Скажу честно, мне не нравится слово «реал», но именно так нас чаще всего называют враги. Хотя есть и другие варианты: солнцелюбы, пережитки прошлого или же просто мулаты. В ответ постояльцы коммуны обзывали противников бледными, грёзными, пещерниками, а то и убийцами реальности. Взаимные оскорбления и желание убить друг друга довели человечество до того, что осталось лишь две общины на всей земле. По крайней мере, за последние пару лет исследовательским отрядам не удалось обнаружить других ценителей реальности, из чего складывалось ощущение, что на земле не осталось других выживших, только наша коммуна и прятавшиеся по пещерам враги, количество которых нам было и остаётся неизвестно..
Вся наша хвалёная культура и цивилизация есть явления лицемерные по преимуществу, при которых шкаф блестит от полироля, но в каждом шкафу – свой скелет.
Протоиерей Андрей Ткачёв
Грёзы последних
1
Казалось, я плутал по незнакомому мне городу довольно долго. Час, два, а может, и все три… Я потерял счёт времени. Мне до жути хотелось найти способ покинуть этот урбанистический лабиринт, притом неважно, каким образом. Такси, вертолёт, самолёт – всё бы подошло. Но только – вот незадача! – за поворотом меня поджидал поворот, за улицей – улица. Снова и снова пёстрые дома убегали неровными рядами вдаль, а прохожие с нескрываемым безразличием отвечали молчанием на задаваемые мной вопросы: «Где я нахожусь?», «Кто вами управляет?», «Как отсюда выбраться?». Некоторые из них украдкой косились в мою сторону, иные ускоряли шаг или шарахались от меня, будто я прокажённый. До ушей то и дело доносился шёпот: «ты здесь никто», «незваный чужак», «сущий пустяк», «пятно на полотне бесконечности».
– Но пятно – это ты! Притом временное! Понятно тебе? – прокричал я прямо в лицо очередному жителю «каменного лабиринта».
Не обратив ни малейшего внимания на моё высказывание, тот обогнул меня по дуге и продолжил идти своим путём.
«Трусливые марионетки», – подумал я.
Эта мысль словно возвысила меня над ними, немного смягчив ощущение нарастающей обречённости.
Я осмотрелся по сторонам. Моё внимание привлёк высокий шпиль, выглядывающий из-за крыши двухэтажного здания, что стояло в конце улицы. Перейдя на бег, я направился туда и уже буквально через пару минут был на месте. Радости не было предела, потому что здание это оказалось железнодорожным вокзалом. Войдя внутрь, я зашагал по залу ожидания в сторону распашных дверей, что вели на перрон. Здесь было безлюдно и тихо, только эхо моих шагов разлеталось в стороны и рассеивалось где-то во полумраке куполообразного потолка. Я посмотрел на информационное табло, что висело на стене, возле окошка кассы. Красные строчки на нём, непрерывно моргая, сообщали, что меньше чем через пять минут на первую платформу прибудет скорый поезд № 1. Я подошёл к окну, выглянул на улицу. За ту пару минут, что я провёл внутри здания, погода успела кардинально измениться. Теперь снаружи шёл ливень, а небо затянули тёмные тучи, заслонившие своими разбухшими животами солнце. По-видимому, создатель окружавшего меня теперь пространства начинал злиться.
«Плохо дело, – начал размышлять я. – Ой как плохо. Так! Думай, Гектор, думай. Вспоминай, чему тебя учили? Недаром же ты лучший ученик в группе».
Я подошёл к двери, что вела на перрон, попытался её открыть. Но ручка вдруг растворилась прямо в руке. Деревянное полотно двери вмиг обратилось в металлическую пластину. Поверхность её несколько мгновений оставалась неподвижной, а потом задвигалась, искривилась, стала покрываться пузырями. Казалось, что с другой стороны своим адским пламенем её накаляли черти. Пузыри вздувались и лопались, разбрызгивая вокруг серую массу. Исполинская клякса, в которую обратился выход, принялась разрастаться в размерах, расползаться по сторонам, обволакивая собой всё, что попадалось на пути. Понимая, что зал ожидания вот-вот превратится в наглухо запаянный цинковый гроб, я принялся искать выход. Осмотревшись по сторонам, увидел, что одно из окон в самом дальнем углу зала пока ещё оставалось прежним, не тронутым этой металлической жижей. Не теряя ни секунды, побежал со всех ног к нему. Прикрыв руками голову, я оттолкнулся от пола что есть сил и прыгнул. Звон стекла, хруст рассохшейся рамы… удар тела об асфальт. Больно и неприятно, а ещё, кажется, я рассёк руку и бок. Лёжа на земле, я ощутил колючие капли дождя, что били по лицу и рукам, пропитывая влагой куртку и брюки. Щурясь, посмотрел в небо. Всполохи молний на секунду осветили всё вокруг. И в этом свете я увидел, как капли дождя на лету начали увеличиваться в размерах и обращаться в лёд.
– Града мне тут ещё не хватало, – выругался я, поднимаясь с земли и концентрируясь на защитном поле вокруг себя.
Меня окутал невидимый панцирь, ударившись о который, лёд либо отскакивал в сторону, либо разбивался вдребезги, не причиняя мне вреда. Приложив ладонь козырьком ко лбу, я зачем-то привстал на носочки, посмотрел вдаль. В этот самый момент оттуда, из-за крутого поворота, показался состав с чёрным, как сажа, паровозом во главе.
«По расписанию. Претензий нет», – подумал я и усмехнулся.
Появившись буквально из ниоткуда, паровоз мчал, шумел колёсами, гудел и извергал из себя клубы дыма, напоминая больше разъярённого монстра, чем средство передвижения. И, кажется, он не собирался здесь делать остановку, а наоборот, намеренно ускорялся. Почувствовав под ногами вибрацию, я глянул вниз и оторопел, обнаружив, что стою прямо по центру шпалы, аккурат меж двух блестящих, словно лезвия, рельсов. Я понимал, что остаются считанные мгновения до финала и что вряд ли в такой ситуации меня защитит мой невидимый панцирь. Нужно было срочно что-то предпринимать.
Отогнав страх, я с вызовом посмотрел на слепящий глаза фонарь паровоза и выкрикнул:
– СТОЙ! ДАЙ МНЕ СКАЗАТЬ! Прошу… – я зажмурился, выждал пару секунд, затем, осознав, что всё ещё жив и нахожусь на прежнем месте, открыл глаза.
Всё вокруг меня выглядело застывшим, словно я оказался внутри большой диорамы, накрытой сверху акриловым футляром и поставленной на полку в тёмной кладовке. Хотя что именно – всё. Была видна лишь передняя часть паровоза, подсвеченные его же фонарём градинки, что висели в воздухе, словно подвешенные на леску, и я, ослеплённый этим светом и всё так же стоявший меж рельс. Остальное укутывала непроглядная тьма.
– А ты хороша, Бестия, – произнёс я с вызовом в голосе. – Сколько меня за нос водила, жути нагоняла.
Я осмотрелся. Никого. Но внутреннее чутьё говорило мне, что рядом кто-то есть. Видимо стесняется, а может, и побаивается, ведь я вон как ловко с градом разобрался.
– Как ты догадался, что это моих рук дело? – раздался уже знакомый мне женский голос.
– Узнаваемый почерк, – пояснил я, оборачиваясь и всматриваясь в темноту, откуда доносился голос.
– Поясни, – попросила она.
– Сначала давай наконец-то познакомимся, – предложил я. – Моё имя Гектор.
– С врагами не любезничаю! – повысив тон, сообщила девушка.
– Ну хорошо. Хорошо, – я примирительно поднял ладони. – Буду звать тебя, как и прежде, Бестией. Договорились? А узнаваем твой стиль, потому как слишком много внимания уделяешь архитектуре: классицизм, ампир, модерн. Все здания не выше десяти этажей. Никаких тебе небоскрёбов или деревянных полуразваленных халуп. А ещё… что бы ни происходило по ходу незамысловатой пьесы, памятники, статуи и прочие достопримечательности ты не разрушаешь. Людишек ведомых… таких, как я, временных персонажей – это да, на раз-два, в расход…