Ника, моя старшая и очень взрослая не по годам «мартышка», запихнула в себя две ложки салата и ушла в постель. Младшая «мартышка» сидела и смотрела на меня.

– Пойдём погуляем, – предложила я.

Красивые мы с Ксюхой вышли на праздничную улицу и пошли сквозь весёлые толпы людей.

– Вот дом, в котором папа теперь живёт, – весело сказала Ксюха и стала беззаботно поздравлять прохожих с праздником.

Я посмотрела на дом, мимо которого проходила тысячу раз до этого, другими глазами. У меня в голове пульсировало: «Дом, в котором папа теперь живёт».

А как же наш дом, он теперь не нужен? А я, я тоже не нужна? Что вообще происходит? Это не укладывалось в голове. Сейчас-то в этой голове всё лежит на своих полочках, но до такого идеального порядка пришлось дойти с помощью услуг клининговой компании «Мудак и Ко». Никому, если честно, эту компанию не советую: работают чисто, но жёстко.

А тогда я стояла с широко распахнутыми глазами, на ресницы падали снежинки, Ксюха бегала и радовалась празднику, а у меня в душе царила буря. До такой точки наши ссоры за шестнадцатилетнюю совместную жизнь не доходили.

Мы пришли домой, убрали со стола почти не тронутые салаты. Ника уже спала. Ксюха немного позависала в телефоне и тоже уснула. А я стала орать, потому что грудь сдавило что-то тяжёлое и больное. Громко кричать я не могла, так как в соседней комнате спали дети, поэтому я орала шёпотом. Кстати, это тоже помогает.

Я решительно выбралась из кровати и стала одеваться. Я должна выяснить, что происходит. Я должна увидеть своего мужа. Он мне сейчас всё объяснит. Он меня обнимет, и всё будет хорошо. Но, конечно, поорём предварительно, докажем друг другу, кто прав, а вот потом обнимет. А утром мы проснёмся в нашей постели, в нашем доме, и будет привычное утро первого января с завтраком из оливье и селёдки под шубой.

Я вышла из подъезда и решительно пошла в сторону того дома, на который мне указала Ксюха. Подойдя к нему, остановилась. Здесь десять подъездов и двадцать пять этажей. Куда мне надо?

Поняв, что новогоднего сюрприза не получится, я достала телефон и набрала его номер.

– Алло, – сонно прозвучало из трубки.

Я так боялась, что он не скажет номер квартиры, что подготовила аргументы на предполагаемые возражения. «Катя, иди домой, потом поговорим, ты много выпила и сейчас начнёшь отношения выяснять», – предполагала услышать я. «Ты со своими подружками?» – и такое предусмотрела. Наверно, надо немного приправить жалостью, которая приблизит меня к обнимашкам.

Поэтому на его сонное «Алло» я выпалила:

– Я стою возле дома, в котором ты снимаешь квартиру, я одна и совсем сегодня не пила, а ещё я замёрзла!

Так я перешла в контрнаступление. Все предполагаемые возражения были разбиты одним предложением.

К моему удивлению, он очень скучающе и без возражений сообщил мне номер подъезда и квартиры. А ещё ему пришлось спуститься за мной, так как консьержки почему-то не работают в четыре утра первого января.

Я зашла в чистую, достаточно просторную квартиру. Он пригласил меня жестом на кухню, а сам ушёл в ванную. Я села за стол и стала оглядываться. Так странно я не справляла ещё Новый год. Какая-то чужая квартира, мой муж, которого я знаю шестнадцать лет, почему-то теперь здесь, а я у него в гостях.

Выйдя из ванной, он встал напротив меня, скрестил руки на груди. У меня полились слёзы. Всхлипывая и постоянно вытирая нос, я спросила:

– Что происходит?

– Мне кажется, я полюбил другую женщину. Вот видишь, даже кольцо снял, – сухо сказал он и показал правую руку.

Всхлипывать и вытирать нос я резко перестала.

Все мы остаёмся детьми, сосланными во взрослую жизнь.

Джон Брэдшоу

– Это тётя Надя. Она хочет с тобой познакомиться.

Пятилетняя я переминаюсь с ноги на ногу в просторном отцовском кабинете, мне он тогда казался очень большим. Я была на седьмом небе от счастья и гордости: ни у кого из отцов не было такого кабинета, это я почему-то знала наверняка, а у моего был. Ко мне склонилась тётка с неестественно выпученными глазами и улыбаясь стала мне говорить о том, какая я прехорошенькая. Потом отец пошёл выполнять свои суперважные задачи, ведь ни один отец не может выполнять такие задачи, какие под силу моему, это я тоже знала наверняка, а меня оставил с пучеглазкой. Она провела со мной весь рабочий день, я печатала на машинке и чувствовала себя тоже суперважной: я вся в отца.

По дороге домой отец расспрашивал о впечатлениях от тёти Нади, а я рассказывала о впечатлениях от печатания на машинке, потому что они перекрывали все другие чувства.

А потом была поездка в лесничество. Там, оказывается, находилась дача тёти Нади, и там мне должно быть очень хорошо, по словам отца, а маме это рассказывать необязательно. Потом было много этой тёти, которая уже лезла обниматься при встрече со мной.

– Это мой друг и коллега, – говорил мне отец. – Она очень хорошая и уже тебя полюбила.