Шрифт:
Через пару минут Горын почувствовал странное беспокойство. Ему казалось, что чей-то взгляд постоянно сверлит его затылок. Остановившись и перехватив секиру, он резко обернулся.
Никого. Только на ветке ели сидела ушастая сова. Она пристально посмотрела на Семена и отвернулась.
– Нервы, нервы, нервы! – пробормотал страж. И только он собрался продолжить путь, как услышал такое, что искренне порадовался, что у него на голове нет волос, иначе бы они, несомненно, встали дыбом!
Кто-то тихонечко хихикнул. Не слишком близко, но и не слишком далеко.
Семен стал озираться по сторонам. Стояла глухая ночь, на небе ни звездочки, луна то и дело пряталась за тучи. Самое раздолье для всякой нечисти! Кто мог прятаться за деревьями? Призрак? Мавка? Прикинувшаяся человеком крикса? Или кое-кто похуже?
Снова короткий смешок. Уже ближе. Пальцы Горына сжали рукоять секиры так, что побелели от напряжения. И вдруг кто-то очень четко произнес:
В первый день мы все гуляли
И девчонку увидали!
Голос был женским, даже скорее девчоночьим, и прозвучал откуда-то справа. Горын мигом повернулся туда, но, сколько не вглядывался во мрак, ничего подозрительного не заметил.
В день второй спустилась тьма,
Кровью плакала луна
Раздалось спереди. А затем послышалось тихое шуршание, словно ползла змея. Семен кинулся на звук, но вновь никого не увидел. Зато впереди замаячил просвет, и вскоре страж оказался на небольшой поляне, посреди которой стояло могучее раскидистое дерево, периодически поскрипывающее словно от ветра. И в этом скрипе Семен вновь услышал слова:
В третье утро мы пришли
И девчонку унесли!
Кора с древесного ствола стала осыпаться, открывая уродливый нарост на стволе. Приглядевшись, Семен вдруг понял, что это… лицо! Оно словно медленно выступало прямо из древесины. Страж осторожно приблизился, но как ни старался, черт было не разобрать, будто перед глазами стоял какой-то туман.
В день четвертый вновь и вновь
Текут слезы. Течет кровь!
Раздалось сверху. Горын задрал голову, и увидел сидящую на ветке уже знакомую сову,… вот только на птичьем туловище прилепилась определенно человеческая голова. Парень видел роскошные длинные светлые волосы, взбитые пышными локонами, да светящиеся в темноте глаза. Остальные черты было не разобрать.
– Сгинь! – Семен замахнулся секирой. Дерево и птица мигом пропали, а страж вдруг обнаружил себя стоящим по колено в воде! Пока он пытался понять как так вышло, на водной глади показались пузыри, а затем вода стала медленно подниматься вверх. И вновь Семен увидел то же лицо.
В пятый день она кричала,
Но лишь эхо отвечало!
Раздалось журчание. Горын с размаху хватил по воде топором. Пузырь лопнул, разлетаясь тысячью брызг.
В день шестой ее терзали
Засыпать не позволяли!
На сей раз голос больше смахивал на шипение. Приглядевшись, страж увидел дрейфующую по воде кочку, на которой свернулась кольцами гадюка. Вот змея приподнялась, и парень невольно вздрогнул,… на гибком теле вновь была человеческая голова. И вновь черты лица терялись во мраке.
Семен зарычал и попытался огреть тварь оружием. Но та ловко подпрыгнула и обвилась вокруг рукояти секиры. Во тьме четко блеснули маленькие клыки. Парень крутанул оружие, резко встряхнул, и змея отправилась в далекий полет!
Вода вдруг исчезла. Теперь Горын стоял на холме. Со всех сторон слышалось шуршание, словно кто-то водил щеткой по кафелю, но из-за густого тумана ничего было не разобрать. Семену некстати пришел на ум сон, что он видел, когда еще только стал Неспящим. И только он так подумал, как туман рассеялся, и парень увидал огромную, метров двадцати, черную змею! Она ползала по кругу, все теснее сжимая кольцо, с ее клыков капал яд, а желтый глаз неотрывно наблюдал за парнем – точь-в-точь, как тогда далекой осенью двухтысячного года 12 !
12
См. «Неспящие. Начало пути».
В день седьмой предел настал,
Ее волос белым стал!
Едва отзвучали эти слова, как змея замерцала, поплыла, словно краска под действием растворителя, и вот уже на гибком теле устроилась женская голова с пышными локонами.
– Гадина! – Неспящий бросился вперед, но в следующую секунду получил удар хвостом под колени и растянулся на земле. Змея раздула «капюшон», складки которого вдруг отслоились и теперь по бокам головы на коротких шеях качались еще две такие же!