– И о том, что ему нужно заплатить одному генералу пятьдесят тысяч долларов. И о том, что через несколько дней за эту же землю можно будет взять не двадцать пять тысяч - сумма, которую он намеревался уплатить, - а полмиллиона.

– Я протестую!
– адвокат вытер платком багровый лоб.
– Здесь суд, а не клуб фантастов. Все знают, что никто не может читать чужие мысли. Это ложь!

– А кто сейчас думает о том, что пора принять таблетку? У вас, очевидно, повышенное кровяное давление и не в порядке нервы?

– Ложь!
– жилы на лбу адвоката надулись, и казалось, они вот-вот лопнут. Балаган! Фокусы!

– Обвинение!
– сказал судья.
– Не увлекайтесь. У вас есть еще вопросы к защите?

– Есть, ваша честь. Только что мы выслушали предельно абсурдное утверждение. За всю мою тридцатилетнюю практику ничто меня так не повергало в изумление своей очевидной лживостью, как это показание. Может ли мистер Росс хоть чем-нибудь подтвердить то, о чем он говорил?

– Разумеется, - сказал Дэвид.
– Пусть обвинение напишет что-нибудь. Конечно, чтобы я не видел. А потом передаст листок судье или присяжным. Это очень просто - типичный судебный эксперимент.

Дэвид сидел с завязанными глазами и прислушивался к гулу. Мысли людей в зале жужжали, словно потревоженные пчелы. Он вдруг испугался, что не услышит мыслей адвоката в этом хаосе звуков, и почувствовал, как под повязкой на лбу у него выступает пот. "Спокойнее, спокойнее, - умолял он себя, - надо сосредоточиться, Дэвид". Фразы гудели, звенели в чужих черепах, заставляя их резонировать, как пустые бочки. Он лихорадочно ловил их, пропускал сквозь свой мозг, надеясь, что в конце концов в сети останется то, что нужно. А вот они. Мысли адвоката скакали в тревожном, испуганном танце: "А может быть... А если он действительно... Что написать? Надо что-то написать..." Он нацарапал на листке: "Рыжая лисица перепрыгнула через забор. Шесть плюс три - девять. "Янки" вчера проиграли "Кардиналам".

– Все?
– спросил Дэвид.

– Да, - ответил адвокат. Голос его, казалось, потерял торжествующую уверенность.

– С вашего позволения, ваша честь, я не стану даже снимать повязку. На листке бумаги написано: "Рыжая лиса перепрыгнула через забор. Точка. Шесть плюс три - девять. Точка. "Янки" вчера проиграли "Кардиналам". Добавлю только, что я благодарен обвинению за то, что оно сообщило мне результат вчерашнего матча. Я не читал газет и огорчен, что нью-йоркская команда снова проиграла.

Дэвиду показалось, что гул мыслей в зале стал однотонным, будто содержимое всех этих голов застыло, загустело и потеряло способность двигаться.

Судья близоруко поднял листок бумаги к глазам и, не веря себе, запинаясь, прочел:

– "Рыжая лисица перепрыгнула через забор. Шесть плюс три - девять. "Янки" вчера проиграли "Кардиналам" Удивительно, - пробормотал он после томительной паузы.
– Ничего подобного я никогда не видел. Обвинение, у вас есть еще вопросы?

"Как можно вести процесс, - крутилось в голове у адвоката, - если противник знает, что ты думаешь? Он знает все, что думаю я, что думает Китинг. Чудовищно! Но надо что-то говорить".

– Вы сами видите, - начал он, - защита воспользовалась своей странной способностью, чтобы прочесть мысли моего клиента.
– Голос его вновь окреп. Разве это не кража? Разве наши головы чем-нибудь отличаются от наших сейфов?

– Вы, наверное, набожный человек?
– перебил Дэвид.

– Да, но...

– Разве вы не помните заповеди "Не обмани"? Прятать свои мысли - значит говорить не то, что думаешь, лгать. Вы считаете, то невозможность солгать представляет угрозу для самого существования нашего общества, не так ли? Значит, мы живем ложью и держимся ложью? И все чаше правосудие призвано защищать эту ложь? Но если я нарушил профессиональную тайну узнав мысли Руфуса Китинга, то генерал, выдавший секретные планы Пентагона за пятьдесят тысяч долларов...

– Я протестую!
– крикнул Китинг.

– Ваша честь!
– повысил голос адвокат.

– Протест принят. Защита, говорите по существу дела.

– Вот вы, ваша честь, подумали сейчас, что я могу узнать, о чем вы думаете.
– Дэвиду казалось, что это говорит кто-то другой, и за этого другого он чувствовал гордость.
– А ведь вы - совесть страны, ее неподкупные судьи.

– Защита! Я лишу вас слова.

– Кончаю, ваша честь. Я знаю, о чем вы сейчас думаете: как замять скандал, как не впутать в это дело сенатора Трумонда и Пентагон. Я даже знаю, о каком приговоре вы думаете.

– Мистер Росс, я настаиваю, чтобы вы замолчали. Я обвиняю вас в неуважении к суду!

Адвокат, наклонившись к Руфусу Китингу, о чем-то шептался с ним.

– Ваша честь, - сказал он, - ввиду странных обстоятельств этого дела обвинение пробит отложить процесс.

– Просьба принимается, - сказал судья, и Дэвид услышал, как паническая карусель его мыслей начала замедлять вращение.

"Ну и ну, - подумал судья, - еще минута, и я бы рехнулся... Кто бы мог вообразить такое?"