Шрифт:
– Е-хув! Е-хак!
– неслось из клубов пыли.
– Е-хув! Е-хак!..
Выглядывая из-за спины отца, Хамза видел, как с самого начала радения мальчик на носилках как бы весь подобрался. Он боялся дервишей: они действительно были похожи на дьяволов.
Несколько раз мальчик пытался поднять руки, загораживаясь, но руки не слушались его. Когда же начались прыжки, он завозился, задергался и вдруг сел на носилках.
– Ата! Ата!
– заплакал мальчик, зовя Мебуву.
– Мне страшно!
– Чудо! Чудо!
– закричал Миян Кудрат, обращаясь к толпе паломников и зрителей.
– Он двигается! Святой Али услышал нас! Всевышний посылает нам свое милосердие!
Мебува поднял голову. Он не верил своим глазам - его сын, бывший неподвижным столько дней, сидел на носилках.
Карлик, оскалясь и испустив душераздирающий вопль, неожиданно упал на землю и пополз как ящерица к носилкам, гримасничая и кривляясь...
И - свершилось!
– Я боюсь! Я боюсь!
– забился в истерике мальчик.
И вдруг он вскочил на ноги...
– Исцелен! Исцелен!!!
– вскинув вверх руки, загремел во всю мощь своего раскатистого голоса Миян Кудрат, опускаясь на колени.-Смотри, Мебува, твой сын стоит на ногах! Всевышний вернул ему силы!.. Смотрите, мусульмане, как безгранична власть святого Али над нами!
Шейхи Бузрук, Хурумбай и Махсум (и вместе с ними все, кто находился в ту минуту перед мазаром, - не менее двух сотен человек, Хаким и Хамза тоже) почти одновременно опустились на колени.
Шатаясь и перешагивая через распростершихся на земле дервишей, замерших неподвижно там, где каждого застало исполнение воли всевышнего, Мебува нетвердой походкой приблизился к сыну и обнял его.
– Козленок мой! Неужели ты встал?
– захлебывался рыданиями Мебува. Неужели так щедр ко мне Али-Шахимардан?..
О небо, чем же отблагодарить тебя? Возьми все, что у меня есть!..
Козленок мой, сделай же хотя бы один шаг, чтобы всевышний увидел плоды своего труда!
Мальчик, прижавшись к отцу, затравленно смотрел на окружавших его людей, нетерпеливо и жадно протягивавших руки, чтобы дотронуться до удостоенного милости святого Али-Шахимардана и унести с собой крупицу дарованной ему божественной силы или хотя бы прикосновение к ней.
Но всех опередил карлик, лежавший в двух шагах от носилок.
Считая, наверное, что ему одному принадлежит заслуга изгнания дьявола, он, как только прошло первое оцепенение, вызванное чудом исцеления, рывком, прямо с земли, кинулся к отцу и сыну и, широко раскинув перед ними свои корявые, похожие на клешни руки, запрокинув огромную, волосато-обезьянью голову, весь в крови и грязи, неправдоподобно чудовищный, нечеловечески уродливый, закричал торжествующе и исступленно черной дырой распахнутого настежь и перекошенного рта:
– А-а-а-а-а-а-а-а!
И горы, словно на каждой вершине сидело по тысяче злых духов, многократно повторили гулкое эхо этого дьявольского крика:
– А-а-а-а-а-а-а!!
– А-а-а-а-а-а-а!!
– А-а-а-а-а-а-а!!
...Они упали почти одновременно.
Сначала карлик, схватившись рукой за сердце. Потом мальчик.
Судорога исказила лицо больного, он дернулся в отцовских руках, захрипел, обмяк и, уронив безжизненно голову, рухнул к ногам ошеломленного Мебувы.
Жизнь, испуганная дервишами, встрепенулась на мгновение, вспыхнула мимолетной искрой и тут же погасла перед новым страхом.
– Он умер, он умер!
– в ужасе бормотал Мебува, пытаясь приподнять сына.
– Люди, неужели он умер?!
Миян Кудрат, быстро подойдя к носилкам, нагнулся, открыл пальцами веко мальчика, потом второе - мальчик был мертв, глаза его остывали, стекленея от пережитого, непосильного потрясения.
Рядом корчился в конвульсиях карлик...
Ужас охватил площадку перед мазаром. Люди стояли не шелохнувшись. "Воля" аллаха безмолвно громыхала над их головами зигзагообразной белой молнией. Сверкнула - подарила жизнь. Еще раз сверкнула - отняла.
Утратив на какое-то время контроль над собой, угрюмо смотрел на умершего сберегатель гробницы. Шейхи Бузрук, Хурумбай и Махсум потерянно топтались возле носилок. Гурьбой сбились вокруг карлика дервиши, не смея вмешиваться в дела того, чьим дыханием теперь управлял всевышний.
А Мебува, кажется, только начинал до конца понимать все произошедшее. Он медленно распрямлялся, не отрывая взгляда от мертвого сына. В глазах у старика полыхало отчаяние.
– Что же ты сделал, сынок?
– пустыми зрачками обведя толпу вокруг себя, тихо спросил старик.
– Как мне стерпеть такое горе?.. Что станет с твоей матерью, когда до нее дойдет эта злосчастная весть?.. С какой молитвой, с какими надеждами она провожала нас сюда... Что я привезу ей обратно, как взгляну в лицо, что отвечу? О, горе мне, горе!.. Почему я не умер вместо тебя, сынок?