Сейчас начиналась новая армейская жизнь, и парню вдруг захотелось, запечатлеть такой необычный момент. Поэтому Павел плюнул на свою бережливость и пошёл к мастерам «светописи» вместе со всем отделением.

Как часто бывало на ярмарках, народ шумно толпился прямо на улице. На дощатой стене висел кусок простыни. Перед ней стоял простой табурет. В метре от небольшого сидения возвышалась тренога с лакированным ящиком. Им и снимали желающих.

Парень дождался, когда пришла его очередь, и сел перед большим объективом размером с крупную сливу. Фотограф накрылся тёмной накидкой и заглянул в аппарат с другой стороны. Он посмотрел, попал ли в фокус данный солдат?

Хмурый мужчина вылез наружу из-под плотной светонепроницаемой ткани, подошёл к рядовому и немного поправил пилотку и поворот его головы. Он, вернулся назад к деревянному ящику, сухо сказал: «Внимание, товарищ, снимаю», – и нажал пальцем на кончик шнурка, что держал в левой руке.

Раздался тихий щелчок. Защитная створка в объективе открылась. Изображение парня попало на пластинку стекла, покрытую специальной эмульсией. Благодаря этому, в светочувствительном слое произошёл ряд изменений незаметных невооруженному глазу. Чтоб их увидеть, предстояло ещё, провести целый ряд операций.

Павел поднялся, сделал шаг в сторону и уступил место другому солдату.

Немолодые фотографы трудились всю ночь напролёт. Они брали пластинку стекла, на которой запечатлелся клиент, и клали её в ёмкость с раствором того химиката, который служил «проявителем».

Как только снимок проступал на поверхности, его перекладывали в такую же ванночку, где был «закрепитель». Потом, промывали негативы чистой водой и ставили на торец, чтобы их просушить.

После того как пластинки просохли, их вставляли по очереди в другой аппарат. Он назывался увеличителем и состоял из фонаря и тонкой вертикальной трубы. Фонарь закреплялся на стойке и мог легко двигаться вверх или вниз. Благодаря этому перемещению, фотографии делались разных размеров.

Под фонарём размещался лист фотобумаги и на него направлялся луч света, пропущенный через очередной негатив. Яркая лампа включалась на три-четыре секунды. Дальше всё было так же, как с негативом.

После небольшой экспозиции, на слое эмульсии возникала картинка, невидимая обычному глазу. Бумага переправлялась в бачок с «проявителем». Потом, изображение закрепляли другим химикатом, и, наконец, промывали водой. Мокрый снимок клали лицом на стекло, где он сушился час или два.

Утром нового дня, Павел отстоял длинную очередь и получил фотографию размером девять на двенадцать сантиметров. Он взглянул на своё простое лицо, застывшее в немом напряжении, и положил карточку в простой серый конверт без рисунка и марки. Туда же отправился и тетрадный листок, что парень исписал накануне. Хорошо, что в казарме нашлись чернила и ручка с бумагой.

В коротеньком тексте боец сообщал милой маме, что у него всё хорошо. Сейчас он находится в учебном полку, а когда поедет на фронт, ему неизвестно. Как только узнает, куда его отправляют, то сразу ей сообщит.

Красноармеец лизнул языком сухую полоску из водорастворимого клея, нанесённую на отрывавшийся клапан, и сморщился от неприятного вкуса, возникшего на языке. Он быстро заклеил конверт и снова взял в руки перо.

Павел вывел вверху названье области, района, деревни и номер отчего дома, где жил до призыва. Ниже устроилась фамилия любимых родителей. Потом он пошёл к зданию штаба полка и сунул послание в металлический ящик, висевший возле крыльца. Оттуда вся почта отправится по нужному адресу.

Другие депеши Павел хотел написать уже с фронта. Причём отправлять их без конвертов и марок. Для этого тетрадный листок исписывался с одной стороны и складывался по короткой поверхности особенным образом.

Он превращался в небольшой треугольник, а выступающий край заправлялся внутрь бумажного свёртка. Черкнул боец сверху адрес своего получателя и готово. Лети армейский привет в любое место великой страны. Причём, совершенно бесплатно.

Живущих в бараке, людей разбили на отделения, взводы и далее по штатному расписанию воинской части. Командиры прошлись перед строем и посмотрели на вверенных их попеченью солдат. Они отобрали самых крепких бойцов и отправили их в другие подразделенья полка: в артиллерию, миномётную и пулемётную роты.

Среди этих «счастливцев» оказался и Павел. С ранней юности он был довольно высок, очень силён, и легко управлялся с мешком полным картошки. А увесистый куль, между прочим, тянет пятьдесят килограммов.

Командир благосклонно взглянул на крепкого парня, удовлетворённо похлопал его по плечу и направил служить в первый расчёт. Так Павел оказался в обслуге батальонного миномёта «БМ-37» образца 1937 года.

После чего, начались каждодневные муки. Все остальные соратники учились стрелять из простой «трёхлинейки», весившей четыре с половиной кило. В то время, как Павел таскал огромные тяжести другого порядка.

Ведь к обычному снаряжению солдата – винтовке, подсумкам, шинели, вещмешку, сапогам и другим мелочам вроде гранат и патронов – добавлялась артиллерийская снасть. А вес такого орудия превышал шестьдесят восемь кило.

Хорошо, что оно разбиралось на три почти равные части: сам ствол длиной почти в метр, двуногу-лафет, которая походила на ученический циркуль, состоящий из труб толщиной в целый дюйм, и плиту для упора диаметром в локоть. Каждая эта деталь была отлита из стали и тянула до четверти центнера.