В больнице я оставил сестер в мобиле и пошел искать завхоза Филимонова. Предъявил ему работу, забрал вместо отремонтированного другой фургон, из тех, что были еще на ходу. Кацнельсона на месте не оказалось, но нужные люди были в курсе, и мальчишку отпустили без разговоров. Он был очевидно слаб, до мобиля его пришлось почти что тащить на себе, но тошноты не было, и голова уже не кружилась. Я посадил его назад, к сестрам — они его поддержат, если нужно будет, да и поболтают — пусть расскажут друг другу все новости, не придется вводить пацана в курс дела.

Одеть детей вышло легко и относительно недорого. Новое я брать не стал, поскольку дети обычно растут — по себе знаю, помню, как мать ворчала, что мне весь гардероб дважды в год менять приходится. Но вещи добротные, целые, почти не ношеные. Было к тому и еще одно соображение: боялся, что мои подопечные заупрямятся. А так — вроде, прокатило. Сумму я им благоразумно говорить не стал, расплачивался с приказчиком лично и тишком. В итоге вместо трех малолетних голодранцев у меня в мобиле оказалось трое вполне приличных детей, по виду ближе к купеческому сословию. И уж никак нельзя было распознать в них недавних нищих оборвышей. Девчонки от души радовались обновкам, а вот пацан, хоть и не стал отказываться, смотрел настороженно.

По дороге заехали еще в несколько лавок: в дом нужны мебель, нормальное освещение, приличная посуда, запас продуктов, и всякой прочей утвари по мелочи. Хорошо еще, что едем на фургоне, и места для покупок вполне хватает. А еще хорошо, когда есть деньги, и можно себе позволить их тратить! Я улучил момент и пересчитал ту пачку, что сунул мне Золотой за свое спасение: двенадцать тысяч! Пару сотен сейчас размотал на хозяйство, но даже с этими расходами у меня в руках оказалась сумма, еще недавно казавшаяся совершенно космической. На ремонт мобиля точно хватит. Интересно, во что обойдется полноценная мастерская?

У ворот дома меня ожидал сюрприз: мужчина в ливрее. Точно такую же одежду я видел на слугах баронессы Сердобиной у нее на балу.

— Господин Стриженов? — осведомился он, брезгливо глядя на мой полурабочий наряд и на три детские мордашки, высовывающиеся с заднего сиденья.

— Он самый.

— Возьмите, это вам.

Лакей протянул мне уже знакомый узкий конверт с гербом Сердобиных, поклонился (думаю, он сделал это автоматически), сел в стоявшую рядом вуаретку и укатил. Наверное, развозить остальные приглашения.

Я вскрыл конверт. В письме было, как и ожидалось, приглашение на танцевальный вечер. Быть полагалось в смокинге, но это меня не встревожило: я вполне мог позволить себе пополнение гардероба. Я убрал было письмо в конверт, но тут взгляд упал на дату: вечеринка назначалась на ближайшую субботу. Вот же с… Сердобина! Не стала двух недель ждать. Видать, сладострастные крики помещицы Томилиной слышали не только окрестные обыватели. А у меня-то были планы как раз в эту субботу навестить пресловутую помещицу.

От сочинения подходящих Сердобиной эпитетов меня отвлек Мишка.

— Скажите, вы действительно Стриженов?

— Ну да, — недоуменно ответил я.

— Тот самый? Гонщик?

— Тот или не тот — не знаю, но точно гонщик.

— А у вас гоночный мобиль есть?

— Нет, мобиля нет.

Пацан сник.

— Но я его обязательно построю.

Оставив девчонок разбирать покупки, я переоделся в рабочее и принялся за фургон. Вскоре ко мне на солнышко выбрался и Мишка. Выглядел он намного лучше, чем тогда, на скамейке у полуразвалившейся избы, но до полного выздоровления ему было еще далеко. Девчонки за несколько последних дней мало-мальски отъелись, Машка даже начала местами округляться. Пацан же эти дни провел на скудной больничной диете, а он и прежде жил впроголодь. Ветром его не шатало, но и только: худой был до невозможности, как раз про таких говорят, что брюхо к хребту прилипло. Но с виду жилистый, иначе на городском дне и сам бы не выжил и сестренок бы не сберег.

Я, орудуя гаечными ключами, исподволь рассматривал паренька. Сколько ему лет — сказать было трудно. На вид — около двенадцати, но учитывая полуголодное существование, могло быть и четырнадцать, и пятнадцать. Глаза впалые и пока еще мутноватые, щеки ввалились, но скулы твердые, подбородок волевой, да и взгляд, несмотря на общее неважнецкое состояние, упрямый.

Какое-то время он с явным интересом наблюдал за мной, потом спросил:

— Владимир Антонович, а почему вы мобили ремонтируете?

— Хм… вот ты почему пошел газеты продавать?

— Как почему? Чтобы деньги заработать, себя да сестер прокормить.

— Вот и я по той же причине.

— Но ведь вы ведь гонщик? — не унимался мальчишка.

— Гонщик, — невозмутимо ответил я, не прекращая откручивать очередную гайку.

— Но ведь гонщики — они в гонках выступают, а мобили механики чинят!

Пожалуй, что там, в своем мире и в своем времени я бы с Михой согласился. Автомобильную электронику и сложные моторы с турбинами и хитрыми впрысками так и не одолел. Здесь же не было ни того, ни другого, только железо. И пар.