Никаких проблем… Полный релакс… – Вы что, убили его!? – Ну почему же «мы»? Он сам случайно застрелился. Так бывает, когда совершаешь ошибку. Когда лезешь не в своё дело. Сами собой по щекам Юдит покатились слёзы. – Ты сопли тут не распускай. Лучше подумай, как будешь рассчитываться с нами. Деньги у тебя есть? – Откуда? – сжав зубы, выдавила она из себя. – Значит будем брать натурой. Отрезать по кусочку и скармливать собакам, пока не найдёшь всю сумму. Всё, пошла вон! У тебя десять дней! Юдит сидела на кухне, обхватив руками чашку с остывшим кофе, и смотрела на ползающую по столу муху. Не было ни сил, ни слёз, чтобы плакать. Она взяла газету, свернула её и со всей силы шлёпнула по столу, размазав по скатерти ничего не подозревающее насекомое. Вот точно так же поступят и со мной, подумала она, и кончиком пальца сбросила муху на пол. Что делать, она не знала. Не знала куда бежать, кому звонить и кого простить о помощи. Не найдя ничего лучшего, Юдит взяла телефон и набрала номер Андрея. – Привет. Мне нужна твоя помощь, – без объяснений начала она. – Что случилось? – настороженно ответил он. – Я же сказала, мне нужна твоя помощь… – Мне приехать? Что-то с фильмом не так? – Да, – коротко ответила Юдит. – Хорошо… Если не хочешь ничего объяснять… Сейчас закажу билет, и завтра утром вылечу в Будапешт. – Только Ленке ничего не говори. Соври что-нибудь… – Не переживай. – Да, всё хотела спросить, как там у неё всё протекает? – Вроде нормально. В больнице сказали, что будет мальчик. – Везёт вам.., – начала задумчиво Юдит и тут же осеклась, чтобы не проговориться, ведь Андрей до сих пор не знал, что она тоже беременна. Глава 4 Уже несколько часов вместо белого шума, которым была заполнена её голова, начали появляться какие-то осознанные картинки… Внезапная, невыносимая боль во всём теле… Вот она трясущимися пальцами набирает номер… Что-то пишет на листочке, вырванном из блокнота… Потом такси, аэропорт, взлёт… И дальше только звенящая тишина, в которую время от времени врываются потусторонние звуки, чьи-то голоса и вспышки яркого света… – Зачем ты уходила? – Мне стало холодно… – Это же не повод уходить. – А ты попробовала бы сама, когда вокруг ледяная тьма. – А вернулась почему? – Жалко тебя стало. – Виктория, с кем это вы разговариваете? – вклинился в диалог мужской бархатистый голос. – А вы кто? – Илья Маркович. – Я помню ваш голос. Я слышала его раньше. – Ну, конечно слышали… Я же ваш лечащий врач. – Лечащий врач? – удивлённо произнесла Вика, и попыталась открыть слипшиеся веки. – А я подумала, что вы… Ой… Какая же я дура. Она закрыла лицо руками, и громко засмеялась. – Хороший признак, – отреагировал на её смех Илья Маркович. – А где я? – повертев головой спросила Вика. – В больнице. – Это понятно. Где? – Вы действительно ничего не помните? – Почти ничего… – Вас прямо из самолёта привезли к нам в клинику с острой формой пневмонии. Санитары думали, что не успеют… – Получается, что успели, – выдохнула Вика. – Как видите. – Из самолёта… Значит я куда-то прилетела… – Милочка, вы в Израиле… Ну конечно в Израиле! Она словно прорвала пелену, и воспоминания высыпались в голову, пока бессистемно, но их уже было много, в них можно было покопаться и отыскать самое важное и нужное. Вспомнилась записка с адресом, телефоном и именем какого-то Ильи Марковича, которую доктор Дереш прикрепил степлером к листочку с её диагнозом. На всякий случай, как сказал он тогда. И случай этот настал… Долгие восемь лет длилось заточение. Вика, скрывшись от всех и от всего, надеялась таким образом избавиться от навязчивого желания жить. Маленький приморский городок, который, а она в этом была уверена, должен был в скором времени стать её могилой, стал её домом. А всё потому, что рядом было море. А она очень любила море, но только совсем другое… За всю жизнь ничто так не врезалось в сознание Вики, как поездки в Крым всей их весёлой компанией, и каждый раз – месяц свободы и счастья. Когда не нужно было искать место для любви – весь пляж в твоём распоряжении, когда не нужно думать, успеешь ли прибежать домой до одиннадцати, чтобы не получить от матери ремнем по жопе – палатка с надувным матрасом ждёт тебя в любое время дня и ночи, когда не нужно заботиться о том, во что сегодня одеться – одежда в принципе не нужна, не нужно краситься и причёсываться… В общем, ничего не нужно, когда есть свобода! С каким удовольствием Вика вспоминала те вечера, когда они в парке отдыха посёлка Солнечногорское забирались на кинопроекционную будку и с наслаждением смотрели фильм, который до этого видели, наверное, раз сто. Как весело было убегать от ментов, прятаться от безумных «местных», жаждущих твоего комсомольского тела, вслушиваться в звуки музыки, доносящиеся издалека, и так определять, где сегодня дискотека и бежать туда, чтобы повертеть своей сочной попкой перед толстыми завистливыми тётками и потными алчущими мужиками… А потом любовь… Ежедневная любовь… Изнуряющая любовь… А рапаны… Вы знаете, что такое варёные рапаны? Боже, никакие мидии и устрицы под соусом бешамель, приготовленные в лучшем ресторане каким-нибудь Джимом Оливером, не сравнятся с тем вкусом, который получается после того, как бросаешь в котелок, висящий над костром, десяток рапанов, солишь кипящую воду и через полчаса выковыриваешь вилкой содержимое и, обжигая губы, наслаждаешься… А потом снова любовь… Вика вдруг отчётливо почувствовала вкус солёных губ Риты и запах её загорелого тела… – Спасибо, что вернулась, – продолжила она прерванный разговор, когда палата опустела. – Самой не хотелось уходить. Нам ведь было хорошо вместе, правда? – Не то слово… Если надумаешь снова свалить, предупреди заранее, – Вика повернулась на бок и поправила подушку. – Посплю я немного… – Спи… Я покараулю… Утром, сразу после обхода, Илья Маркович присел на край Викиной кровати и крепко сжал своей ручищей её тоненькую ладошку, погладил, и не отрывая взгляд от её глаз, тихо произнёс: – Я не знаю всех деталей… Не вникал и вникать не собираюсь. Мне это не важно и не интересно…, – он замялся, и ещё крепче сжал её руку. – Я посмотрел результаты анализов… Ты что хотела себя убить? – С чего вы взяли? – настороженно спросила Вика. – А с того, что активного вещества, которое должно было поступать в твой организм вместе с препаратом, не обнаружено, иммунка почти на нуле. А это говорит о том, что ты не принимала препарат. – Не правда! Я принимала! – всполошилась она. – Каждый день принимала… Вместе с Сергеем. Он привёз с собой, мне даже не пришлось покупать. Он приехал в Черногорию из Питера. Случайно увидел скрывающуюся в скалах женщину, начал наблюдать, долго крутился вокруг её убежища, и наконец решился подойти. Глаза грустные, пальцы длинные, как у скрипача, худющий страшно и молчаливый. Смотрел на Вику, как влюблённый мальчишка. По её меркам он действительно был «мальчишка» – Сергею недавно исполнилось двадцать шесть лет, пять из которых он болел. Как и она, прошёл все стадии неприятия, от желания повесится, до нестерпимой тяги прожить как можно дольше. И вот он начал длительную осаду её крепости, которая в конце концов пала. Давно забытое ощущение, такое приятное, такое милое. За Викой уже много лет никто не ухаживал, не целовал, не ласкал, она давно не засыпала в чужих объятиях. Ей просто нужна была эта ласка, нужно было тепло, искренность и любовь. И всё это у Сергея было. – А тебя не смущает, что я старая? – кокетливо поинтересовалась Вика. – Ну какая же ты старая. Даже не произноси это слово, – ответил Сергей и прижал её к себе, она высвободилась и распахнула халатик, под которым ничего не было. – И это тебя возбуждает? Он кивнул. – Боже, какой ты идиот, – ласково сказала Вика, вернувшись в его объятия. – Только давай договоримся – никаких разговорах о болезни. Нет её. Понял? Сергей снова кивнул, закрепив своё согласие страстным поцелуем, чем окончательно лишил Вику возможности сопротивляться накатившейся страсти. Они ещё немного поболтали после ужина, хотя болтала в основном она, Сергей же кивал и неотрывно смотрел в её глаза, не понятно, что он хотел там увидеть, но то, о чём мечтал, он вскорости получил. Дверь квартиры захлопнулась, и тут начался мандраж… И не только у Вики… Поскольку ни она, ни он не пили спиртное, а расслабиться как-то нужно было, и очень уместной оказалась папироска, которая, как бы случайно оказалась у Сергея в сумке. Они высунулись в открытое окно, вдохнули напоследок пьянящий аромат приморской ночи и, не торопясь, передавая друг другу как трубку мира и любви, выкурили эту папироску. Внизу шумело море, а вдалеке сверкал огнями курортный город, готовящийся, как и они, к сладостной ночи… Вика стояла под тёплыми струями воды, льющейся с потолка, и ей подумалось, что пока она здесь нежится, внезапно возникший на её пути рыцарь тихонечко сбежит, так и не увидев её истерзанное временем тело во всей красе. Она выскочила из душа, замотанная в полотенце.., но он был на месте… Они долго лежали под одеялом, не решаясь сделать первый шаг, вернее первое прикосновение. И вот Сергей провёл ладонью по её ещё влажным на кончиках волосам, слегка приподнялся и прикоснулся своими пересохшими губами к её холодным губам… Чего чего, а поцелуев у Вики не было давно, настоящих, страстных, непридуманных… Она уже и забыла, как это приятно… Целовалась она редко, в основном в юности, когда поцелуем можно было довести себя до крайней степени возбуждения. И вот сейчас был тот самый случай. Ощущения как из прошлого. Несмотря на внушительную дозу волшебного дыма, она всё никак не могла расслабиться, и рациональное начало упорно боролось в её голове с бессознательным, но с каждой секундой и с каждым новым прикосновением отступало, его гул становился всё тише и тише и, в конце концов, затих, видимо любуясь происходящим. Вика не могла не прикоснуться к нему, и её рука, как бы случайно, оказалась внизу… Вот именно в этот момент рациональное окончательно отключилось в её сознании, и она полностью отдалась нахлынувшим чувствам, которые спали уже много лет… Да, оргазм был… Правда, он как-то затерялся в нахлынувших эмоциях, что Вика могла его и не заметить, в конце концов она так измоталась, что ничего уже и не хотелось, кроме обнимашек… Так они и лежали, уткнувшись осоловевшими взглядами в потолок, и ржали с потерявшего ориентацию комара, который вылез из плафона, осоловев от незнакомых запахов. Спалось на удивление хорошо, и так приятно было ощущать рядом с собой, пусть и не очень сильное, но мужское тело. Вика встала раньше, солнце сквозь дымку уже освещало верхушки гор, а внизу, в сторону моря, текла непрерывными потоками толпа отдыхающих. Успели ли они заметить разглядывающую их голую женщину? Вряд ли. Им не до этого. Они спешат. А вот ей спешить было некуда, она получила то, чего так давно хотела, и получит сегодня ещё. Сергей спал как младенец, посапывал, шевелил опухшими губами, то и дело раскрывался, обнажая своё исхудавшее тело. Вика укрыла его в очередной раз, взяла с тумбочки пузырёк с таблетками, которые он привёз, проглотила одну и с неохотой пошла в душ. Впервые за много лет ей не хотелось смывать с себя грех. Да и грех ли это был? Кто знает… Глава 5 Больше недели ушло на то, чтобы обойти арматуру, ставшую на его пути. Стасу практически пришлось начать сначала всю работу, расширив отверстие в стене так, чтобы кусок ржавого металла остался в стороне. По его расчётам нужно было ещё дней десять, и с каждым миллиметром, на который отверстие становилось ближе к цели, звуки, проникающие через него были всё отчётливее. Именно они приводили Стаса в трепет, интриговали и заставляли работать быстрее. Он впервые начал прислушиваться к странным звукам, которые доносились из маминой комнаты лишь пару лет назад. Дверь у неё всегда была заперта, и входить внутрь строжайше запрещалось. Стас знал это с детства, но до поры до времени тайна маминой комнаты его не интересовала, у него была масса других ребяческих забот. Но вдруг проснувшееся любопытство каким-то странным образом совпало с его взрослением, и то, что каждую ночь проникало сквозь толстую стену, будоражило и возбуждало его юношескую плоть, хотя он ещё понятия не имел, что это такое, ведь в отличие от своих сверстников, Стас даже не умел мастурбировать, чего уж там говорить о чем-то более существенном. Несмотря на свою девственность, он нравился девочкам, но те, будучи стервами по сути, даже не осознавая того, что они стервы, изводили юношу недвусмысленными намёками. Он устал от этого, но так и не позволил ни одной из озабоченных девиц надругаться над своим телом. Если же говорить о любви, которая обычно без спроса врывается в жизнь мальчишек и нарушает её привычный ход, то в его случае она пока прошла стороной. Сегодняшняя ночь мало чем отличалась от всех остальных. Стас лежал, боясь шевельнуться, и вслушивался в едва уловимые звуки, доносившиеся из соседней комнаты, рисуя в своей фантазии невообразимые картинки, в которых было всё что угодно кроме секса, он никак не вписывался о образ матери, да и о каком сексе могла идти речь, если в их доме он никогда не видел ни одного мужчины, не было даже их запаха. Но не это приводило его в трепет, а то, что уже завтра он сможет узнать тайну матери, ведь несколько часов назад был пройден последний миллиметр его пути, который казался бесконечным, и впереди была только тоненькая полоска обоев, сквозь которую уже пробивался свет. С курьером из интернет-магазина Стас встретился на остановке. Расплатился и, свернув за угол, прямо на ходу вскрыл маленькую коробочку, убедившись, что получил именно то, что заказывал. Внутри была микроскопическая панорамная видео камера размером с батарейку для часов, которая передавала изображение даже при почти полном отсутствии освещения. У него была ещё как минимум пара часов до приходя матери, чтобы опробовать камеру и аккуратно установить её в уже подготовленное отверстие. Самым ответственным и сложным было не повредить обои, аккуратно сделать прорезь, чтобы можно было незаметно выдвинуть камеру, а потом так же незаметно убрать её. На удивление всё получилось почти мгновенно. С помощью металлической спицы и приклеенного к её основанию кусочка острого лезвия, Стас сделал крестообразный надрез в обоях, на такой же спице закрепил камеру и подключил её к планшету. Изображение было отменным. Он посмотрел на часы, оставалось пятнадцать минут. Нужно было поторопиться или пришлось бы всё переносить на завтра, но желание разгадать тайну матери заставило работать быстрее. Спица с камерой медленно продвигалась в отверстии, проделанном в стене, и весь её путь транслировался на экране. Это было похоже на колоноскопию, когда человеку в задний проход вставляют миниатюрную камеру и с её помощью исследуют толстую и прямую кишку, с одним лишь отличием: там не было света в конце тоннеля. Прорези в обоях раздвинулись в стороны, и на экране появилось изображение комнаты. Стас присмотрелся и остался доволен увиденным, поскольку в поле зрения широкоугольного объектива попадало почти всё её пространство. В телефоне заиграла мелодия будильника. Он установил его специально с упреждением, чтобы не суетиться, когда придёт с работы мама. Стас поправил обои, повесил на место картину и, спрятав под подушку планшет, уселся за свой рабочий стол. В это же время хлопнула входная дверь. – Стасик, ты дома? – услышал он голос матери. – Ну ты же знаешь, что я здесь. Зачем постоянно спрашиваешь одно и тоже? – наигранно недовольно ответил он и ещё раз бросил взгляд на стену. – Куда я денусь от тебя? – Действительно, куда ты денешься, – игриво произнесла Лена, заглядывая в его комнату, – привет, сынок. Что делаешь? – Алгебру заканчиваю, – не поворачиваясь ответил он, – на завтра много задали. – Через полчаса выходи, будем ужинать. – Хорошо, мамочка. Стасу повезло, что она не видела в этот момент его лица, точно заподозрила бы что-то, сын оказался плохим актёром. Услышав через пару минут характерные кухонные звуки, он встал и ещё раз внимательно осмотрел комнату, вроде всё было в порядке. И только в последнюю секунду взгляд скользнул по столу… Судорожный импульс пробежал по его телу – на экране компьютера светилась схема подключения скрытой камеры. Стас дёрнулся и хотел сначала захлопнуть крышку ноутбука, но здравый смысл победил, и он дрожащей рукой схватил мышку и только с третьей попытки попал на крестик в правом верхнем углу экрана, закрыв тем самым программу для просмотра изображений. Сердце колотилось, как после многокилометровой пробежки. Он с облегчением выдохнул и перетащил в корзину файл с описанием камеры, убедившись, что он уничтожен. Вечер прошёл, как обычно проходили все предыдущие вечера: поужинали, мама расспросила о школе, для приличия поругала сына за какую-то мелочь, помыла посуду, недолго побыла в ванной, после чего поцеловала выглянувшего из комнаты Стаса и ушла к себе, плотно захлопнув дверь и заперев её на ключ. Томительное ожидание длилось, по его ощущениям, вечность. Он периодически доставал из под подушки планшет, но не решался включить его, ведь тех звуков, которые так будоражили пока не было слышно. И вот, после очередной попытки, Стас всё-таки нажал на кнопку и, взглянув на вспыхнувший экран, моментально отбросил планшет в сторону, отвернувшись и судорожно вытерев руки о футболку, словно они были чем-то испачканы. Гаджет лежал на кровати, и продолжал транслировать то, что происходило за стеной. Придя в себя и немного успокоившись, Стас сделал шаг в сторону кровати и взглянул на планшет, опасаясь прикоснуться к нему, словно тот был заразный, но руки сами собой вытянулись, схватили его и поднесли к лицу. Стас, не отрывая взгляд, смотрел на экран, зрачки его расширились, пульс участился, и вдруг перед глазами всё поплыло, комната пошатнулась, и ноги, став ватными, подкосились, и обмякшее тело, зацепив стоящий у кровати торшер, рухнуло на пол. Светильник ещё пару секунд раскачивался из стороны в сторону, выискивая центр тяжести, но не найдя его, ударился о стену, и стеклянный абажур с грохотом разлетелся на мелкие кусочки… – Что с тобой? – донеслось откуда-то из звенящей тишины. Что-то больно обожгло его щеку, потом другую, от этих ударов голова болталась из стороны в сторону. Стас попытался приоткрыть глаза, и сквозь туман возвращающегося сознания проступило очертание знакомого лица. – Ма-ма-ма.., – чуть слышно промычал он… Не так она хотела провести этот вечер, настрой был совсем иным. Уже с утра возбуждение было настолько сильным, что идти на работу совершенно не хотелось, но идти пришлось, иначе стерва-начальница влепила бы очередной выговор, а там и до увольнения недалеко. Не могла Лена себе этого позволить, поэтому выпив три таблетки Персена, она вышла из дома и направилась к остановке. Впереди было восемь часов томительного ожидания. И так продолжалось уже более шестнадцати лет. Каждый её день начинался и заканчивался одинаково, и именно его окончания она с таким нетерпением ждала. Придя домой, Лена, как и всегда, перебросилась несколькими фразами с сыном, накормила его ужином, приняла душ и вошла в свою комнату. Наступило её время. Никто не имел права ей мешать. Телефоны были отключены, а Стас с детства знал, что ни под каким предлогом он не может не то, чтобы войти к ней, но не может даже постучать в дверь. И она привыкла к этому комфортному спокойствию. Лена повернула ключ в замке, после чего подошла к окну, плотно задёрнула шторы и лёгким, едва заметным движением, сбросила с себя халат, оставшись совершенно голой. Её тело мало изменилось за это время, оно было всё также привлекательно и сексуально, можно даже сказать, что формы стали ещё более аппетитными, слегка увеличилась грудь, немного округлились животик и попка. Любой мужчина, оказавшийся сейчас рядом с Леной, потерял бы остатки рассудка, так восхитительна она была, к тому же её тело источало какой-то умопомрачительный феромон, который заводил даже её. Эта страсть к самой себе возникла давно, а масштабы стихийного бедствия приобрела после того, как Андрей, уехавший, как он сказал, на денёк, не вернулся, и Лена осталась одна. Сама рожала, сама растила сынишку, сама воспитывала его. Ей снова пришлось жить двойной жизнью, в течение дня играть роль добропорядочной мамаши, а вечером превращаться в ненасытную суку, для которой не существовало никаких преград, и у которой было несколько сотен тысяч поклонников, готовых отдать последние деньги, чтобы ещё хоть разок возбудиться на таинственную белокурую красавицу. Вот и сегодня Лена, как всегда, улеглась на кровать и, для того чтобы ещё больше распалить огонь, который целый день выжигал всё изнутри, включила телевизор и запустила единственный медиа-файл, который был в библиотеке. Она смотрела этот фильм несметное количество раз, этот фильм был её усладой и одновременно с этим её болью. Это был её первый фильм, тот, из-за которого изменилась вся жизнь, вернее могла измениться и пойти в ту сторону, куда Лене хотелось идти, но в итоге он привёл её туда, где она сегодня находилась… В одиночество… На экране сменяли друг друга картинки того старого видео, где они были вдвоём, где её тело млело в объятиях Андрея, где в неё входили не силиконовые имитаторы, как в последние шестнадцать лет, а настоящая мужская плоть… Давно забытое ощущение… Лена принципиально лишила себя этого удовольствия, и так случилось, что Андрей стал последним её мужчиной. Был ещё тот брутальный накачанный тип, с которым она снималась вместе с Юдит, но это не в счёт, поскольку тогда она находилась почти в бессознательном состоянии и делала всё скорее по необходимости, чем по желанию, отдав партнёру лишь тело, душа же мечтательно витала совсем в другом месте. Лена тогда думала об одном – как сказать Андрею, что ждёт ребёнка от него, и самое главное, как это сделать раньше Юдит. Вопрос решился сам собой – Юдит просто ничего не рассказала Андрею о своей беременности, посчитав, что так будет лучше для всех. А любовь? Жила же она без неё, проживёт и дальше, зачем же добивать несчастную девочку, которая такого натерпелась, что и в страшном сне не привидится. Но недолгим было счастье Лены, достаточно было одного звонка из Будапешта, чтобы Андрей умчался навсегда, бросив её за месяц до родов. Он не вернулся и после, когда на свет появился Стасик, не приехал на его первый день рождения, ни разу даже не звонил за все эти годы. Как она не свихнулась, одному богу известно. Однажды Лена поняла, что их фильм перестал служить для неё мостиком в прошлое, о котором она так тосковала, он начал её возбуждать, и ежевечерний просмотр, перед там как войти в свой любимый чат, стал ритуалом, без которого не появлялся нужный настрой. Уже была позади прелюдия, и приближался её любимый эпизод. Лена сквозь полуприкрытые веки следила за каждым движением на экране и, едва касаясь пальцами своего тела, почти физически ощущала прикосновение к нему губ Андрея, как вдруг за стеной раздался страшный грохот и звон разбившегося стекла. Она вскочила с кровати и, накинув халат, выбежала в коридор. Дверь детской была заперта изнутри. – Стас! Открывай! – крикнула она, но ответа не последовало. Лена несколько раз стукнула в неё кулаком и подёргала ручку. – Открывай немедленно! Что ты разбил!? – и снова тишина. Она сделала пару шагов назад и со всей силы толкнула дверь плечом. Защёлка с хрустом вылетела. На долю секунды Лена замешкалась, увидев лежащего на полу сына, но тут же рванулась к нему, упала на колени и, обхватив голову Стаса руками, принялась зачем-то трясти её, словно этим можно было привести его в чувства, после чего начала, что есть силы, лупить его по щекам, пока тот не открыл глаза. – Стасик, что случилось? Что с тобой? – она попыталась приподнять его. – Всё нормально, ма… Я просто упал… Споткнулся… – Такой грохот был, – она огляделась по сторонам и, заметив упавший торшер, встала с колен, чтобы поднять его, и чуть было не наступила на планшет, который лежал буквально в паре сантиметров от её правой ноги. Стас видел всё это, он видел, что экран продолжает светиться, транслируя изображение из маминой комнаты. Его колотило от одной мысли, что тайна раскроется. Он сделал резкое движение рукой, и планшет, скользнув по полу, скрылся под кроватью. В это же мгновение мать сделала шаг в сторону и чуть было не наступила на ладонь сына. – Какой ты неуклюжий, Стасик, – сокрушённо произнесла она. – Голову не разбил? – Нет, всё нормально, – стараясь скрыть волнение, ответил сын, проведя рукой по затылку, – лампу только жаль. – Да, черт с ней, главное, что с тобой ничего не случилось… А ну посмотри мне в глаза, – Лена сжала руки сына. – Дрожишь весь и ладошки влажные. А ну-ка раздевайся и ложись в кровать, я сейчас сделаю чай с лимоном и принесу аспирин. Она вышла из комнаты сына и только сейчас заметила, что халат был не застёгнут. Она на ходу резко запахнула его полы и крепко стянула на талии поясок. Глава 6 В тот вечер, когда Валерка перерезал верёвку, на которой висело под потолком тело Павла Андреевича, он перерезал и последнюю тонкую нить, связывавшую его с Викой. Он уже ничего не мог изменить. Он проиграл. И если бы на его пути не оказалась Рита, то лучшим исходом его существования была бы палата наркологического диспансера… – Валер, а тебе не звонил Миша? – донёсся из кухни голос Риты. – Нет. А что, должен был позвонить? – крикнул в ответ Валерка, принюхиваясь к ароматным запахам свежеприготовленного завтрака. – Они же сегодня переезжают на новую квартиру. Разве ты не знал? – Ну, он говорил как-то, но я не думал, что это будет именно сегодня. – Может ты придёшь сюда, что мы перекрикиваемся как идиоты? Валерка отложил в сторону газету, встал с дивана и направился на кухню, обнял за талию Риту, возившуюся у плиты, и поцеловал её в шею. – Боже, какой ты развратник, – игриво произнесла она, проведя плечом по месту поцелуя, – тебе не надоело ещё? Ведёшь себя как мальчишка. – А как я должен вести себя с любимой женщиной? – не разжимая рук ответил Валерка. – Как все. – Хорошо. Как все, так как все. У нас есть водка? Рита повернулась, и подозрительно посмотрела на мужа. – Зачем тебе водка? – Как зачем? Напьюсь, и буду как все… Секундное замешательство сменилось её улыбкой. – А я подумала, что ты всерьёз. Рита обняла Валерку и, притянув его к себе, страстно поцеловала в губы. – Спасибо тебе… – За что? – За то, что не прошёл тогда мимо. – Но ведь ты не хотела идти со мной. – Вот и был бы дурак, если бы послушался. – А я и не собирался тебя слушать. Я сразу решил, что забираю тебя. – Как звучит – «забираю тебя», – задумчиво произнесла Рита. – Меня раньше никто никуда не забирал. Я забирала… – Я сам был не прочь, чтобы ты меня забрала, но разве к тебе тогда можно было подойти, ты же была неприступна. Ты была королева, а мы как шавки у твоих ног вертелись. – Хорошие были времена… – Смотря для кого… – Ладно, не будем ворошить прошлое, – сказала Рита и повернулась к плите. – Ещё немного соплей, и всё бы сгорело. Она ловко поддела блинчик деревянной лопаткой и перевернула его на сковородке. – Садись, будем завтракать. Ну так что, мы едем Людке помогать? – Поедем, конечно. Приятно было смотреть со стороны на эту пару. Им было за сорок, а вели они себя как юнцы, ходили везде взявшись за руки, бесконечно целовались, чем вызывали у окружающих не столько зависть, сколько раздражение. Никто не верил, что такое возможно, считали это лицемерием, показухой и притворством. Не бывает такой любви, да ещё в таком возрасте. Но как выяснилось, бывает. Приблизительно на втором году после их случайной встречи Рита почувствовала, что холод, сковывавший её тело, сознание и чувства начал потихоньку отступать. Она была благодарна Валерке за то, что он не торопил события, не приставал к ней, не настаивал на сексе, старался вообще не говорить о нём, и уж тем более не расспрашивать о том, что с ней случилось. Таков был их договор. Он видел, как Рите плохо, но и видел как её истерзанное тело постепенно набирало форму, и от этого уже становилось плохо ему, поскольку сдерживать свои чувства уже не было никаких сил. Валерка почти физически ощущал любовь к этой прекрасной, но такой несчастной женщине, и с каждым днём она становилась всё сильней, и одновременно с этим его любовь к Вике растворялась, как растворяется сахар в воде, оставляя лишь сладковато-приторный привкус, и в конце концов, он просто забыл о ней. В одну из ночей Валерка почувствовал прикосновение, и оно было не случайным касанием во сне. Пальцы Риты медленно скользили по его спине, а на затылке ощущалось тепло её дыхания. Он боялся пошевелиться, так это было приятно и неожиданно. – Мне кажется, что я готова, – услышал он тихий голос Риты. Валерка развернулся и, придвинувшись ближе, положил её голову себе на плечо. Рита прижалась к его телу, как маленькие дети прижимаются к маме, когда им страшно или холодно. – Ты понимаешь о чём я…? – шепнула она. – Понимаю. – Спасибо тебе, что не приставал раньше… – Ну я же не тварь какая-то… – Я думала, что умерла… Холодно было… Противно… Тошно… А теперь стало тепло… Ты отогрел меня… – Я просто тебя люблю. – Я тоже тебя люблю. И это не пустые слова. Честно. Люблю так, что готова за тебя жизнь отдать. Нет… Готова любого убить за тебя. – Ну зачем же так, – улыбнулся Валерка, и поцеловал Риту в лоб, – не нужно никого убивать. Хотя, я тоже порву любого, кто прикоснётся к тебе. – Какие мы кровожадные, – тихонько рассмеялась она и нашла своими губами его губы. Тело Риты звенело как натянутая тетива, готовая в любую секунду выпустить стрелу в цель. От каждого нового прикосновения дрожь пробегала по нему, обжигая своим мимолётным холодом, словно предупреждая о последствиях, но ей нестерпимо хотелось этих последствий. Валерка несколько раз видел Риту обнажённой, но это было давно, в те счастливые времена, когда они всей шальной компанией ездили в Крым, и он тайком подсматривал за тем, как девчонки плещутся голенькие в море. Он припоминал сейчас, на ком дольше всего задерживал взгляд, и ловил себя на мысли, что чаще рассматривал прелести Риты, почти не смотрел на Людку и лишь изредка переводил взгляд на Вику, хотя для себя окончательно решил тогда, что любит именно её. Кто знал, что всё так изменится, что божественная и неприступная Рита будет лежать рядом с ним, готовая ко всему, что он пожелает. Валерка любовался ею, лежащей рядом, такой нежной, такой открытой, такой желанной, наслаждаясь каждым мгновением, которое судьба подарила ему, тем самым развеивая банальную истину, что если любил одну, а потом полюбил другую, то оставаться нужно с последней, поскольку первой ты уже изменил, осмелившись полюбить ещё кого-то. Но он не изменил Рите, просто отошёл в сторону, испугался тогда быть отвергнутым, как были отвергнуты десятки тех, кто попытался овладеть ею без её на то согласия. И эти два года воздержания, которые Валерка провёл, находясь рядом с Ритой, стали для его любви настоящим испытанием, из которого он вышел победителем. – Я почти всё забыла, – неожиданно произнесла Рита, и её тело затряслось от рыдания. – Давай, я попробую сам, – спокойно ответил Валерка. Он уложил её на спину, поправил разметавшиеся по подушке волосы и начал нежно целовать, собирая губами катящиеся из глаз слёзы. – Ничего не делай. Просто лежи, милая. И, пожалуйста, не плачь. Я всё сделаю сам, – Валерка посмотрел на Риту глазами влюблённого мальчишки. – Ты представить не можешь, как ты прекрасна. И действительно, он всё сделал сам, и он совершенно не думал о себе, самое главное, чтобы было хорошо ей. И Рите впервые за много лет было хорошо. Она млела от каждого прикосновения его пальцев и губ, её кожа покрывалась мурашками, когда соски ощущали на себе влажную теплоту его языка, а бабочки щекотали своими крылышками внутри её живота, когда он медленно опускался вниз. Но до основного блюда в этот вечер так и не дошло. Рита, истерзанная наслаждением, даже перестала отслеживать свои оргазмы, накрывающие её один за другим, она кончала от поцелуя, от прикосновению к груди или к низу живота, кончала даже от лёгкого дуновения в ухо, казалось, что вся страсть, накопившаяся за эти годы, вырвалась на свободу. – Я больше не могу, – томно и сотрясаясь всем телом от вновь накатившего оргазма, пошептала Рита. – Прости… Я посплю немного и потом… Потом продолжим… Потом я сделаю тебе… хорошо… потом. Последние слова она произносила уже практически во сне, но это ничуть не возмутило и ни капельки не расстроило Валерку, напротив, он был счастлив. Полюбовавшись ещё чуть-чуть на свою женщину, он аккуратно укрыл её одеялом, задёрнул шторы и, неслышно ступая босыми ногами по полу, вышел из спальни. В прежние времена он обязательно бы уединился в ванной, чтобы снять напряжение, но только не сегодня. Вот это было бы настоящим предательством… Людкина квартира представляла собой яркий пример того, как не нужно готовится к переезду. Повсюду валялись разносортные картонные коробки, одни из которых были заполнены и стянуты скотчем, другие же заполнялись по ходу вещами, сваленными в кучи в разных углах комнат. Между всем этим бардаком сновали крепкие парни в комбинезонах, пытаясь вынести остатки мебели, какие-то странные люди, по всей видимости соседи, жаждущие выклянчить у хозяев то неработающий утюг, то карниз, то полочку для обуви. А над всеми возвышалась миниатюрная Людка, громогласно раздающая команды и милостиво жертвующая страждущим ненужный ей хлам. Миша пытался помогать грузчикам, от беготни по этажам очень быстро вспотел и выдохся и, после длительного перекура, занялся по указанию жены заполнением полупустых коробок. Время поджимало. Новые жильцы уже стояли в коридоре, заставив его своими вещами, что очень сильно затрудняло работу грузчиков. И этому бардаку не видно было конца. – Помощь принимаете? – услышала Людка знакомый голос. – Вас ещё тут не хватало, – промычала она себе под нос, после чего повернулась к вошедшим и, изменившись в лице, радостно крикнула. – Привет! Как хорошо, что вы пришли, а то мы уже зашиваемся. Налетайте! Валер, всё тяжёлое вниз, а ты займись вон той кучей со шмотьём. Рите не понравился этот командный тон, но она отнесла это к стрессу, который был вызван переездом. Поковырявшись немного в вещах, она незаметно выскользнула из квартиры и на лестнице столкнулась с Мишей. – Как ты с ней живёшь? – шутливо спросила Рита. – Ритуль, я бы, конечно, предпочёл жить с тобой.., но Людка настоящая… – Ты хочешь сказать, что я призрак? – Нет. Ты ангел… – Ну, вот понеслась… Меняем тему. Когда новоселье будете справлять? – Завтра. Не хочу откладывать, – Миша посмотрел вверх и прислушался, не идёт ли кто по лестнице. – Только это секрет. Людке ничего не говори. – Что за тайны? – Я втихаря от неё отремонтировал бабкину дачу. Хочу сделать подарок. Так что встретимся там, сразу всё и отметим. – А где это? – поинтересовалась Рита. – Я оставлю Валере адрес и координаты для навигатора. Жду вас завтра в 15.00. Будем жарить шашлыки и смотреть, как Людок сходит с ума от той красоты, которую я там сделал. – Да, Мишаня, ты хоть и мент, но романтик ещё тот. – Стараюсь соответствовать. Но ты молчок, – улыбнулся в ответ он, и приложил палец ко рту. – Договорились. Не прошло и получаса, как они свернули с объездной и поехали по пустой сельской дороге. Мимо проплывали пасторальные картинки с домиками, утопающими в зелени, пасущимися в полях коровами и мчащимися по пыльной обочине мальчишками на велосипедах. Рита смотрела по сторонам и ловила себя на мысли, что всё это она уже когда-то видела, и ни с чем хорошим эти воспоминания не ассоциировались. И вот впереди показалась остановка, сохранившаяся в своей первозданной форме ещё с советских времён. Рита, оглянувшись, проводила её взглядом. – Что там? – поинтересовался Валерка. – Да так… Ничего.., – уклончиво ответила она, – только не говори, что мы сейчас свернём направо. – Не знаю, что ты себе напридумывала, – он взглянул на навигатор, прикреплённый к лобовому стеклу, – но через двести метров мы должны свернуть… направо. – Мистика какая-то… Не может этого быть… Машина скакнула на кочке и свернула на узкую грунтовку, которая уходила в глубь села, петляя между заборами, поросшими кустарником. С каждым метром Рита всё крепче сжимала кулаки, и её тело начинало колотить изнутри от нарастающего озноба. Валерка нажал на тормоз, и резко остановившуюся машину окутало летящей за ней пылью. – Я не поеду дальше, пока ты не объяснишь, что с тобой, – сказал он, вынимая ключи из зажигания. – Я не могу… Прости.., – Рита уткнулась лицом ему в плечо. – Не могу… – Мне разворачиваться? Она слегка приподняла голову, и посмотрела на дорогу, скрывающуюся за холмом. – Поехали, – решительно сказала Рита. – Ты уверена? – Да. Она достала из сумки платок, вытерла слёзы, высморкалась и, взглянув в зеркало заднего вида, поправила волосы. – Поехали! – ещё более решительно повторила она. Машина тронулась с места. – Через сто метров прибываем. Пункт назначения будет слева, – безэмоционально произнёс навигатор. – Кто бы сомневался, – чуть слышно отреагировала на это сообщение Рита. Валерка припарковался возле ворот, посигналил, но никто не открыл. Он вышел из машины, подёргал калитку и заглянул через забор. В глубине ухоженного двора стоял небольшой домик, явно старый, но приведённый в порядок. На крыше был новенький шифер, свежевыкрашенные деревянные стены и беленькие пластиковые окна по периметру. Всё это выглядело очень мило. – Ты посмотри, какую красоту Мишка соорудил, – крикнул Валерка, обращаясь к сидящей в машине Рите. Она открыла дверцу и, едва переставляя ватные ноги, подошла к забору. – Здесь всё было не так, – задумчиво произнесла она. – Ты здесь была? Рита, рассказывай, я с ума сойду. Не понимаю, что с тобой происходит. – Я сама сейчас сойду с ума… Они не услышали, как подъехала машина. Из неё выскочила Людка и с грохотом захлопнула дверь. Следом вышел Маша, лицо у него было бледное как у мертвеца. Он нажал кнопку на пульте, и ворота начали отползать в сторону, в образовавшийся проем протиснулась Людка и, даже не поздоровавшись с гостями, побежала по дорожке, ведущей к дому. Рита, едва заметно расширив ноздри, вдохнула почти неуловимый аромат, который шлейфом тянулся за бегущей. Это были её любимые когда-то духи. Её подруга тоже обожала их, но до этой минуты Рита не придавала этому значения. И вот теперь всё сошлось… Глава 7 Габи была не только скромной и скрытной девочкой, она была ещё страшно меркантильной и очень любила деньги, которых ей постоянно не хватало. Мысль о том, что можно зарабатывать, не работая, лет с шестнадцати вертелась у неё в голове. Свой первый опыт она получила несколько месяцев назад, когда за пятьдесят Евро разрешила взрослому дядьке в парке полизать у себя между ног. Как выяснилось – ничего страшного не случилось, ну пощекотал усищами, помял немного её тугие сисечки, зато теперь можно было сходить в клуб и не клянчить у матери деньги на это. Потом был мальчишка из десятого класса, родители которого работали в какой-то солидной конторе, и поэтому деньги у него не переводились. За сотню Габи, не без удовольствия, лизнула его член. Беда пришла на следующий день, когда тот рассказал школьным друзьям о случившемся. Слово «проститутка» Габи, конечно же, знала, но всё больше в негативном свете, и вот теперь испытала весь этот негатив на себе. Её преследовали, её дразнили, её оскорбляли и гнобили, и каждый из тех, кто больше всего усердствовал, был готов отдать последнее, чтобы оказаться с ней наедине… И она не нашла ничего лучшего, чем перевестись в другую школу, убедив маму и папу, что там лучше обстоят дела с алгеброй, а ей край как нужно подтянуть этот предмет. Всё прошло так гладко, что никто ничего не заподозрил. Слухи до директора ещё не успели докатиться, поэтому он спокойно подписал заявление о переводе и дал хорошие рекомендации. На новом месте прежних ошибок Габи уже не совершала, была примерной паинькой и любимицей учителей, особенно учительницы физкультуры, именно она и стала её настоящим учителем, разглядев в симпатичной отличнице скрытый потенциал. Откуда девушка могла тогда знать, что физручка много лет активно подрабатывала на дому, даря любовь неудовлетворённым семейной жизнью мужчинам, и, на зависть всего педагогического коллектива, разъезжала на красном «Мини Купере», уверив всех, что получила машину в наследство от дедушки. Однажды она попросила свою лучшую ученицу остаться после уроков и помочь в обустройстве спортивного зала. – Габи, скажи мне, милая, как давно ты этим занимаешься? – неожиданно спросила учительница, чем привела девочку в замешательство. – Не бойся, я никому ничего не скажу. – Не верю я вам… – А зря… Я же всё вижу и всё понимаю… Сама прошла через это… – Недавно, – опустив глаза, ответила Габи. – А когда тебя лишили…? – Я еще девственница… Фрида пристально посмотрела на неё. – Я просто люблю, когда мне лижут… там, – предвосхищая вопрос, продолжила Габи, – и еще люблю сосать… – Из тебя выйдет толк, – восхищённо произнесла училка. И между ними завязалась дружба. Нет, не любовь извращённая, а именно дружба. Фрида рассказывала и показывала, советовала и наставляла, даже позволяла остаться своей новой ученице в квартире и наблюдать за тем, как она работает с клиентами. Габи как губка впитывала всё услышанное и увиденное… И больше всего ей нравились визуальные уроки, когда она усаживалась в тёмной комнате в уютное кресло и сквозь щёлочку приоткрытой двери наблюдала за действом, которое разворачивалось на кровати. Это было круче, чем смотреть американское порно, поскольку помимо звуковых и зрительных рецепторов, работало ещё и обоняние, и эти запахи страсти, вплывающие в комнату, вызывали нестерпимое возбуждение. А сразу после того, как довольный клиент уходил, Фрида принимала душ и усаживалась напротив Габи, чтобы ответить на вопросы, которых у той с каждым днём становилось всё больше и больше, и были они всё откровенней и откровенней. Но самым главным и самым волнующим вопросом, который с первого подсматривания будоражил сознание, было желание понять, почему она позволяет мужикам иметь себя в попку. – Ты не правильно формулируешь вопрос. Это не я позволяю им, а они делают то, что хочу я. – Но ведь это не по правилам… И, наверное, больно… – Наплюй на правила, малышка. Думай только о себе и своём удовольствии. – Неужели это так приятно? – Не то слово… – А что говорят клиенты? – А ты разве не видишь? Только от одной мысли об этом у них такой стояк начинается, что никакие дополнительные стимуляции не нужны. И каждый из них прибежит завтра, и принесёт последнее, потому что дома он такого никогда в жизни не получит. – Научите меня? –– А как ты думаешь, для чего ты здесь?.. Я не просто научу тебя всему, я сделаю так, что ты будешь не только хорошо зарабатывать своим телом, но будешь уважать себя. – Но ведь я ещё ни разу по-настоящему не была с мужчиной… – Это и хорошо. Начнём с чистого листа и сделаем всё так, чтобы ты получала максимум от своей красоты, но сохранила при этом свою девственность… Мало ли как сложится жизнь. Может быть встретиться на твоём пути человек, которому будет за честь отдать самое ценное, что у тебя есть. Мне вот не повезло. Я вряд ли найду его… Да и нужен ли он мне.., – Фрида смахнула слезу. – Давай лучше подумаем о твоём счастье. С этого дня школа стала для Габи невыносимой обузой, она, ёрзая, досиживала до конца уроков и мчалась в спортзал. Ей даже не хотелось идти домой, для чего была придумана железобетонная отмазка для матери – дополнительные занятия для подготовки к выпускным экзаменам. Но настоящим экзаменом стало для неё первое свидание, которое ей организовала Фрида после трёхмесячных «курсов», которые пролетели как один день. Как выяснилось, самыми приятными в них были те моменты, когда от теории они переходили к практике, и тут без личного контакта не обходилось, их тела сливались в единое целое. – Вот видишь, – довольно шептала Фрида, – а ты говорила будет больно… Больно делают только дураки своим дурам закомплексованным, которые кроме своего гуляша ничего в жизни не умеют делать. – А когда я смогу попробовать по-настоящему? – Завтра. Я уже договорилась со своим постоянным клиентом. Он готов заплатить вдвое больше чем обычно. Половина твоя. – Я буду одна? – Нет. Со мной. Я помогу тебе… Габи не спала всю ночь, волновалась. На занятия решила не идти и весь день готовила своё тело к первой реальной встрече: тщательно мылась, выщипывала пинцетом волоски на руках и ногах, подправляла бритвой свою недавно появившуюся растительность на лобке. Ей нравилось то, что она видела в зеркале, можно сказать, что отражение возбуждало её, не зря одноклассницы завистливо шушукались у неё за спиной, а пацаны то и дело зажимали в углу, чтобы пощупать её грудь и подержаться за попку, а если повезёт, то и залезть своей дрожащей ручонкой ей в трусики. Всё это теперь казалось Габи смешным.... Она вошла в спальню, окутанную полумраком. Она не ощущала своего тела и, словно летела, почти не касаясь пола ногами. Её тело подхватили крепкие мужские руки и нежно уложили на прохладные шёлковые простыни. Она старалась не открывать глаза, чтобы не разрушить сложившийся в голове образ. И все органы, контролирующие сознание Габи отключились… Время текло незаметно, и ласки не утихали, её тело вибрировало под напором непрекращающихся микроскопических оргазмов. Наконец она почувствовала то, чего ждала больше всего… Ей казалось, что она на вершине блаженства, и даже заполнившая рот вязкая горячая жидкость не спугнула разгорающуюся страсть. – Это было что-то… – прошептала Габи, когда захлопнулась дверь. Она лежала на истерзанной кровати и, не моргая, смотрела в пустоту. – Вот твои пятьсот евро, – деловито сказала Фрида, положив на тумбочку деньги. – Сколько!? – удивлённо переспросила Габи. – Пятьсот. – Моя мама наверное меньше зарабатывает в месяц… – Купишь ей подарок… Как положено с первой зарплаты, – пошутила училка. – А когда мы сможем повторить? – поинтересовалась Габи, пересчитывая купюры. – Да хоть завтра. Но лучше не частить. – Почему? – Чтобы не перегореть. Ты же получила сегодня удовольствие? – Ещё какое.., – Габи подкатила глаза, словно пересчитывая все свои сегодняшние оргазмы, – раз сто, наверное…

Конец ознакомительного фрагмента.