В данном выпуске представлены басни первой книги первого тома Жан-Жака Буазара (1744-1831), баснописца, сравниваемого современниками с Лафонтеном, чье творчество получило лестные отзывы самого Вольтера а также Якоба Гримма. И если Лафонтен ознаменовал собой золотой век французской басни, то Буазар по праву может считаться ярчайшим представителем века серебряного. Книга предназначена для широкого круга читателей.
Реакция в преддверии революции. Вступление переводчика
Как и любой процесс рождения, появление на свет новой социально-экономической формации – явление грандиозное и оттого пугающее. Революция и следующие за ней годы неустройства так сильно врезаются в память, что одновременно воспеваются и проклинаются современниками и потомками, а планомерно, массово и с холодной головой изучаются, пожалуй, только три-четыре, а то и более поколений спустя. Так было в V-VII веках, когда разлагалась Римская Империя и освободившаяся от гнёта гегемона Европа стала задыхаться в пыли переселения народов, страдая от войн, набегов, междоусобиц и вступая в феодальную эпоху мрачного средневековья; так было в 1917-1918, когда в горниле Гражданской войны и крестьянских восстаний выковывались контуры будущей ядерной сверхдержавы, на три поколения позабывшей о безработице, бездомных, повальном туберкулёзе, ипотеке и кредитных кандалах и прочих прелестях капитализма; так было в 1789 году, когда сословная Франция содрогнулась от начавшейся Великой Французской Буржуазной Революции, сменившей элитарное золото на голубом поле на три цвета свободы равенства и братства. И вот что интересно: при всей своей кровавости (а революция унесла жизни трети Франции) и послереволюционном неустройстве, затянувшемся на добрый десяток лет (уж всяко побольше Гражданской войны на территории СССР), никто уж ныне не предлагает примирение, не призывает каяться за невинноубиенных Бурбонов и не вывешивает баннеры "Прости нас, Государь!", а наоборот, день взятия Бастилии (аналог нашего 7 ноября) – государственный праздник и поныне. Таким образом, Великая Французская Буржуазная Революция доказала временем свою как необходимость, так и правоту.
Как родам предшествует беременность, так и горячей фазе революции предшествует нарастание революционной ситуации, и здесь, также как и при беременности, взгляды на процесс разнятся: кто-то лекгомысленно и недальновидно полагает, что рассосётся само, не видя за участившимися голодными бунтами и крестьянскими восстаниями тяжёлой поступи грядущей катастрофы; некоторые, наоборот, прозорливо понимают, что движения не отменить, и сознательно возглавляют и направляют или исподволь присоединяется к движению народных масс; иной раз и властьпридержащие, прозревая, пытаются смягчить удар или, ещё лучше, распылить народный гнев какой-нибудь косметической реформкой, что, как правило, не имеет действия в силу непонимания последними истинных причин революции; бывают же и безумцы, что в происходящем видят эдакое искривление совершенного строя, а в революционных массах – скопище восставшего хамья, которое следует сечь, держать и не пущать, кабы чего не случилось. Порой безумие сих реакционеров оттеняется их гениальностью; и ныне многие манипуляторы из поклонников позавчерашнего рая тычут в портрет пальцем и торжествующе вопрошают: "Видите? Вот этот-то вот, экий умница, а был против революции! А уж ума-то у него побольше, чем у некоторых! Вона как писал!".
Собственно, один из таких умниц и стал центральным персонажем нашего сборника.
Жан-Жак Франсуа Марен Буазар родился 4 июня 1744 года в городе Кан, будущей столице французского роялизма 1 , в семье адвоката. По наследству ему переходило место в местной коллегии адвокатов, однако молодой человек оказался куда способней: в скором времени он становится секретарём местного казначейства, а в 1778 году – секретарём самого "Месье" – Людовика-Станисласа Ксавье, графа Прованского, впоследствии Людовика XVIII. Карьерный взлёт продолжался до 1790, когда оба принца, и будущий Людовик XVIII и будущий Карл X покинули объятую пожаром революции страну, проклиная восставшего хама и призывая на головы своих бывших подданных глад, мор и интервентов. Сам же великий баснописец покинул революционный Париж и вернулся в Кан, посвятив себя литературе.
1
Пожалуй, косвенным, но красноречивым подтверждением данного тезиса является тот факт, что уроженкой города Кан является Шарлотта Корде, убийца Марата.
Литературные таланты Жан-Жака Буазара начали проявляться с младых ногтей: басни его начали печататься в ежемесячном издании Mercure de France 2 в 1764 году и через некоторое время работы молодого дарования привлекли внимание критиков. В 1773 году в Париже увидел свет первый том его басен, в 1777 – второй. Третий том был напечатан уже в Кане, там же господин Буазар, овеянный славой член Академии наук, искусств и изящной словесности города Кан поставил точку в своей карьере баснописца, выпустив сборник "Тысяча и одна басня" и тем самым став самым плодовитым из французских баснописцев (для сравнения: Лафонтен написал 240 басен, Эзопу приписывают 426, а Иван Андреевич Крылов сочинил и перевёл 236).
2
Mercure de France (с фр. – «Французский Меркурий») – литературный журнал, издающийся в Париже с 1672 года (с перерывами).
Однако столь внушительное количество не привело к потере в качестве: басни Буазара высоко оценивал Вольтер в личной переписке с Дидро, а Якоб Гримм находил произведения баснописца хоть и наивными, но естественным и весьма разнообразными. Хвалебные рецензии на басни Буазара писали многие критики, поместив творчество прославленного баснописца выше произведений многих современников, а некоторые считали, что творчество данного поэта ближе всех к "золотому стандарту" французской басни – к стихотворениям Жана де Лафонтена (хотя сам Буазар всячески открещивался от подобного сходства).
По моему же скромному мнению Буазар интересен ещё и тем, что творчество его сочетает видовые признаки сменявшихся в то время стилей: уходящего классицизма, правившего бал сентиментализма и нарождавшегося романтизма (последний особо ярко проявился в басне "Дитя и воробей"(L'enfant et le moineau,XXVII), по ритму и поэтической форме весьма напоминающей стиль уже Генриха Гейне, да и тема свободы – верный признак романтизма в литературе). Язык Буазара не столь пластичен, как, к примеру, у Ваде, однако разнообразие сюжетов воистину поражает; также подкупает и обилие иронии и всяческих эмфемизмов и метафор, как, например, в басне "Петушок и устрица" (Le Cochet et L'huitre, XI), по содержанию как минимум хулиганской и даже откровенно порнографической, по форме же – весьма остроумной.
Коли начало положено, считаю не лишним разобрать и остальные, вошедшие в первую книгу первого тома басни гениального француза. Я полагаю, нет особой нужды говорить о консервативном, антиреволюционном характере басен Буазара, но модель и образ мысли порою куда интереснее выводов. Волнения и бунты по Буазару возникают из-за потери чувства меры и послушания у молодых и пассионарных людей, чьи крамольные мысли подстегивают откровенные подлецы. Таким образом темы моралей басен первой книги первого тома можно объединить в три большие группы:
1. Воспевание чувства меры. Пожалуй, наиболее ярко и рельефно порицание неумеренности проявилось в басне "Улов"(La peche, XX), где девица Аннет, не сумев вовремя остановиться, лишилась улова, лески, крючка и ужина. Также в качестве вариации к воспеванию чувства меры можно отнести умеренность ("Попрошайка и мастиф" (Le Mendiant et le Dogue,XXII), "Заяц и черепаха" (Le Lievre et la Tortue,VII), "Две полевки"( Les deux Mulots, XV) и христианское смирение, мастерски описанное и прочувствованное в басне "Малиновка в клетке"( La Fauvette en cage, XXVIII); особенно подчеркивается заведомая порочность установки "хочу всего и сразу" (" Волк и агнец" (Le Loup et L'Agneau, I), "Дуб и липа" (Le Chene et le Tilleul, XXX), "Полевка и водяная крыса" (Le Rat des champs et le Rat d'eau, XIV), "Орлёнок и ворон" (L'aiglon et le Corbeau, V)," Петушок и устрица", "Силки" (Les gluaux, XII)).