Профессор бросил на меня быстрый взгляд и улыбнулся:

— Кажется, я в вас не ошибся, дорогой Рондол. У вас, безусловно, есть способности. Что ж, я еще подумаю над вашим сценарием, но на первый взгляд он кажется вполне осуществимым. Отпечатки его пальцев достать нетрудно. Найти кого-нибудь из приятелей его сына, кто сыграл бы роль человека, нашедшего пакет, тоже, пожалуй, не слишком сложно. Вот, пожалуй, и все. Не нужно заказывать масок, жаль лишь, что вы обошлись без его голоса. — Профессор ласково посмотрел на пульт своего синтезатора. — Что делать, каждый отец гордится своим детищем.

— Еще бы, — пробормотал я, — шестнадцать лет жизни отдать… Это чудо, а не машина. Я бы, наверное, не мог на вашем месте от нее оторваться. Я не могу только одного понять, мистер Ламонт, как вы нашли в себе силы оставить эту штуку только для себя… Слава ведь…

— О, действительно, соблазн был велик. И я бы, пожалуй, не устоял перед ним, если бы не Гереро. О, он помог мне не только закончить синтезатор. Он помог мне сделать выбор. Чтобы отомстить ему, я бы не остановился ни перед чем. И, как вы знаете, я не остановился. А слава… что ж, каждому, свое.

— Не мудрено, что вы так любите свою машину. Но, наверное, работа на ней требует большого искусства, долгой тренировки.

— Мне следовало бы обидеться на вас. Синтезатор ведь не скрипка. Работа на нем — не искусство. В том-то и прелесть машины, что она практически автомат. Каждый раз, когда я смотрю, как она работает, у меня мелькает одна и та же мысль: неужели же я смог это сделать? — Профессор оживился, даже разгорячился, жесты его маленьких ручек убыстрились. Он трепыхался и порхал, как маленькая птичка. Он посмотрел на меня. — У вас найдется хотя бы десять минут, дорогой Рондол?

— О чем вы говорите, профессор!

— Тогда с вашего разрешения я покажу вам, как работает эта игрушка. Игрушка, стоившая мне шестнадцати лет жизни. Ну-с, начнем. Вот сюда закладывается пленка с записанным голосом. Вот микрофон, скажите что-нибудь. Что угодно. Важно, чтобы набор слов был достаточно полным для последующего синтеза. Ну-с, прошу.

— Я восхищен синтезатором, профессор. Это не машина, это чудо. И от ее возможностей просто кружится голова. Я преклоняюсь перед вашим гением. Я горжусь, что случай свел нас с вами. Достаточно? Потому что я мог бы говорить на эту тему еще очень долго.

— Вы мне льстите, Рондол. — Профессор смущенно улыбнулся и слабо взмахнул рукой, словно решил отбиваться от моей грубой лести, но не слишком решительно. — Теперь смотрите.

Мы вставляем пленку с вашим голосом сюда и нажимаем на кнопку, то есть включаем машину. Видите, вот здесь два окошка, красное и зеленое? Сейчас, когда закончится анализ, одно из них зажжется. Если зеленое — звукового материала машине для синтеза достаточно. Если красное — значит, мало. Ну, вот видите: зажглось зеленое. Отлично.

— Но как машина знает, что ей нужно синтезировать? — спросил я.

— Она, разумеется, не знает, — улыбнулся профессор. — Читать мысли она, безусловно, не умеет. Ей нужно дать программу синтеза. Для этого нужно напечатать нужный текст вот на этой машинке.

— Именно на этой?

— Да. Причем нужно помнить о некоторых особенностях. Так, например, знак вопроса или восклицательный знак ставятся в начале предложения. Если вы хотите в каком-то месте получить паузу, необходимо вместо одного интервала между словами сделать два—три или больше. Вот смотрите, как я печатаю.

Профессор вставил в машинку листок бумаги и напечатал: «Профессор Ламонт, мне нравится ваша дочь». Листок он всунул в узкую щель на панели и нажал кнопку с надписью «синтез».

— А экраны?

— О, это контроль. Когда синтез окончен, на одном экране вы видите фонограмму оригинала, на другом — полученного голоса. И если есть какие-то тонкие расхождения в интонации, тембре и тому подобное — вы видите и легко регулируете их при помощи вот этих ручек. Смотрите.

На экранах появились две фонограммы. На мой взгляд, они были похожи друг на друга, как две капли воды.

— Вот видите, — сказал профессор, — расхождений нет. Ну-ка, послушаем.

Он нажал кнопку «воспроизведение», и я услышал свой голос. Безусловно, мой голос.

— Профессор Ламонт, — произнес мой голос с моими интонациями, — мне нравится ваша дочь.

— Не может быть? — расцвел в счастливой улыбке Ламонт. — Вам нравится Одри? Ну-ка, послушаем, что вы на это скажете.

Он перемотал пленку и сдвинул какой-то рычажок. И снова я услышал свой голос, на этот раз более громкий и решительный, почти выкрик.