А бабка-то, оказалось, все знала и когда умирала, меня к себе позвала и клятву взяла, чтоб не бросал девчонку. Говорила, что я в ответе за нее, что видела она любовь нашу, не дура, век прожила, а потому молчала – чувствовала, что конец недалече, не хотела Наташку одну бросать, а когда любимый рядом – и по бабке переживать меньше будет.

А мне клятву легко дать было, я на самом деле Наташку больше жизни любил. Ради нее на что угодно был готов. Хоть Катьку трахать, хоть всю деревню прирезать.

– Ну все, все… – гладил жену по голове, – я в больничке уже договорился, денег отвалил, обменную карту тебе завели, ляжешь в коммерческий бокс, когда ее положат, и мальчишку на тебя запишут, а ей скажут, что помер малыш. А мы потом уедем сразу в Краснодар. Я работу всяко найду, а ты с сыном будешь.

– А если я его полюбить не смогу? – снова расплакалась жена.

– Он же наш с тобой, мы же сразу так решили. Ты настраиваться должна. Ну где бы я денег на суррогатную мать взял? Дешевле вышло забашлять врачам. И сын это мой, родной, значит, и твой тоже.

– Не ходи к ней больше, – вцепилась в меня бедная моя девочка.

Представлял, как жене больно от всего этого.

– Не могу. Пока пацана не заберем – не могу. Мы же все спланировали. Уедем в город, я квартиру сниму на время. Там уж до родов недолго будет, не буду ее трахать – отговорюсь, что ребенку навредить боюсь. Не плачь только, Наташ.

– А сейчас что, не можешь отговориться? Брюхо-то у нее уже на нос лезет. Не противно тебе?

Я отодвинул от себя жену, все слезы ее сцеловал, губы собрал и напиться поцелуем не мог. Она даже в слезах вся сладкая, как мед, вкусная, желанная, всегда еще хочу, сколько ни дай. Снял с нее сорочку шелковую, уложил на спину и каждый сантиметр любимого тела облизал, с ума сходил от того, как хочет меня, какая горячая и отзывчивая, как течет наслаждением своим, чисто амброзия.

– А ей ты так же делаешь? – спросила вдруг.

– Ни разу, – соврал. – И не спрашивай больше. Выкинь из головы.

Я понимал, что нереально это, я б сам не смог.

– Я посмотреть хочу.

– С ума сошла?! – Я аж сел. – Не вздумай даже! Зачем мучить себя еще больше?! Не смей ходить за мной!

– Я буду, Тём. Мне надо. Увижу и успокоюсь. Убедиться хочу, что у тебя с ней все не так, как у нас.

– Дурная затея, Наташ.

– Все равно пойду. Ты и знать не будешь.

А я знал – пойдет. И ведь не остановлю ее.

Закинул стройные ножки на плечи и всадил в нее член до упора, чтобы все мысли о другой выбить, чтобы плакала от наслаждения, а не от бессилия и ревности.

Я все продумал. Будет у моей девочки мой ребенок. Мечта ее, которую мы сами по молодости-дурости угробили.

Только вот вопрос жены запал в голову.

А сейчас что, не можешь отговориться? Брюхо-то у нее уже на нос лезет. Не противно тебе?

Я лежал и ждал, когда Наташа уснет.

И сам не понимал почему злился. Что мне мешало и правда отговориться от секса с Катей? И что меня тянуло к ней? Какое-то неясное, непонятное стремление увидеть маялось в груди. Прям невыносимое, непреодолимое желание. Видимо, сказывалась привычка. Несколько месяцев постоянных встреч.

Прислушивался к своим ощущениям, распутывал их клубок и сердился на жену, что не засыпает. Ее голова на моей груди стала мешать, давить, волосы лезть в рот и раздражать.

А перед глазами стояла беременная голенькая Катя. Она красивая. Ее даже беременность не испортила. Поверни спиной – талия чуть шире, но на месте. И соблазнительный изгиб в пояснице. Попка сердечком. Аппетитное тело, упруго-мягкое, округлое, приятное. Кожа бархатная. Голос глубокий, приятный.

Отодвинул от себя жену, перевернулся на живот, обнял подушку. Наташа тут же закинула ногу на мои бедра. Я стиснул зубы и закрыл глаза.

Но толку? Глаза открылись сами собой. Сна – ни в одном. Лежал и смотрел перед собой, ничего в кромешной темноте не различая. Лишь мутные силуэты мебели в тусклом лунном свете. Смотрел и вспоминал, как у нас все дошло до этого…

***

Катя

А я бы в город уже полгода назад уехала, да только вот Артем…

Сама не поняла, как у нас все закрутилось. Они с моей подругой Наташкой давно вместе, любовь с первой встречи, все такое. Потому я не обращала внимания на взгляды Артема, как он оживлялся при моем появлении, как старался рядом держаться, невзначай коснуться, наедине остаться, хотя никогда ничего больше разговоров себе не позволял, ничем не давал явно понять, что имеет ко мне интерес. Потом то подвезти вызывался, то невзначай где-то по дороге с работы домой мне встречался и просто провожал, болтая ни о чем, шутками забрасывая, и не скрывал это от своей жены – ничего ведь в этом такого не было.

Но все это незаметно набирало обороты. Артем мог уже при жене меня приобнять, поцеловать в щеку на прощание, подержать за руку, подставить локоть на прогулке втроем…

Все шло совершенно не преступно и естественно, воспринималось как теплая доверительная дружба. Ведь Наташа не ревновала, а это маркер. Она уверена в муже, видит все, что происходит, значит, это просто дружеские знаки.

Все слетело с катушек, когда в очередную новогоднюю ночь Наташа перебрала шампанского, и ей стало плохо. Она ушла в спальню и легла, а мы с Артемом вдвоем продолжили праздновать. Он пригласил меня потанцевать. Не впервые, потому ничего такого я в этом не усмотрела. Но в танце он крепче прижимал меня к себе, а потом дал понять, что возбужден, и поцеловал. Горячо шептал, что давно меня хочет. Я и не поняла, как оказалась на его коленях на диване. Мало на коленях – на члене.