Она так и делала. Ну и на что же это все больше и больше становилось похожим?

На семейную жизнь. С совместным ведением хозяйства, с общими заботами, с разговорами за ужином о том, как у каждого прошел день. С взаимными шутками – добрыми и совершенно необидными. И даже с общим домашним питомцем, за которым они теперь следили оба, а ее Кассиопейшество, простив все же Борису ректальный термометр, предпочитала спать с ним. Впрочем, собственный домик кошка тоже оценила.

Ну и что же это, если не семейная жизнь? Та самая, о которой мечтала когда-то Оля. Она именно так ее и представляла. Только тогда, пять лет назад, все было не так. ?й теперь казалось, что тогда их семейная жизнь состояла исключительно из взаимных претензий. Оля все делает не так. Борис все делает не так. И больше она почему-то ничего не могла вспомнить – тoлько взаимные упреки. И еще… еще то, что сейчас в их совместной жизни,так похожей на семейную, отсутствовало.

Близость. Интимная жизнь. Совсем простым языком – секс. То, что в итоге и разрушило их бра?. Раньше Оля не могла думать об этом. Ей казалось, что об этом думают только извращенцы и сексуально озабоченные маньяки. А теперь получается, что этот самый извращенец и cексуально озабоченная персона – она сама. Потому что теперь она не могла об этом не думать.

Оля отчетливо помнила то чувство протеста, которое у нее часто возникало от близости с Борисом. Нет, он, конечно, не был груб. И никогда, ни разу не взял Олю против ее воли. И… пробежала же между ними какая-то искра – явно сексуального характера , если она ему отдалась прямо в кабинете. Но потом… потом Борис стал ее подавлять. Ему надo было часто, много и… и как-то еще. Оля не понимала, что он хочет от нее. Но отчетливо помнила тяжесть его тела, горячие руки, которые, кажется, проникали везде,и хриплый шепот на ухо: «Ну же, Липа, не зажимайся. Не будь такой деревянной. Давай!»

Что ему надо было давать?! Оля не понимала. ?на понимала, чувствовала, какое ей удовольствие доставляет касаться его. Особенно к шее. Вот на самой границе джемпера или футболки – такое острое и нежное удовольствие целовать его там, где кончалась ткань и начиналась его кожа. Но она боялась его там касаться – потому что такое прикосновение Бoрис однозначно расценит как приглашение к близости. И будет опять: «Ну, не зажимайся, давай!». А ей не хотелось давать. ?й хотелoсь прижаться губами к шее, положить руку ему на грудь, а голову – на его плечо – и слушать. Какие-нибудь нежные слова. Как Борис говорит, что любит ее. А она потом и вспомнить-то не могла, говорил ли он когда-нибудь о том, что любит. Оля была уверена, что говорил. Она бы не вышла за него замуж, если бы не была уверена, что у него есть чувства. Но почему-тo вспомнить не могла. Да и нежные слова – тоже не про него. Или все же было?

Почему она так много не может вспомнить?

Вдруг она не помнит чего-то на самом деле важного? А если не помнит – тo и не понимает чего-то важного.

Оля протянула руку и коснулась егo плеча. Борис проснулся не сразу, и Оля еще успела насладиться выпуклостью мощного плеча под своей ладонью. ? потом его ресницы дрогнули, и Борис открыл глаза.

– Ну вот,ты опять меня усыпила, – рука Бориса легла на спину Касси.
– Она на меня всегда действует как снотворное. Легла на колени, затарахтела – и все, я вырубился.
– Борис поднял взгляд на часы на стене. – Вот и что теперь делать? Только сон перебил,и все из-за тебя! – он потрепал Касси по спине. Кoшка сладко зевнула, перевернулась на спину, и, бесстыдно развалив в стороны лапы, подставила Борису живот на предмет почесать.

Оля какое-то время смотрела на мерные движения его руки, которыми Борис гладил Касси. А если oн и ее, Олю, такими же точно движениями и примерно в том же месте…

– Ты как, работу на сегодня закончила?
– вторгся в ее какие-то не совсем приличные мысли голос Бориса.

– Да, – а потом, неловко кашлянув, Оля вдруг спросила.
– Боря, я хотела поговорить с тобой о возможностях физической нагрузки… для себя.

– Скандинавскую ходьбу разрешаю, – пальцы Бориса глубже зарылись в шерсть ее Кассиопейшества. – Только одевайся по погоде. У меня даже палки есть, стоят в кладовке. Но никаких планок, Оля, никаких качаний пресса, да и вообще – силовые пока нельзя. А вот бассейн – мо?но. Я и сам хотел возобновить бассейн, у нас тут неподалеку есть, не очень большой, но тебе хватит. Ну и я с тобой за компанию. Давай в воскресенье сходим, если хочешь.

– Я вообще-то про другую физическую нагрузку говорила, Боря.

– А про какую?

– Мне можно заниматься сексом?

Кажется, впервые за всю их совместную жизнь Оле удалось Бориса… смутить? Удивить? Ей в какой-то момент показалось, что Борис сейчас покраснеет. Он кашлянул, отвел взгляд. Дернул плечом.

– Ну а почему нет? Не вижу оснований для таких противопоказаний.

Оля смотрела на его профиль. Он у Бориса красивый.

Ну да, какие могут быть противопоказания, если ты сам говорил, Боречка, что в нашей ситуации секс – это естественно. А теперь что же? Передумал?

– Борь, а тебе, правда, было так плохо со мной в постели?

Он резко обернулся.

– Кто тебе такое сказал?!

– Ты сам.

Вот теперь она точно увидела, как темный румянец появляется на его щеках, выше бороды. Наверное, Борис тоже вспомнил, как они страшно ругались прямо у дверей ЗАГСа в тот день, когда подавали документы на развод. На прощание и долгую память, так сказать.

– Я именно так не говорил, Липа.

– Слова были чуть другие, но сути это не меняет. Я не удовлетворяла тебя в постели как женщина, верно?

– Оля, разве имеет это значение сейчас?
– Борис снял с коленей Касси под ее возмущенное мяуканье, встал, отошёл к окну.
– Мало ли какие я глупости говорил?

– Глупости?
– переспросила Оля, наблюдая за тем, как он глубоко засовывает руки в карманы домашних трикотажных штанов. Вся его поза выдавала напряжение. Оля и сама почувствовала, как у нее начинает быстрее биться сердце.
– Ты же сам говорил, что мужчине нужен качественный регулярный секс. И если он его не получает дома,то… Ты же недавно мне говорил про половую дисфункцию.