Вытираю выступившие слезы и, аккуратно преодолев ступеньки, захожу в дом.

Когда попадаю в комнату Марка, прислушиваюсь. Тихо. Только иногда слышно, как он всхлипывает. Как мышка крадусь к шкафу и открываю дверь.

Сын, будто загнанный зверек, вжимается в угол еще сильнее. Смотрит на меня затравленно.

— Марк, — присаживаюсь на корточки, — выходи. Давай поговорим?

— Уйди. Ты врушка. И папа тоже. Вы меня не любите.

— Ну что ты такое говоришь?

— Папа нас бросил. Значит, он меня не любит.

— Марк, — раздвигаю вешалки с одеждой и сажусь в шкаф рядом с сыном. — Папа очень тебя любит. Просто иногда так бывает у взрослых. Понимаешь, им становится сложно жить вместе.

Сын молчит какое-то время, трет глаза и спрашивает:

— Почему?

— Потому что они разные. Помнишь, ты рассказывал про девочку в садике? Оля, кажется.

— Мы с ней уже не дружим.

— Вот и мы с папой так же…

— Не дружите больше? — Марк широко распахивает глаза.

— Не дружим. Но это не значит, что папа тебя разлюбит или забудет. Конечно, нет. Он будет приезжать, вы будете видеться, когда хотите и сколько хотите. Все будет как раньше, только папа будет жить в другом доме.

— Зачем в другом? У нас тут много места. У него есть своя комната.

— Есть сынок, просто…

Зависаю, наверное, на минуту. Что ему говорить? Снова врать?

— Вы развелись, да?

Видимо, я так удивленно смотрю на сына, что он и без моих вопросов начинает пояснять свое предположение.

— У нас в саду у Влада папа и мама тоже развелись. Он с мамой теперь только живет.

— Да. Мы развелись, — киваю.

— Почему?

— Когда ты подрастешь, то поймешь, сынок.

— Я и так уже большой. Ты сама говорила.

— Говорила, — улыбаюсь и беру сына за ручку. — Ты просто должен знать и всегда помнить, что мы тебя очень любим. Слышишь? — крепко прижимаю Марка к себе, стараясь не заплакать.

Мы еще минут десять сидим в шкафу. Марк устроил голову на моих коленях. Глажу его и по памяти рассказываю сказки.

Когда спускаемся с сыном в гостиную, Миша, к счастью, еще там. Не уехал.

Это очень хорошо. Для Марка, конечно.

Как только Князев нас замечает, сразу поднимается с дивана. Марк к нему подходить не спешит. Внимательно рассматривает отца, мельком смотрит на меня, делает шаг вперед и замирает буквально в двух шагах от папы.

— Марк, — Миша тут же присаживается на корточки, — я…

— Уходи, — сын отталкивает Мишины руки. — Ты нас бросил. Уходи.

В ужасе смотрю на происходящее. Я ничего подобного ему не говорила. Ничего.

Князев бросает на меня раздраженный взгляд. Он точно сейчас подумает, что это я настроила Марка…

Мы же с ним все мирно обсудили, я же пыталась объяснить, что никто не виноват. Что Миша его не бросал…

Боже. Я правда пыталась. Только разве Миша поверит теперь?

— Марк, — Князев выпрямляется. Смотрит на сына сверху вниз.

— Уходи. Я тебя тоже тогда не люблю. Не люблю! — кричит Мише в лицо и снова несется наверх.

Делаю два неловких шага и впечатываюсь в стену.

— Я ничего ему не говорила, — бормочу, чувствуя обжигающий взгляд бывшего мужа.

— Я так и понял, — Князев кровожадно ухмыляется. Кивает и, круто развернувшись, идет к двери.

— Миша, я правда ничего такого ему о тебе не говорила. Наоборот…

Иду за Князевым следом. Нужно именно сейчас расставить все точки над «i». Если он решит записать меня в свои враги, ничего хорошего не будет.

— Тебе лучше остаться сегодня, — выпаливаю, думая в первую очередь о сыне.

Князев притормаживает. Получается это резко, поэтому я влетаю ему в спину и тут же отшатываюсь.

— Попробуй сам с ним поговорить. Объяснить. Я уверена, что он только этого и ждет. Он тебя любит и…

— Хрень какая-то, — Миша морщится.

Только сейчас осознаю, что мы снова стоим на крыльце. Слишком близко друг к другу.

Неловко передергиваю плечами, прижимая ладони к стене за своей спиной. Князев все еще стоит рядом со мной. Понимание этого нервирует. Дико просто.

Смотрю себе под ноги, изо всех сил пытаясь подобрать слова. Хоть что-то сказать сейчас нужно, только вот снова оправдываться я не хочу. Устала. Устала чувствовать себя виноватой за все эти годы.

Ловлю Мишин взгляд. Переминаюсь с ноги на ногу.

— Что с коленом? — снова задает этот дурацкий и никому сейчас не нужный вопрос.

— Упала. Все в порядке.

Миша упирается ладонью в стену над моей головой. Нависает.

Запрокидываю лицо, чтобы видеть его глаза.

— Тебе нужно быть аккуратней, — произносит без тени бушующей в нем минуты назад злости.