— Прошу прощения, мудрые старейшины, что вмешиваюсь, — спокойно проговорил генерал. — Но, как я уже говорил прежде, ваши проблемы, если откровенно, меня заботят не больше, чем позволяет эмпатия. Я пришел в этот край с определенной целью. И так, уж сложилось, что моей подруге требуется помощь. Я вижу здесь ведуна, которого мне обещал Арад, так что, любезная Дубрава, попрошу вас навестить со мной Летею, после чего мы вас покинем.

Хаджар уже развернулся было в сторону выхода, как краем глаза заметил переглядывание Дубравы и Арада. И этот короткий обмен взглядами ему совсем не понравился.

Старейшина Арад, склонил голову, после чего произнес:

— Я приму твой гнев, генерал, ибо ты можешь счесть, что теперь между нами кровь, но я был не совсем честен с тобой. Раны, которые нанесли твоим друзьями — они нанесены не просто Правилом… Как и все сыновья Феденрира, тот, кто их исколечил, обладал силой души Волка Мрака и ни один ведун, кроме верховного хранителя Истин и Знаний, не сможет сделать для них лекарства.

Хаджар не был зол.

Более того, он даже не был удивлен.

Если честно — он бы даже, скорее всего, не поверил своим глазами и ушам, если бы Дубрава легко согласилась помочь, встала и прям сейчас бы исцелила Летею и Албадурта.

Нет.

Это могло произойти с кем угодно, но только не с Хаджаром Дарханом.

Генерал, посмотрев на карту, даже не спросил, а угрюмо утвердил:

— А этот верховный ведун, конечно же, находится в Твердыне и по какой-то неясной причине никогда не покидает свою обитель, ибо иначе может произойти нечто ужасное.

Взгляды старейшин скрестились на Бадуре.

— Об этом я ему не говорил…

— И не надо, — перебил Хаджар, после чего уселся за стол среди остальных стариков. — Итак — кто составит мне компанию в путешествии в эту вашу Твердыню?

Еще до того, как Бадур успел что-то сказать, Равар опустил ладонь на карту и посмотрел в глаза Хаджару.

— С чего ты взял, чужестранец, что тебя вообще кто-то пустит в нашу святую обитель?

Хаджар лишь в очередной раз устало вздохнул. Опять же — будь он моложе и глупее, хотя даже скорее — неопытнее, то обязательно вспылил бы. А может даже позволил себе сказать резкие и ненужные слова.

Но правда в том, что Равар не был “плохим” человеком, если так вообще можно назвать хоть кого-нибудь. В конечном счете, если что и понял генерал за несколько веков войн, то это то, что каждый человек в собственных глазах всегда герой. Каким бы при этом монстром или подлецом он ни был.

И каждый, всегда, с собственной стороны, преследует обязательно благую цель. Благую для него или для окружающих — это уже второй вопрос.

И Равар не был исключением. Пусть, может, и не отличался особой прозорливостью или умом, но, опять же, сколько ни был бы светел разумом мудрец, он никогда не сможет донести даже прописной истины до того, чей разум закрыт.

Именно поэтому адепты, если не постигали какой-то вопрос досконально — никогда не занимались обучением.

Равар просто хотел сберечь свою родину. Благородный порыв, который обязывает проявить уважение.

Так Хаджар и поступил.

Без тени иронии или сарказма, генерал склонил голову и спокойно произнес:

— Прошу простить мне горячность, мудрейшие старейшины. Я скажу иначе — если вы позволите, то я отправлюсь в Твердыню и возьму с собой того, кого вы назначите мне в проводники.

Равар уже надул щеки, но так и не нашелся, что сказать. В юношестве Хаджар не понимал, почему даже с самыми неприятными визитерами из столицы, Генерал Лин всегда вела себя максимально вежливо и обходительно.

А спустя почти век странствий понял, что в случае, если в твоих руках есть сила, а в голове разум, то дурака проще всего заставить молчать… учтивостью и вежливостью. Вот такой вот парадокс.

— Мы видим седину в ваших волосах, генерал, — внезапно проскрипела Дубрава. — но лицо мужа обманывает нас. Приглядитесь, старейшины, перед вами старец.

На этом она замолчала. Какое-то время за столом висела тишина, после чего слово взял Бадур.

— Даже если бы генерал не отправлялся в Твердыню, туда бы отправился я, — сказал он твердо, без блика сомнений в тоне.

— А как же твои жена и дети? — впервые за все время произнесла Олейга, пожилая женщина, правящая Глубоким Оврагом.