Мой малыш миллионера

Аннотация

– Зачем ты здесь? – грозный рык раскатывается по комнате. – Узнала о моей свадьбе и решила все испортить?

– Я просто… Я пришла устраиваться на работу, – тихо шепчу.

– Врешь, – безжалостно отвечает он. – Ты всегда была лгуньей!

Целый год я скрывалась от Мирона, чтобы он не узнал о рождении сына, а теперь все катится в пропасть. Отец моего ребенка женится, а мы с малышом едва сводим концы с концами.

– У тебя больше нет работы, – холодный тон Богданова будто из ведра окатывает меня ледяной водой. Он все равно не верит. – Ты уволена.

ГЛАВА 1 Аня – Молоко в холодильнике, смесь, если что, на верхней полке в шкафчике, – обеспокоено напоминаю подруге прежде, чем выйти из дома. На руках она качает моего трехмесячного сына Макара, который сегодня, как назло, весь день мучается с животиком. – Ань, ты пятый раз за час это повторяешь! Иди уже, – знаю, что Катя тоже волнуется, если сегодня я не получу работу, мы с сыночком останемся на улице. Наш папа выкинул меня из своей жизни еще до того, как я узнала, что беременна. Сначала подарил сказку, в которой хотелось захлебнуться от счастья, а потом катком переехал, не оставив на моих душе и сердце живого места. – Пока, мой сладкий пирожочек. Целую малыша в ароматную макушку, и быстро выбегаю из квартиры, чтобы не расплакаться. Впервые за эти месяцы мне приходится его оставить, но других вариантов нет. Внутри кошки скребут. Переживаю за Макара и за, предстоящее собеседование, от которого, как ни прискорбно, зависит сейчас наша судьба. Ресторан «Венеция» – пафосное дорогое место для тех, кто может позволить себе не считать деньги. Заведение, о котором в широких кругах ходит дурная слава. Говорят, тут все покупается и все продается. Вопрос только в цене. Любой каприз за щедрое вознаграждение. Для меня же – это шанс заработать на жизнь более или менее приличную сумму, единственным, что я умею – пением. – Простите, я на собеседование, – обращаюсь к охраннику на входе. – А, ты уже здесь, – его ответ опережает стройная женщина с «ракушкой» на голове. – Пойдем, нам нужно спешить! – командует она, быстро удаляясь. Я практически бегом следую за ней. Мы останавливаемся только когда проходим в маленькую, захламленную костюмами комнату, с большим сценическим зеркалом на стене. – Так, давай, спой что-нибудь, – ладонями она в нетерпении выписывает в воздухе спирали. – Ну… А из какого репертуара? – я вовсе не ожидала такого развития событий. Думала все будет как-то серьезнее, подстать этому месту. – Неважно! – дама вскидывает руки. – Главное, пой. Я успеваю пропеть буквально пару предложений из первой, пришедшей на ум песни. – Отлично! – перебивает меня управляющая. – Ты нам подходишь. Давай, переодевайся, – она сует мне пакет с нарядом, – работать пойдешь. – В смысле? – я просто дар речи теряю. Глуповато раскрываю рот, пытаясь глотнуть воздуха. Должна вроде радоваться, что меня приняли, но все это так неожиданно и… странно. – Солистка заболела, а у нас сегодня свадьба. Мы не можем облажаться, – больше ничего не поясняя, женщина оставляет меня одну. Блестящее черное платье на тонких бретелях, в которое меня нарядили, выглядит слишком открытым. Я чувствую себя в нем некомфортно, но чего не сделаешь ради счастья сынишки, верно? Повезло еще, что для первого танца молодые заказали песню Селин Дион из «Титаника», слова которой я более или менее знаю. Тягучая мелодия вступления разливается по залу. Я, набрав полные легкие воздуха, делаю шаг из-за кулис. Как давно я не ощущала ничего подобного. Бешеная энергетика сцены забирается под самую кожу. И, пусть, это всего лишь ресторан, неважно. Для меня – это возможность вернуться в прошлое, туда, где я еще была счастлива. Зал погружается во тьму. Яркий луч, освещающий центр ресторана, ждет виновников торжества. Безумно красивая невеста в шикарном платье, о котором любая может только мечтать, появляется первой. За ней в луч света ступает жених. Высокий. Широкоплечий. Сильный. Мой голос срывается на первом же слове. Но я тут же спешу взять себя в руки. Что бы тут не случилось – работа мне нужна не меньше воздуха. Мирон Богданов – человек, что до сих пор заставляет мое сердце сжиматься от боли. Каждый день я качаю на руках ребенка, до безумия похожего на него. Каждый день молю высшие силы помочь мне избавиться от мыслей об этом мужчине. Стереть его из памяти. Жесткого. Опасного. И, кажется, способного на все, что угодно. Паника и разочарование пытаются захватить разум, но я отчаянно цепляюсь за песню. Мне нельзя облажаться. Просто нельзя. Мирон крепко прижимает к себе жену, не обращая на меня никакого внимая, в то время, как я не могу думать ни о чем другом. В груди болезненно ноет, и я силюсь понять, за что судьба так жестока со мной. Неожиданный взгляд черных глаз вновь заставляет голос предательски дрогнуть. Мой кошмар посмотрел на меня. Заметил. Узнал. Пристальный взор, кажется, прожигает кожу. Обдает огнем, сковывая. Даже со сцены я вижу, как Мирон недоволен. Как напряжено его красивое лицо. «Никогда больше не попадайся мне на глаза!» – шипел он в тот день, когда все случилось. И я нарушила его приказ. Только мелодия, что звучит в ушах, перемешиваясь с гулким стуком сердца, и необходимость закончить выступление не дают мне сойти с ума. Я бы рада не смотреть на него. Отвернуться. Но не выходит. Никогда не могла устоять перед ним. И сейчас не могу. В груди так больно клокочет, что хочется разрыдаться. Надрывное пение, что так подходит этой трогательной композиции, вовсе не сценический эффект. Это мое горе рвется наружу. Буквально выворачивает изнутри. Это мне Мирон обещал любовь, мне обещал шикарную свадьбу, мне дарил ночи безудержной страсти, а теперь взглядом готов уничтожить. Переломить. Растоптать последние капли надежды, что еще теплились внутри моего израненного сердца. Я спешно удаляюсь со сцены. Мне не хватает воздуха. Удушье кажется таким сильным, что я невольно хватаюсь за горло. Мне бы только пережить этот вечер, а потом все наладится. Я знаю, что наладится. Уверена. По-другому и быть не может. Ради сыночка на все готова, даже терпеть эту неуемную боль в сердце, что беспощадно рвет его на части. Снова. Как и год назад. – Что-то случилось? – обращается ко мне взволнованная администратор. – Нет, все в порядке, – отзываюсь я, натягивая вымученную улыбку. – Хорошо, если что-то понадобится, ты только скажи, – уверяет она. – Сейчас есть еще минут двадцать до следующего выхода, можешь отдохнуть в гримерке. – Благодарю, – произношу как можно более спокойно, чтобы не выдать своего реального состояния. Бежать. Вот чего мне хочется. Скинуть платье, туфли, укутаться сильнее в свои мамские тряпки и нестись со всех ног подальше от этого места. В зеркале гримерной на меня смотрит совсем другая девушка. Элегантная, стильная, роковая красотка с темными, как сама ночь, волосами. Я уже и забыла, что была такой. Сейчас нет ни времени, ни сил, ни желания наряжаться. Денег для этого нет тоже. Пучок на скорую руку, свободные джинсы и футболки из хлопка – вот, пожалуй, мой идеальный ежедневный образ. Когда Мирон вышвырнул меня, я осталась без средств к существованию. Катя негодовала. Пыталась уговорить меня подать на Богданова в суд, назначить алименты на содержание меня и малыша, а, учитывая его баснословные доходы, этих средств с лихвой хватило бы на все. Но я не хотела, чтобы между нами было хоть что-то общее. Со своими связями и деньгами, отец моего ребенка мог запросто выставить меня мошенницей или забрать Макара, а новых, убивающих душу потрясений, мне не хотелось. – Зачем ты это сделала? – громоподобный рык раскатывается по маленькой комнатке, вынуждая меня вздрогнуть. Когда он вошел? Я даже не заметила... – Отвечай! – командует мужчина, стоя позади меня. Я смотрю на его отражение в зеркале и… Мысль о том, что все происходит на самом деле, жжет изнутри. В памяти спонтанно возникают образы из прошлого. Наша любовь. Страсть. И тот роковой день, когда от отчаяния я готова была продать душу Дьяволу, лишь бы вернуть все назад. Фантомная боль, что весь этот год была моим бессменным спутником, становится довольно ощутимой, сжимает сердце так, что завыть хочется. – Я говорю с тобой, Аня! – Мирон начинает терять терпение. Темные глаза вспыхивают яростью. Она плещется там, как бушующий шторм в почерневших волнах разгневанного океана. – Я не знала… – не могу узнать свой голос. Это просто стечение обстоятельств, но Богданову не доказать. – О моей свадьбе знали все, – цедит он. – И ты знала. – Я не… Мирон не дает мне договорить. Он хватает меня за плечо и дергает на себя, заставляя повернуться к нему лицом. Господи. Вот он. Богатый. Известный. Красивый до безумия. Стоит передо мной, будто и не было никакой разлуки. Будто чей-то коварный план не стал причиной краха наших идеальных, как я когда-то думала, отношений. Его запах пьянит. Близость тела рвет в клочья. И выйти победителем в этой схватке у меня не получится. – Я оценил твои старания. И гости оценили. Только испортить мою свадьбу не позволю, поняла? – сказать, что Богданов сильно недоволен – ничего не сказать. – Я же говорю, что не знала, – собирая последние силы, стараюсь переубедить его. – Врешь, – Мирон притягивает меня ближе. Носом утыкается в шею и шумно втягивает воздух. У меня внутри все замирает. Я даже не дышу. От шока не могу вымолвить ни слова. – Красивая, дрянь. И знаешь об этом. Пользуешься. Только со мной такое больше не пройдет. Тяжелый взгляд сначала скользит по декольте сценического платья, а потом устремляется прямо мне в глаза, будто пытается заглянуть в самую душу, потоптаться на пепелище, что там осталось после него. – Зачем ты пришла? Говори! Я беспомощно моргаю, пытаясь справиться с эмоциями. Они слишком сильны. Намного сильнее, чем те, с которыми я бы смогла бороться. Я бы хотела ненавидеть, презирать Мирона, но не могу. Смотрю на него сейчас, как на родного человека, который снова и снова причиняет мне боль. Сердце без ножа разрезает. – Хотела испортить мне настроение? Прыгнуть в постель к моим друзьям? Что, Аня? В чем твой план? В груди колотится так сильно, что каждый удар отчетливо пульсирует в висках. Не получается собраться с мыслями, ответить, дать отпор. Сбрасываю его захват, но жар от крепких пальцев все равно остается на коже. Пульсирует. Напоминает, что наша встреча мне не чудится. Не знаю, где беру силы на то, чтобы ответить: – Это моя работа, понятно?! Не веришь – спроси у управляющей, она подтвердит, я ничего не знала, – глаза наполняются слезами. Я целый год старалась не попадаться ему на глаза, жила тихо, даже от дома далеко не отходила, лишь бы у Мирона не было поводов узнать о беременности и рождении сына, а теперь злодейка-судьба столкнула нас таким дьявольским способом. – У тебя больше нет работы, – холодный тон Богданова будто из ведра окатывает меня ледяной водой, провоцируя дрожь во всем теле. Он все равно не верит. – Ты уволена. ГЛАВА 2 Мирон – Мирон Александрович, не переживайте, все будет в лучшем виде, – уверяла меня управляющая рестораном, широко улыбаясь. – Любой каприз за ваши деньги. В реалиях данного заведения это выражение имеет вполне недвусмысленное значение. В лепешку расшибутся, но прихоть исполнят. И моя будущая жена почему-то решила, что это именно то самое место, где нам стоит с широким размахом отпраздновать вступление в брак. Она сама выбрала украшение зала, рассадку гостей и даже музыку. Для меня все это не имело никакого значения. До ЭТОГО момента. Я не сразу обратил внимание на сцену, хотя сладкий, упоительный голос приятно ласкал слух знакомыми интонациями. Но я запрещал себе думать об Ане. Вычеркнул ее из жизни навсегда. Натренированный годами самоконтроль ни разу не дал сбоя. Любые мысли об этой девчонке я на корню рубил. Как мух безжалостно лупил мухобойкой. Это было нужно, чтобы не сойти с ума. Был уверен – хватит одного взгляда на Аню, и я пропаду. Провалюсь, к чертям, в самое пекло Ада. Так и получилось. Не смог удержаться. Посмотрел. Дал слабину всего лишь раз. На мгновение мой разум будто в воду зашвырнули. Слух точно сдавило оглушающей толщей воды. А тонкий манящий голос не переставал мелодично литься на фоне. Стерва. Будто знала, когда меня подловить. А она знала. Только немой не судачил о приближающейся свадьбе крупного бизнесмена Богданова и дочери известного политика Олега Лаврентьева. Дрянь. Зачем она здесь? Испортить мне свадьбу? Или подцепить на свой крючок очередного дурачка, что будет смотреть ей в рот и пускать слюни, как умалишенный? Она же знает, как затащить мужиков в свои прочные сети. Опытная рыбачка. Только я раньше этого разглядеть не смог. Узнал, когда уже стало поздно. С трудом борюсь с желанием прямо сейчас подняться на сцену. Наброситься на Аню и… Расцветающую ярость сдерживаю усилием воли. Злюсь больше на себя. За то, что слаб, что рядом с ней до сих пор чувствую себя уязвимым. Моя ахиллесова пята. – Прости, Оль, мне нужно отойти, – спокойно говорю супруге, когда после первого танца молодых мы возвращаемся к своему столику. Официанты уже принесли свежие закуски. В ведерке обновили бутылку шампанского. Ведущий снова взялся за микрофон. Его голос сейчас раздражает. Раздражает все. Думаю лишь об одном – добраться до расчетливой стервы. Ее образ вынуждает меня ненадолго застыть в дверях гримерки. Хрупкая. Изящная. Манящая изгибами своего идеального тела. Длинное приталенное платье вовсе не скрывает привлекательную фигуру. Наоборот, оно слишком открыто для того, чтобы я мог поверить в непричастность Ани к случившемуся. Глубокий вырез на спине и тонкие, почти незаметные лямки, буквально кричат о том, что девушка вышла на охоту за толстыми кошельками. Внутри забурлило желание прикоснуться. Но я одергиваю себя. Не дождется. – Зачем ты это сделала? – рычу, обращая на себя внимание. Аня изображает испуг. Натурально играет. Я даже верю. Только вот больше не поведусь. Ни на слезы, ни на глаза щенячьи, что чуть душу не порвали на ошметки, когда мы расстались. – Отвечай! – гаркаю на нее, чтобы поторопилась. У меня нет времени возиться с ней. – Я не знала… Хватаю Аню за руку и дергаю на себя. Прикосновение к прохладной бархатной коже едва ли не скидывает меня с катушек. Она такая, как я помню. Нежная. Светлая. На фоне моих загорелых ладоней кажется совсем белой. Мне всегда нравилось это сочетание. «Ты моя, Белоснежка», – шептал я ей, оставаться в стороне. И когда накрывал ее своим телом и обещал никогда не отпускать. «Моя. Моя Белоснежка». Темные волосы взмывают в воздух, когда Аня разворачивается, а потом блестящим водопадом снова спадают на плечи. Некогда полюбившиеся мне губы приоткрываются, и я не могу оторвать от них взгляда. Не получается побороть желание схватить ее, прижать к себе, да настолько крепко, чтобы между нами не осталось ни сантиметра свободного пространства. Не думал, что сдамся так быстро, что обманщица сумеет вывести меня на эмоции за такой короткий срок. Но она ведь этого и добивалась? – Врешь, – я все же притягиваю Аню ближе, вбираю носом ее аромат. – Красивая, дрянь. И знаешь об этом. Пользуешься. Только со мной такое больше не пройдет, – убеждаю, скорее, сам себя. – Это моя работа, понятно?! – совершенно неожиданно она вырывается из моего захвата. – Не веришь – спроси у управляющей, она подтвердит, я ничего не знала, – глаза малышки наполняются слезами. ????????????????????????Гадина. На больное давит. Знает, что слез ее не терпел никогда. – У тебя больше нет работы, – ставлю в нашем разговоре финальную точку. Вить из себя веревки теперь не позволю. Ни в этот раз. Ни на моей свадьбе. – Ты уволена. Это просто наваждение. И я от него избавлюсь. Аня Я не могу поверить. Просто не могу. Неужели, этот мужчина настолько бессердечен, что лишит меня работы? У меня уже давно серьезные финансовые трудности, и я очень рассчитывала, наконец, вылезти из долгов, потому что в «Венеции» предлагали достойную заработную плату, и ее вполне хватило бы нам с сыном. От переизбытка чувств меня пошатывает. Я обессилено хватаюсь за столик трюмо. Внутри все трясется от обиды и горечи. Мирон даже не стал слушать меня. Он никогда не слушает. И слышит лишь себя. Можно из кожи вон вылезти, но так и не добиться успеха в споре с ним. Упертый. Твердолобый. Местами непрошибаемый. За ним всегда последнее слово. Обида и страх за будущее рвут меня на куски, и я будто физически чувствую эту боль, потому что никто, никто не может ранить сильнее любимого человека. Наверное, проходит не более пяти минут прежде, чем администратор заглядывает в гримерную. Я уже знаю, о чем она скажет. Мирон всегда добивается того, чего хочет, и если решил лишить меня работы – он это сделал. – Я уволена? – робко спрашиваю у женщины, усилием сдерживая в глазах слезы. – Да, – уверенно заявляет она. – Мне все очень понравилось, но клиент был крайне недоволен. Я не могу оставить тебя. – Но ведь я хорошо спела, я умею держаться на сцене… – сама не знаю, зачем перечисляю свои достоинства. Мои возражения ни на что не повлияют. Глупо на такое надеяться. – Когда переоденешься, зайди за оплатой. Вторая дверь направо, – женщина покидает помещение, громко цокая каблуками. Она даже не ответила мне. Но я ее не виню. Что она могла сделать? Жертвовать престижем своего идеального заведения ради девчонки, которую первый раз в жизни видит? Смотрю на себя в зеркало. Глаза раскраснелись и блестят от слез. Но плакать не буду. Не стану слабой. У меня есть сынок, мой Макар, ради которого я не сдамся! Уволили из этого ресторана – пойду в другой. Осторожно стираю пальцем слезу, что все же успела скатиться по щеке. Вспоминаю образ сынишки, и это заставляет улыбнуться. Единственная радость. Мой пирожочек. Человечек, ради которого я до сих пор не сошла с ума от неразделенной любви. Мне все еще стыдно за то, что хотела избавиться от него. Но год назад отчаяние задавило меня. Оно неслось мне навстречу бронебойным поездом, и я не смогла его остановить. Это лишило желания жить, выключило цветные оттенки окружающей действительности. Оставило только серые блеклые будни, в которых появление ребенка и роль матери-одиночки казались еще большей трагедией. А когда увидела Макара на экране монитора в кабинете УЗИ, совсем маленькую темную точку, поняла, что не смогу лишить его жизни. – Ваш малыш сейчас размером с рисовое зернышко, пояснила мне доктор. – Но на этом этапе он активно развивается, даже сердечко начинает биться. Я практически до крови впилась ногтями в ладони. Маленькое зернышко, которое нуждается в моей защите… в моей любви… в ласке… Которое уже стало частью меня… Прямо сейчас. А я трусливо решила предать его. Так и не смогла сказать доктору, что планирую аборт. Язык не повернулся. Возненавидела себя. Пообещала, что больше никогда и ни за что не предам свое «рисовое зернышко». И теперь я каждый день прошу у Макарки прощения за то, что могла даже помыслить такое. Мой маленький мальчик. Чудесный розовощекий комочек. Свет, озаряющий мою жизнь. – Так, это оплата, – администратор кладет передо мной пятитысячную купюру, – а здесь подпись за то, что деньги я тебе выдала. Ставлю закорючку в ведомости, а пять тысяч прячу в кошельке. – Спасибо, – благодарю ее за возможность заработать. – Если пойдешь в другой ресторан, я могу дать рекомендации, – предлагает она прежде, чем я собираюсь покинуть кабинет. – На визитке есть мой номер. – Большое спасибо! – после ее слов я ощущаю некоторый прилив сил. Ситуация теперь уже не кажется такой уж безвыходной, хотя я и понимаю, что в большинстве баров уже есть свои исполнители, и найти место для себя будет очень сложно. Наверное, мне стоило сначала зайти в магазин, купить продуктов, памперсов, которые дома уже подходят к концу, но я, сломя голову, несусь к сыночку. Прошло около пяти часов с того момента, как я уехала в ресторан, а будто вечность Макара не видела. Пока ждала выступления, все рассматривала его фотографии на телефоне. Звонить Кате боялась, вдруг сыночка спит. Боже, какой же он у меня все-таки потрясающий! А как пахнет! Мммм… Слаще запаха в мире не знаю! Мысли о ребенке помогают мне справиться со стрессом. В конце концов, у меня нет ничего важнее. Лишь бы он здоров был. В теплый летний вечер на улице еще полно народу. Детки на площадке оккупировали песочницу, молодежь скамейки во дворе. Я уже привыкла к такому. С тех пор, как переехала сюда, картинка перед домом почти не меняется. Очень дружный двор. Все друг друга знают. Здороваются всегда. Не скажу, что богато живут, зато дружно. Но мое внимание привлекает сейчас совсем другая картина. Двое мужчин у моего подъезда. Жуткие бритоголовые мордовороты. Их фигуры кажутся мне очень знакомыми. Нет, не кажутся. Я знаю их. И даже знаю зачем пришли. По мою душу. Я застываю на месте. Нужно дождаться, пока они уйдут. Кате я запретила открывать деверь кому бы то ни было. Даже к трубке домофона не разрешила подходить. Конечно, она не в курсе моих проблем, я никому не рассказывала, но выполнить мою просьбу согласилась. А Катя надежный человек – не предаст. Становится очень страшно. Особенно оттого, что Макарка там, а я здесь. Далеко. И ничего не смогу сделать. Сердце в груди бьется, точно взбесилось. К горлу подкатывает паника, и я зажимаю рот ладонью. «Постоят, и уйдут!» – уверяю сама себя, чтобы хоть как-то унять душевное волнение. Несколько раз я просто не открывала дверь, когда они приходили, все обходилось только устрашающими ударами по железу, от которых в угол забиться хотелось. Прячусь за углом соседнего дома. Пытаюсь восстановить дыхание. Мне кажется, у меня сердце остановиться может от волнения. – Кать, – решаю все же предупредить подругу, – нам в квартиру уже звонили? – Да. Я не снимала трубку, как ты и просила. Что-то случилось? – обеспокоено интересуется она. – Нет, все в порядке. Просто не открывай! Я скоро буду. Ненавижу врать. Но и поделиться своими переживаниями очень хочется. Порой мне кажется, что они разъедают меня изнутри. – Как все прошло? Снова выглядываю из-за угла. Мужчины все еще стоят на прежнем месте. Какие же они страшные! Жуть. – Если честно, просто кошмарно, – сознаюсь я, снова прячась за домом. – Но самое ужасное: работы у меня так и нет. – Эй! – подбадривает подруга. – Один провал еще не конец жизни! После завтра у меня выходной, я могу посидеть с Макаркой, а ты пока подыщи что-то еще. Не вздумай расстраиваться, слышишь?! – Угу, – мычу в трубку, закусывая губу. – Скоро буду. Отключаюсь, и сглатываю болезненный комок, что застрял в горле от желания заплакать. Я так давно не плакала. Все казалась себе сильной. Очень хотелось такой быть, и я давила любое желание пустить слезу еще в зачатках, а сейчас их уже невозможно остановить. Набираю в грудь побольше воздуха. Снова обращаю взор в сторону своего подъезда. Никого. Мужчины ушли. Слава Богу! Я жду еще немного. Совсем чуть-чуть. Осматриваюсь, чтобы убедиться в том, что страшилы не вернутся, и не поджидают меня где-нибудь в кустах. Месяц назад у нас с сыном уже был опыт общения с этими людьми. Они разгромили нашу квартиру прямо на моих глазах. Сказали, что это лишь предупреждение. «Безобидные показательные выступления, – хмыкнул один из уродов. – Чтобы собирать бабло было веселее». Меня передергивает, когда я вспоминаю тот день. Именно тогда я узнала, что банк продал мой долг коллекторам, и что те не церемонятся ни с кем, ни с женщинами, ни с детьми. Убедившись, что путь домой свободен, бегу к подъезду. На полпути меня окликает соседка, баба Маруся. – Анечка, подойди, – зовет она с лавки. Из вежливости приходится отклониться от маршрута. – На вот, – женщина сует мне в руку смятую купюру, – купишь себе чего-нибудь, или памперсы Макарке. – Вы что, теть Марусь, не надо! – отшатываюсь от нее, как от огня. И неудобно, и стыдно очень. – Дают бери, бьют – беги, знаешь такое? – соседка не отстает. – Мне всего хватает, а вам питаться надо хорошо. Не спорь. Могла бы, дала бы больше. Сгорая от стыда, беру у добродушной старушки смятую купюру. Деньги мне, действительно, очень нужны. – Я верну, – обещаю ей. – Как только заработаю, сразу отдам. – Беги к сынульке, – она машет на меня рукой. – Он заждался, поди. Наспех убираю пятьсот рублей в кошелек. Сегодня я богата. Если можно так сказать. Наша квартира находится на третьем этаже старенькой пятиэтажной хрущевки. Успеваю подняться только до второго, как на моем пути возникают знакомые физиономии. – Ну, привет, Анна Сергеевна. Давно не виделись. ГЛАВА 3 Аня Я замираю на месте. Страшно до жути. Перекосившиеся в ухмылке морды бритоголовых вселяют ужас. – Иди, иди сюда, – зовет один, маня меня пальцем. Продолжаю стоять, будто к полу меня приклеили. Что они сделают со мной? В прошлую нашу встречу обещали голову открутить, если я не достану денег. Только где их взять? Один из уродов делает два шага мне навстречу, хватает за руку и дергает на себя. И без того частый пульс теперь просто зашкаливает. Мне не хватает воздуха, потому что страх сковывает все органы, и сделать вдох нет никакой возможности. – Думала, сможешь бегать от нас вечно? – хрипловатый низкий голос слышу откуда-то издалека. – Хотела поиграть? Так давай! Игры мы любим. – Отпустите, – произношу так громко, как только получается. – Отдашь долг – можешь валить на все четыре стороны, а пока: наши рожи будут твоим самым страшным кошмаром, усекла? – У меня пока нет денег, – дрожащим голосом лепечу я. Во рту сухо и губы, кажется, уже потрескались. – Ты, наверное, плохо понимаешь, малышка, – начинает тот, что стоит в стороне. Он хищно скалится, точно прямо сейчас задумал что-то ужасное. – Мы ни с кем не церемонимся, и с тобой не станем. Не будет бабла, заберем у тебя сына, а сама пойдешь проценты в клубе отрабатывать. И будешь пахать там до тех пор, пока не соберешь всю сумму. Ты баба зачетная, спрос на тебя нехилый будет. Снова эта ухмылочка. Грязная. Сальная. Неприятная до того, что тошнить начинает. Леденящая волна ужаса прокатывается по спине, когда коллекторы грозятся забрать Макара. Не отдам. Костьми лягу, но сынишку забрать не позволю. Они понятия не имеют, на что способна мать ради защиты своих детей. Плевать, что будет со мной, лишь бы Макарке ничего не угрожало. – Сумку проверь, – командует мужчина своему коллеге, что удерживает меня на месте. Тот быстро выхватывает из моих рук маленькую сумочку. Это единственное, что осталось со мной в тот день, когда Мирон бросил меня. Короткое вечернее платье, туфли на каблуке и этот вот клатч. Я не сопротивляюсь. Смысл? Приложат ведь здоровенным кулаком и деньги заберут все равно. А мне сейчас, главное, отвести удар от сына. – Сколько там? – интересуется тот, что дальше, пока напарник изучает содержимое моего кошелька. – Пять семьсот, – заключает он. – А говоришь – денег нет. Молчу. Их и, вправду, теперь нет. Ставший бесполезным клатч, летит на грязный пол лестничной клетки, как и кошелек из красной кожи. – Только этого, кукла, мало, – второй начинает приближаться, и тошнота усиливается. Господи, что они собираются делать? – Как остальное отдавать будешь? – Подойдете ближе, и я закричу! – предупреждаю их, выставляя перед собой руку. – Закричишь. Конечно, закричишь, – тот, что ближе, укладывает шершавую ладонь мне на щеку, от чего я отшатываюсь, но он не дает мне этого сделать, другой рукой хватая за волосы. – Все бабы рядом со мной кричат. Мужик обнажает зубы. Приступ тошноты становится сильнее и, кажется, совсем скоро я не смогу сдержать неприятные позывы. Где-то на фоне улавливаю щелчок открывающейся двери. – Вы что тут делаете, ироды? – слышу голос тети Вали, старушки, что живет прямо под нами. – Скройся старая, пока последних зубов не лишилась, – угрожающее рычит один из мужиков. – Сталина на вас, уродов, нет! Вон пошли, а то милицию вызову. – Че ты там вызовешь, бабка? – продолжает обмен любезностями мужчина. Он направляется к двери тети Вали, но та успевает ее захлопнуть. – Я звоню! – слышу ее тихий голос из закрытой квартиры. – Набежали окаянные… Больше не получается ничего расслышать, зато мне удается отступить на несколько шагов от мордоворотов, пока они ведут перепалку с моей соседкой. Знаю, что это пространство меня не спасет, но, по крайней мере, так я хоть вдох могу нормально сделать. – Ну че, Серый, валить надо. Бабка позвонит – нам проблемы не нужны. – Вернемся через несколько дней, – это уже адресуют мне, – не будет бабла – пеняй на себя, кукла. Грязные смешки хватают за горло. Как таких людей только земля носит! Когда они уходят, я оседаю по стенке. Чувствую себя настолько бессильной, что от безысходности хочется кричать. Рвать глотку, пока не станет легче. Только станет ли?! Не знаю, сколько времени еще провожу в подъезде, прежде, чем поднимаюсь и топаю домой. Только вот можно ли это место назвать домом? Я и мой сын тут никто. Хозяйка квартиры, что мы снимаем, третий месяц грозится выгнать нас на улицу, потому что платить на жилье мне нечем. Я даже не злюсь на нее. Понимаю, что она не обязана селить у себя кого-то бесплатно, но и пойти мне некуда. А сегодня любимый мужчина, что до сих пор меня ненавидит, лишил нас с сыном последнего шанса на нормальную жизнь. И я попросту не знаю, что теперь делать. Поворачиваю ключ в двери, и распахиваю ее. Появляется некоторое облегчение, когда я оказываюсь в квартире. Наконец-то! Катя выходит из комнаты. – Макар спит, – предупреждает она мой вопрос, заметив растерянный взгляд. – Рассказывай, давай, что там? Подруга даже не дожидается, пока я скину с ног балетки. Поскорее хочет узнать подробности. Мне повезло с ней. Единственный человек, которому можно по-настоящему довериться. Выдаю все, как на духу, пока Катя заваривает чай и достает с полки крекер и конфеты «Коровка». Максимум, что я могу себе позволить. Рассказываю я, правда, только про первую часть своего приключения. О коллекторах молчу. Сама не знаю почему, но не хочется предавать это дело огласке. Не хочу, чтобы близких тоже зацепило этой бедой. – Надо было ему рассказать! – заявляет подруга. – О Макарке? – переспрашиваю я. – Ага. Чтоб ему стыдно было придурку! – Ты смеешься? Мирон и тогда не стал меня слушать, а сейчас бы просто уничтожил! Ты бы видела этот взгляд! Он думает, я пришла расстроить его свадьбу. Мне снова становится горько. Все то время, что я жила одна, неунывающая надежда теплилась во мне маленьким тлеющим угольком. Она дарила хоть какой-то, пусть даже призрачный, но шанс на наше светлое будущее. Но после неожиданной встречи в ресторане, даже он стал горсткой серого пепла. Богданов никогда не узнает о нашем сыне. И я сделаю для этого все возможное. Кате просто этого не понять. Она не знает на что способен мой бывший мужчина. Как он горяч и вспыльчив, и как жесток может быть, если разозлится. Поначалу я думала, что мой мир разлетелся вдребезги, но потом поняла, что все могло быть еще хуже. Нужно быть благодарной за то, что Мирон просто отпустил меня в тот день. Да, вышвырнул, как сломанную вещицу, но при этом отпустил… Мы еще немного болтаем о чем-то отстранённом, а потом подруга уходит домой. Мы с сыночком остаемся одни, как и всегда. Я уже привыкла, что в моей жизни есть лишь он, главный в мире человечек, мой сынок. Подхожу к кроватке и смотрю на него. Стараюсь даже не дышать, чтобы не спугнуть такой сладкий детский сон. Так всегда бывает: сначала от усталости не можешь дождаться, когда же он заснет, а потом быстро начинаешь скучать, и стоишь вот так, в ожидании, пока твой комочек счастья проснется. Маленький носик тихонько сопит. И этот едва уловимый звук я, кажется, могу слушать вечно. Хочется погладить сына, но я держусь. Не хочу разбудить. Пусть спит. Растет. Сил набирается. Макар очень похож на своего отца. Очень. Да, он еще совсем малыш, но ярко выраженные черты внешности Мирона отчетливо прослеживаются в маленьком милом личике сыночка. Какой же он красивый! Тот же разрез глаз, форма ушек, серьезное выражение на лице. Только взглянешь на него – сомнений не останется, что Макарка сын известного миллионера. Только вот самому Богданову о ребенке лучше ничего не знать. Сынок начинает кряхтеть, и я замираю. Он переворачивает голову, и я замечаю, что в уголке его рта, что был раньше скрыт от моих глаз, засохла тоненькая молочная струйка. Не знаю почему, но такая картина каждый раз умиляет меня. Маленький розовощекий карапуз. Так и хочется потискать. Рядом с ним все проблемы отходят на второй план. Сын будто вселяет мне веру в лучшее, в светлое будущее, что обязательно ждет нас. Я верю. Все в этом мире возвращается бумерангом. И нашим обидчикам вернется. Всем обидчикам. И тем, кто качает деньги, и тем, кто подставил меня год назад. Но и нам обязательно воздастся за все, что мы пережили. Я верю. И всегда буду верить. Выхожу из комнаты, и закрываю за собой дверь. Но неплотно. Так, чтобы можно было с легкостью услышать кряхтение малыша. Усаживаюсь за стол, и обессилено опускаю голову на руки. Если честно, я в тупике. Просто не знаю, что делать. Эти коллекторы меня до смерти напугали. Думала, они убьют меня прямо в подъезде или, того хуже, изнасилуют сначала. Они же обещали мне грязную работу в каком-то клубе, если я не верну деньги к их следующему приходу. А я не верну. Взять их попросту негде. Хозяйка квартиры приедет за оплатой через два дня. Я снова сообщу, что денег нет, за что она вышвырнет нас с Макаром со своей жилплощади. Может, стоило рассказать Кате? Одна голова хорошо, а две лучше? Нет. Мотаю головой, как бы подтверждая самой себе, что не стоит вешать на других свои проблемы. Немного подумав, я все же решаюсь на отчаянный шаг. Ситуация у меня безвыходная. И все, что мне остается – идти на поклон к Богданову. Умолять, чтобы он вернул меня в ресторан. ГЛАВА 4 Аня Утро воскресенья начинается очень тяжело. Я почти не спала ночью, и теперь чувствую себя ужасно. Все думала, стоит ли наведываться к бывшему с претензиями. Он же и слушать не станет. Только разозлится сильнее. Не дай Бог, начнет копать под меня и узнает о сыне. Об этом предупреждает здравый смысл, а вот безысходность, что подталкивает в спину, вынуждает меня пойти на губительный шаг. Звоню Кате сразу, пока не передумала, потому что с каждым часом эта идея становится все бредовее. Та возмущается немного, как обычно, но, видимо, тоже понимает, что если дело выгорит – я смогу заработать денег. Понедельника жду с замирением сердца. Страшно. Больно. Нервничаю очень сильно. Особенно за то, чтобы не упасть в грязь лицом. Не потерять дар речи, когда снова встречусь со своим наваждением лицом к лицу. – Как бы я хотела, чтобы твой папа жил с нами, – сообщаю сыночку, пока тот, обхватив маленьким ротиком мой сосок, с жадностью завтракает. Глажу его по голове, не в силах скрыть умиления. – Кушай, маленький, кушай… Станешь большим и сильным, как твой отец… Ты не думай, он совсем не плохой человек, просто не хочет услышать маму. Верит всем, кроме нее. Соленая слеза катится по щеке. Я быстро смахиваю ее, и стараюсь взять себя в руки. Дети все чувствуют. Твой страх. Тревогу. Переживания. Макарка тоже становится беспокойным, когда я много нервничаю. Мой малыш. Ни к чему ребенку такие страдания. Нужно быть сильной ради него. – Уф, чуть не опоздала! – запыхавшаяся Катя забегает в комнату. – Пробки жуткие! Ненавижу утро понедельника. А кто это у нас тут так сладко чмокает? – наигранным детским голосом подруга обращается к моему сыну. – Мамка убежит по делам, а мы с тобой гулять пойдем. На коляске будем кататься. – Катюх, я что-то не уверена, – делюсь своими сомнениями с подружкой. – Советовать ничего не буду, – отрезает она. – Ты меня все равно никогда не слушаешь. – Ты просто не знаешь Мирона, – пытаюсь оправдаться я. – И узнавать не хочу. Ох, наелся, – переводит тему. – Смотри, как отвалился! Забавный такой. Давай его сюда. Передаю ребенка подруге, и запахиваю полы халата. – Так ты идешь или нет? У меня дела после обеда, так что если собралась – шуруй давай, пока я добрая. А мы с тобой, щекастик, пойдем менять подгузник. Надеваю платье и укладываю волосы. Не хочу предстать перед Мироном в образе потасканной заботами мамочки грудничка. Снова вижу в зеркале такой забытый образ. Пухлые губы. Карие глаза. Широко распахнутый взгляд. Волосы темного, почти черного цвета, что спадают на плечи легкими волнами. Белоснежка. Так ОН называл меня. Ты моя Белоснежка. Не знаю, что руководит мной в этот момент, но я достаю с полки широкий красный ободок. Он очень подходит платью. – Белоснежка… – шепчу одними губами, понимая, что вправду похож. Воспоминая врываются в сознание острой болью. Стирают барьеры и преграды, что я ежедневно старательно возвожу там, во избежание радужных картинок из прошлого, которые теперь перепачканы в крови моих сердечных ран. «Я никому тебя не отдам. Никому, слышишь?» – слова Мирона терзают изнутри. Я слышу их слишком часто. От них очень горько. Порой, кажется, что эти короткие фразы из прошлого могут убить. Московские улицы встречают меня довольно жарким утром. Сначала мне хотелось уладить все поскорее, и я спешила на встречу с бывшим. Но потом, чем ближе оказывалась к зданию его компании, тем медленнее и тяжелее становился мой шаг. Моя дорога на Голгофу. Перед стекло-бетонной махиной, я окончательно замедляюсь. Страх за свою жизнь и жизнь сына буквально вынуждает меня двигаться вперед, следуя по пятам. Если обернуть – попаду в его цепкие лапы. Я нарочно представляю перед собой уродливые морды коллекторов. Вот для чего я здесь. Чтобы больше никогда их не видеть. Это придает уверенности. В здание прохожу с опаской. Раньше меня тут хорошо знали, и пропускали без проблем. Теперь же… Не уверена, что и на порог пустят. – Ваши документы? – просит охранник, когда я миную рамку металлоискателя. Протягиваю ему паспорт. – И сумку покажите. Показываю. – Идете куда? – для проформы спрашивает мужчина. – Мирон Богданов. Он что-то записывает в журнал, и пропускает меня. Вот и все. Пути назад больше не будет. Лифт едет слишком медленно. В нем слишком душно. Сердце колотится на предельной скорости. Мне кажется, я могу передумать. Я, честное слово, рискую сорваться на бег, когда, наконец, окажусь на нужном этаже. Соседи по поездке начинают обращать на меня внимание. Наверное, сейчас я очень нервная, и эту нервозность заметно невооруженным взглядом. Очередная остановка, и последний пассажир покидает лифт. Заледеневшими пальцами нажимаю кнопку с номером последнего этажа. Двери мучительно медленно захлопываются. Неторопливое движение кабины снова слишком сильно на меня давит. Ну вот и все. Я на месте. И трусливо забиться в угол лифта, ожидая, пока тяжелые дверцы сомкнутся вновь, пряча меня – не мой вариант. Выхожу, озираясь по сторонам. Ощущение, будто я преступник, тайком проникший туда, куда не положено. Боюсь, что меня заметят, и за шкирку выволокут из здания. На этаже пусто. Тихо. Я стараюсь ступать незаметно, чтобы не привлекать лишнего внимания. – Приемная Богданова, – слышу знакомый голос секретарши Мирона Лены, когда подхожу ближе к его офису. – Записала. Обязательно передам. Девушка поднимает на меня взгляд, выглядывая из-за высокой стойки. По глазам замечаю, что узнала, только ведет себя так, будто видит в первый раз. – Не беспокойтесь, Мирон Александрович перезвонит вам, как только освободится. Она кладет трубку, после чего обращается уже ко мне: – Вы что-то хотели? – с интересом спрашивает. Еще бы! Мой мужчина всегда был завидным холостяком, пока не встретил меня. Уверена, в этом офисе все девчонки были влюблены в его идеальную внешность и толстый кошелек. Да, что уж там? Я и сама чуть дар речи не потеряла, когда он подошел знакомиться со мной. Поверить не могла. Тогда я, конечно, не знала о его миллионах и о жизни, которой он живет, но сразу поняла, что, кажется, вытащила счастливый билет. Только вот этот поезд в дребезги разбился о каменный завал, объезд которого мы так и не смогли найти. Уверена, наш разрыв произвел в офисе настоящий фурор. Расфуфыренные работницы снова активизировались, в очередной раз нацелившись на постель босса. Не исключаю, что нынешняя жена – одна из них, жадных до денег девиц. Если раньше они смотрели на меня с завистью, то теперь взгляд Лены больше похож на надменный смешок, мол, так тебе и надо, курица ощипанная. – Да, – вымучиваю улыбку. Не хочу выглядеть задавленной жизнью матерью-одиночкой, поэтому стою с гордо поднятой головой. По крайней мере, пытаюсь. – Мне нужно поговорить с Мироном Александровичем. Это очень важно. – Сейчас он занят, – не скрывая удовольствия от своего ответа, сообщает мне Лена. – Через полчаса у босса важная встреча. Можете подождать, вдруг в перерыве он сможет принять вас. – Хорошо, спасибо, – благодарю секретаршу, и усаживаюсь на меленькое кресло недалеко от входа в кабинет имя. Я так отчетливо слышу удары собственного сердца, что они начинают отдаваться болью в висках. Тук. Тук. Тук. Навязчивый шум в голове не дает успокоиться. Неторопливые шаги за дверью кабинета говорят о том, что кто-то приближается к выходу. Слышатся мужские голоса, которые становятся все громче. Шаги затихают, когда мужчины достигают своей цели. – Так что с ребенком? – говорит незнакомец. – Забирать надо, – отвечает Мирон. – С такой матерью ему точно ничего хорошего не светит. Тем более сын. Сыну мужское внимание нужно. Только отец сможет воспитать в нем настоящего мужика. От этих слов мне становится до такой степени страшно, что тошнота неумолимо подступает к горлу. Борюсь с желанием прямо сейчас подорваться с места и побежать домой, ведь речь, определенно, идет о моем сыне. Мирон хочет забрать у меня моего Макарку! – Да, ты прав, – соглашается второй. – Если возникнут проблемы, подключим нужные связи. А не получится по закону – силой заберем. За свое надо бороться! Меня точно из ушата обливает скользким ужасом. В мгновение становлюсь мокрой. Платье неприятно прилипает к телу. Не знаю, как поступить правильно: броситься домой, забрать ребенка и спрятаться прямо сейчас, или же сначала попытаться решить этот вопрос миром. Принять решение я не успеваю, потому что Мирон распахивает дверь кабинета, и выходит оттуда вместе с незнакомым мужчиной. Сердце кровью обливается, когда смотрю на него. В груди расцветает букет из противоречивых чувств. Как же сильно я его люблю! До сих пор. И от этого перехватывает дыхание. «Моя Белоснежка. Моя. Только моя». Воспоминания снова неуместно разрезают мне душу. Они всегда нещадны. Режут больно и глубоко. Оставляют шрамы, что плохо затягиваются. Кровоточат. Не дают нормально жить. Мирон выглядит очень спокойным. Хладнокровным. Уверенным в себе. Мощная фигура в дорогом костюме привлекает внимание. Я не виню тех женщин, что готовы были душу продать за близость с ним. Только вот он выбрал меня. Когда-то. А потом возненавидел до такой степени, что чуть в щепки не разнес номер гостиницы. – На телефоне, – говорит Мирон незнакомому мне мужчине, прощаясь с ним. А потом разворачивается, замечает меня, и его лицо в миг кривится от раздражения. – Лена, проводи даму на выход. Ей тут не место. Мирон – Лена, проводи даму на выход. Ей тут не место, – распоряжаюсь секретарше, и спешу скрыться в кабинете. Не хочу смотреть на нее. Не хочу бередить старую рану. После нашей встречи в ресторане я был сам не свой. Аня будто сумела снова пролезть ко мне в душу и вывернуть ее наружу. Только вот уйти не успеваю. Девчонка подскакивает с кресла, и хватает меня за рукав пиджака. Жалкое зрелище. – Мирон, прошу, выслушай… Она тянет меня на себя точно маленький ребенок. Мне кажется, в ее глазах я вижу боль. Они мерцают влажным блеском в свете галогенных ламп, и этот потерянный образ выглядит таким убедительным, что на какую-то секунду мне хочется поверить в него. Поверить ей. Снова стать слабым. Хватаю девушку под локоть и тяну в кабинет. Не хочу выяснять отношения на глазах у секретарши. Эта сплетница, итак, достаточно увидела. Теперь по всему офису понесет, как сорока на хвосте. Только это заставляет меня уединиться с бывшей в кабинете. – Увольнения тебе показалось мало? – рычу на Аню, захлопывая дверь. – За добавкой пришла? Дьявол! Почему? Почему я не могу просто вышвырнуть ее из здания, из головы, из своей жизни? Она, как заноза, зашла глубоко под кожу и не вытащить. Пытался целый год, но все усилия оказались напрасными, как только эта девка снова появилась в поле зрения. – Верни меня в ресторан, и я исчезну из твоей жизни, – мягким мелодичным голосом просит Аня, глядя мне прямо в глаза. Они большие и карие. Будто бездонные. Я тонул в них. Проваливался в глубину этих темных омутов, что только на солнце приобретали более светлый оттенок. А когда Аня смеялась, от задорных огоньков, что плясали там, было невозможно оторваться. Не знаю, зачем вспоминаю все это. Будто снова хочу обмануться. Поверить ей. Сжать в своих объятьях, и снова сделать своей. Ее. Эту девку, что нагло вертела моей жизнью. – Хм… Зачем мне это? Делаю несколько шагов в сторону стола и усаживаюсь на него. – Потому что я ни в чем не виновата! Ты не можешь так поступать с людьми. Не разобравшись рубить с плеча, – голос Ани становится увереннее, она будто пытается нащупать ту ниточку, за которую меня можно дергать. Разжалобить не получилось, решила напором взять. – Есть вещи, в которых разбираться вовсе не нужно. Они говорят сами за себя. Тебе повезло, что я не готов за шкирку выволочь тебя перед носом у подчиненных. Они слишком болтливы. – Мне просто нужны деньги, – тонкий голосок почти сразу теряет уверенность, но звучит более убедительно, а в купе с глазами, которые, как я думал, не могут врать, и вовсе может пошатнуть мое самообладание. – Это была работа. Я не знала про тебя. Про свадьбу. – Неужели думаешь, что я поверю в такие совпадения. По-твоему, я идиот? – выгибаю брови. Чарам хитрой девчонки поддаваться не собираюсь. Аня закусывает губу. Дьявол! Я знаю, чем она занята. Играет с моим сознанием. Будит образы в моей голове. Красный ободок. Волнистые волосы. Струящееся платье. Белоснежка… Могла надеть что угодно. Джинсы. Юбку. Волосы собрать в хвост. Но нет. Выбрала образ мультяшной принцессы. Думает, я растаю. И мне до этого момента только шаг… За мгновенье сокращаю расстояние между нами. Секунда, и я уже держу Аню за горло, запрокидывая ее голову. Пьянящий аромат ее кожи, будоражащей близости, которую я так и не смог забыть, забирается в ноздри. Я вдыхаю его точно одержимый. Смотрю в распахнутые глаза, где зрачки почти неотличимы от радужек. Моя бездна. – Зачем тебе деньги? – шиплю девчонке в лицо. Если соврет, я увижу. Наверное. – За квартиру нечем платить. Продукты покупать. Но тебе не понять. У тебя камень вместо сердца, – последнее выплевывает с каким-то презрением. Берет на себя смелость оскорблять меня. Моя ладонь скользит ниже. Гладит шею, ключицы. Но потом я замираю. Еще каких-то десять сантиметров вниз, и я не сдержусь, потеряю себя в желании снова сделать Аню своей. Убираю руку будто обжегся. Отхожу в сторону. Кажется, про деньги она не врет. Вот только как собирается их зарабатывать в ресторане – большой вопрос. Там даже певички продаются. Вспоминаю сальные морды посетителей «Венеции», их жадные взгляды. Кулаки сжимаю, когда представляю, как богатые хряки будут пялиться на миниатюрную фигурку Ани и, черт подери, тянуть к ней свои грязные лапы. Дьявол! Ненавижу себя за эту слабость! – Ты не договариваешь. Это не все. Бабки нужны не только за этим. Мне хочется услышать ее ответ. Понять, что бывшая не идет в элитный кабак, чтобы проводить время с мужчинами. Но она никак не стремится оправдаться в моих глазах. – Разве этого недостаточно? – тоже спрашивает. Вижу, что вопроса пугается. Ей точно есть чего скрывать. – Там обещали хорошую оплату, а у меня долг. Большой. Меня будто Черт за язык тянет. Заставляет произнести то, о чем я даже подумать не успеваю: – Заплачу столько же, если останешься у меня секретаршей, пока Лена будет в отпуске. ГЛАВА 5 Аня Я со всей силы стараюсь унять дрожь в теле. Мирон знает обо всем. Знает про сына. Я только что собственными ушами слышала, как он грозился забрать его у меня. Только вот почему прямо не скажет? Ждет, что я сознаюсь сама? Что за дурацкая игра? – Заплачу столько же, если останешься у меня секретаршей, пока Лена будет в отпуске. Меня от этого предложения бросает в жар. Находиться рядом с Мироном столько времени к ряду – просто самоубийство. Мне и сейчас трудно. Когда он прикоснулся, что-то перевернулось внутри. На секунду мне показалось, что Богданов еще что-то чувствует. До сих пор любит. Но он быстро отстранился. Отошел как-то брезгливо, точно моя близость для него нечто отвратительное. Глаза не горели ненавистью, как в тот день в отеле год назад, но и тепла в них не наблюдалось. Только холодный тонкий расчет. – Ты можешь просто вернуть меня в «Венецию», сказать, что не имеешь претензий. Это все, чего я хочу. – Найти себе нового толстосума? – недобро кривится. – Я даже не удивляюсь, – с презрением бросает в мой адрес. – Нет! Ты все придумываешь! – вырывается у меня. – Вот и проверим. Если дело только в зарплате – тебе будет достаточно работы у меня. Оклад поставлю такой же, как обещали в «Венеции». Я прекрасно понимаю, к чему все идет. Откажусь – в ресторан мне не вернуться. Мирон окончательно уверует в корыстность моих мотивов. А если соглашусь – придется видеть его каждый божий день. Я же знаю, как он работает, и чего требует от подчиненных. В голове проносится сразу тысяча мыслей. Куда деть ребенка, например, пока я буду в офисе? Катя могла сидеть с Макаром вечерами, и то не каждый день, а вот днем… Вдруг, Богданов просто хочет меня изолировать, чтобы было легче забрать сына? Может, стоит спросить напрямую? Нет. У меня язык не повернется такое рассказать. Задумавшись кручу на пальце прядь темных волос. Что же делать? Сомнения разрывают изнутри. Ясно, что мой ответ очевиден, только вот решиться на него не выходит. Мне хочется скорее выкинуть Мирона из головы. Начать с удвоенной силой возводить в сознании высокую стену, отделяющую воспоминания о любви фамилия, от моей нынешней жизни. Только это не удастся, пока я буду варить ему кофе и организовывать встречи. Мужчина усмехается. Уверена, он понимает все неправильно. – Так я и думал, – отвечает вместо меня. Ему ничего не стоит произнести это. – Нет! Все не так! Я согласна на работу! – выпаливаю на автомате, потому что бывший не оставил мне шанса. – Хорошо, – Мирон пожимает плечами. Отходит дальше, садится за стол. – Тогда завтра к девяти жду. Форма одежды, – мужчина окидывает меня таким взглядом, что я жалею, о своем наряде. Наверное, его он тоже за провокацию принял, – приличная. – Только… Мирон, мне нужен аванс. Половина. Уголок его рта растягивается, являя миру неприятную усмешку. – Хваткая. Свое не упустишь, – констатирует он. – Только если кинуть меня надумаешь – из-под земли достану. Тогда будешь год на меня бесплатно пахать, поняла? Часто киваю. Придурок! Мне деньги нужны на твоего сына! Хочется проорать эту фразу прямо в его надменную физиономию. Он смотрит на меня так, будто видит насквозь, будто знает, что я из себя представляю. Мерзко становится. Гадко. Знала, что эта встреча не принесет ничего хорошего, но все надеялась. Глупая черта все время верить в лучшее. Можно подумать, это «лучшее» существует. Смешно. В жизни нет ничего, кроме беспросветной серости. Такой же глубокой, как цвет глаз мужчины, которого я люблю. Один только лучик освещает мой путь, показывает направление движения. Мой сыночек. Мой Макарка. И ради него я готова терпеть что угодно! Даже его отца. Мирон достает из кармана бумажник. Вытаскивает оттуда стопку купюр. Там точно больше, чем нужно. И это коробит. Он будто покупает меня. Богданов небрежно бросает деньги на стол. И они чуть ли веером не разлетаются. – Забирай! – холодно командует мне. – Сбежишь с моими деньгами – мало не покажется. Я не прощаю долги, – зловеще предупреждает он. Собираю купюры со стола. Они буквально жгут ладони. Деньги мне нужны, да, вот только достаются они очень тяжело. Петь в ресторане было бы намного проще, чем унижаться перед отцом своего ребенка. Я все жду, когда Мирон заговорит про сына. Спросит хоть что-нибудь. Но он молчит. Только смотрит, как я собираю оранжевые бумажки. – Теперь я могу идти? – закончив спрашиваю разрешения. Комок в горле становится чересчур болезненным. Мне с трудом дается каждое слово. – Да, – безразлично отвечает. – Жду тебя завтра. Я возвращаюсь домой убитой. Мне ничего не хочется. Разговор с бывшим почему-то оказался даже тяжелее, чем я думала. Особенно, когда он практически швырнул в меня купюры. Конечно, ему не понять, что такое бедность, поэтому чужие заботы его совсем не трогают. Да, что вообще может его тронуть? Мирон и о сыне говорил так, будто не человек это, а вещь, что он собирается отобрать у матери даже силой. Когда вспоминаю про услышанный разговор, ускоряю шаг. Очень боюсь, что Богданов прямо сейчас возьмется за дело, и решит похитить сына, пока меня нет дома, ведь это так удобно! Оказавшись на пороге своей квартиры, я громко выдыхаю. – Ты чего так раскраснелась? – спрашивает Катя, покачивая на руках моего сынишку. – Да, напридумывала всякого! – взмахиваю рукой, точно сама хочу отмахнуться от бредовой идеи. Тяну руки к Макарке, но подруга делает шаг назад. – Руки помой сначала, – журит она, а я так сильно волновалась, что напрочь забыла про банальные правила гигиены. Послушно иду в ванную, а когда возвращаюсь, Катя уже ждет меня на кухне, расположив Макара в специальном кресле. – Смотри, – выкладываю на стол деньги под удивленным взглядом подруги. – Ну, ни фига себе! – выдает она. – Стесняюсь спросить, это за что вообще? Или у кого-то проснулась совесть? Сколько здесь? – Семьдесят тысяч. Я кратко пересказываю ей все, что произошло. Катя, пораженно оседает на стул. – Ну, пипец! – восклицает она в итоге. – Вот же козлина! Но мы ему ребенка просто так не отдадим, поняла?! Даже не смей из-за этого расстраиваться! Официально Макару он никто. И пока так остается – хренушки ему, а не сын! – У него же связи, Кать, ты не понимаешь? Нас с тобой даже слушать никто не станет. – Связи связями, а закон всегда должен быть на стороне детей! – Если только в сказках, – обреченно вздыхаю я. – Да, и с работой что делать – вообще непонятно, – опускаю голову на руки. – Мирон ждет меня уже завтра, а мне сына оставить не с кем. – Ауя… – подтверждает мои слова Макарка, а потом начинает хныкать. Я спешу взять его на руки. – Не приучай к рукам! – бухтела Катя еще в самом начале, когда ребенок едва появился на свет. Только как это сделать? Практически невозможно, я считаю. Прижимаю плачущего малыша к себе: – Не бойся, зайчик, мама тебя никому не отдаст. Начинаю медленно раскачиваться из стороны в сторону, чтобы успокоить. Подруга выходит с кухни и возвращается лишь когда плач прекращается. – Короче, – начинает она. – Моя мама сейчас в отпуске, она согласилась посидеть с Макаром две недели. Ну, кроме тех дней, когда это смогу делать я. Испуганно смотрю на нее. – Ты не рада что ли? – Катя выгибает бровь. – Рада, – честно отвечаю. – Только вот неудобно как-то. Она ведь отдохнуть, наверное, хотела. – Ой, глупая ты, – Катька мотает головой. – Было бы ей сложно, она бы не согласилась. Так. Все. Мне бежать надо. Не скучайте. Маму завтра к семи пришлю, нормально? – Думаю, да, – мысленно прикидываю время, что понадобиться на дорогу до офиса. – Все, крошка, не переживай, – подруга чмокает меня в щеку. – Все наладится, слышишь? Даже не сомневайся! – Не сомневаюсь, – согласно киваю головой и улыбаюсь. Жаль, что мои родители не могут помочь. Они погибли в аварии, когда мне было девятнадцать. За год до этого отец взял квартиру в ипотеку, потому что мы, сколько себя помню, жили в коммуналке. Папа продал нашу комнату, нашел неплохой вариант жилья за МКАДом, устроился на вторую работу. А потом, бац, и их не стало. Мне пришлось бросить учебу в консерватории, куда, к сожалению, не удалось поступить бесплатно, оказаться от наследства, потому что кроме ипотечной квартиры там ничего не было, и поплыть по течению кусачей, как голодная акула, жизни. Хотя, плыла я больше против течения. Сколько раз хотелось бросить все! Остановиться на месте и беспомощно завыть. Да только не получалось. Не мое это. Жить несмотря ни на что хотела. Выбраться из порочного круга печалей и невзгод. Один из преподавателей кафедры дал мне хорошие рекомендации, и меня взяли на временную работу в качестве музыкального сопровождения выставки-аукциона для сильных мира сего. К моей зарплате продавца это оказалось хорошим подспорьем. За несколько часов можно было заработать три моих зарплаты. Именно там я и познакомилась и имя. И там же навсегда потеряла голову от любви к нему. Сын снова начинает кряхтеть и возиться. – Эй, ты чего, малыш? – ласково интересуюсь я. Он забавно раскрывает ротик, и трется о мою грудь личиком. – Зайчик, – тяну я. – Так ты голодный, мой хороший?! Голодный, – отвечаю сама себе. – Не плачь, мама сейчас тебя покормит. ГЛАВА 6 Аня – Пришла? – Лена недовольно фыркает, когда я оказываюсь в офисе. – А здороваться не учили? – раздраженно спрашиваю я. И так вся на нервах, еще и она тут. – Мне в аэропорт уже мчать надо, а я здесь тебя жду. Мне это надо, можно подумать. – Так рассказывать будешь? Или на этом разойдемся? Девушка снова кривится. Бегло показывает мне, что где лежит. Куда записывать встречи, о чем предупреждать босса, какой кофе варить. «Черный без сахара» – проговариваю про себя вместе с ней, потому что предпочтения отца моего ребенка мне известны довольно хорошо. Кофе – его единственный завтрак. Он любит неспешно тянуть его из чашки, пока просматривает бизнес-новости на планшете. Обычно Богданов предпочитает ланч, на британский манер. В свободных спортивных штанах и с голым торсом Мирон выглядел привлекательно. Пока он поглощал крепкий напиток, я любовалась им, точно видела впервые. Тогда я и подумать не могла, что все сложится ТАК. – И напоследок, – подытоживает Лена, – сегодня у босса тендер. Не подкачай. Она хмыкает, хватает со стойки свою сумку, и довольная удаляется в сторону лифтов. Вот же! Я конечно могу понять за что сотрудницы Мирона так меня ненавидели. Но, чтобы настолько… Пока оказываюсь одна, спешу позвонить маме Кати, узнать, как там у нее дела с моим сыночком. – Все отлично, Анют, – уверяет меня женщина. – Даже не переживай! Мы покушали, и уже собираемся гулять. Сейчас пришлю фото. Слова временной няни меня успокаивают. Вспоминаю, как полночи цедила молоко, чтобы, как можно меньше пришлось кормить сыночка смесью. Остальное время нервничала. Да и от сцеживания нервничала. Не сдаться на полпути помогало только то, что так у ребенка будет здоровое питание. Теперь же я чувствую себя отвратительно. Недосып, однозначно, сказывается. Утром отчаянно старалась замазать синяки под глазами, но нормально этого сделать так и не вышло. То ли разучилась, то ли фиолетовые пятна оказались слишком темными. С улыбкой рассматриваю фотографии, что прислала тетя Наташа. Не видела сыночка пару часов, а уже невозможно скучаю. Голос Богданова раздается надо мной настолько неожиданно, что я в страхе чуть ли не роняю мобильный из рук. – Есть что скрывать? – спрашивает мой босс, глядя на меня сверху вниз. – Нет, – спешу оправдаться. – Просто не заметила, как ты подошел. – Вы подошли, – поправляет бывший. – Да, само собой, – виновато отвечаю. Смотреть ему в глаза не хочу. Слишком больно. – Никаких личных переписок на рабочем месте. Буду штрафовать, – как-то безразлично произносит босс, а потом добавляет перед тем, как скрыться в своем кабинете. – Кофе сделай. Руки дрожат. Сама не знаю, почему так реагирую. Сваренный напиток забираю ни сразу. Хочу успокоить неприятную трясучку, зайти в кабинет начальства с гордо поднятой головой. Мирон оказывается полностью погружённым в какие-то бумаги. Он даже не замечает меня. – Кофе на столе, – обозначаю на всякий случай. Меня распирает от желания спросить про Макара. Неведение убивает. Вдруг мы сможем договориться? – Что-то еще? – любимый босс поднимает на меня взгляд. Ответить утвердительно не хватает смелости. – Нет. Я пойду, – спешу быстро скрыться за дверью кабинета. Когда оказываюсь снаружи, начинаю часто дышать. Кажется, во владениях Мирона я вообще забыла про это. Просто задержала дыхание от напряжения и страха. Наливаю себе стакан воды и залпом выпиваю. Затем дрожащим голосом отвечаю на телефонный звонок, договариваюсь о какой-то встрече, сверившись с расписанием Богданова, перечитываю сообщения, что пришли по локально сети, а потом обессилено откидываюсь на кресле. Как же хочется сбежать! Мирон сидит за дверью, так далеко от меня, и так близко одновременно, и это давит. Все внутренности сжимает в неприятных ощущениях. Не выходит спокойно реагировать на близость этого человека. Я хочу! Очень хочу! Но не получается. При каждой нашей встрече будто кто-то лопатой распахивает мою сердечную рану, а другой кто-то, не менее жестокий – без сомнений посыпает ее солью. На глаза попадается маленький календарик, и я машинально отмечаю на нем сегодняшний день. Буду, как заключенный, теперь делать своеобразные зарубки, чтобы как-то облегчить свое существование. Потом снова открываю фотографии на телефоне. Разглядываю сынишку, чтобы напомнить, для чего я все это делаю. – Анна, – серьезный голос босса заставляет меня подпрыгнуть. – Да? – нажимаю на кнопку селектора. – Через десять минут мы уедем. Приготовь документы в красной папке. Там на корешке должно быть написано «Сириус». – А, хорошо, – начинаю искать глазами предмет разговора. Он находится довольно быстро. Начальник выходит из своего кабинета в назначенное время. Ни минутой позже. – Готова? – спрашивает он меня, а я киваю. Мы молча идем к лифту, и ждем его невыносимо долго. Чувствую, как по спине начинают стекать капли пота. Интересно, этот мужчина нервничает хоть немного? Или все, что между нами было – для него совсем ничего не значило? Короткий сигнал, и дверцы пустого лифта распахиваются перед нами. Я прохожу туда первой и забиваюсь в угол. Стараюсь не смотреть в сторону Мирона. Затаив дыхание, жду остановки, когда можно будет уже сбежать из замкнутого пространства. Богданов подходит непозволительно близко. Кладет руку мне на щеку и вынуждает поднять на него голову. По влажной спине мчатся неприятные мурашки. Я в очередной раз забываю как дышать, сжимаюсь всем телом. Мирон склоняется ко мне, и эта близость забирается под кожу, полностью лишая воли. Мирон Тесное пространство лифта навеивает мне слишком много воспоминаний. Держу лицо Ани своей рукой и борюсь с желанием поцеловать ее, впиться губами в пухлые губы, наплевать на все, и раствориться в собственных желаниях. Снова утонуть в ее дурманящих чарах. Ведьма. – Только попробуй предать меня, – без эмоций произношу, плотно закрывая их в своем сознании. – Снова. Звуковой сигнал оповещает о том, что двери вот-вот разъедутся в стороны. Я отпускаю Аню и делаю шаг от нее. В лифт входит еще несколько человек. Все они здороваются со мной, и я тоже киваю. Черт же меня побрал предложить ей работу! Проще было заплатить просто так или вообще вышвырнуть ее на улицу, как беспородную дворнягу. Она ведь только делает вид, что благородная леди, а на деле – не значит ничего. Богатый внутренний мир? Красивая мордашка? На это я повелся? На это. И не заметил самого главного, того, какая гниль скрывается за маской благородности. Торги пройдут в пятницу на официальной платформе и в том порядке, что предусмотрен сейчас по всей стране. Но это фикция. Крупные заказчики всегда стремятся ознакомиться с предложениями заранее, и при более тесном контакте. Мое предприятие – самая крупная строительная компания в стране, но я всякий раз должен доказывать свое преимущество, предлагая организаторам торгов выбор. Это не наша прихоть, а закон, установленный во всем государстве, который нужно соблюдать хотя бы формально. Обычно проблем не возникает, мне удается задавить конкурентов без особого напряга. Только сегодня совсем не тот день. Совсем не тот. В этот раз Александр Коршунов зарится на кусок дорогого пирожка, на котором можно неплохо так заработать. Он не остановится в своих попытках обскакать меня. Будет грызться до последнего. Зависть – плохое чувство, но иногда оно руководит нашими поступками настолько, что разрушает все вокруг. – О, Богданов, ты сегодня с прекрасной дамой? – скалится Коршунов, протягивая мне свою лапу. Я брезгую отвечать ему тем же. Не заслуживает этот человек моего уважения. Инстинктивно прячу Аню за свою спину. Хотя, зачем? Уверен, этот напыщенный индюк успел рассмотреть ее во всей красе, пока они кувыркались. А, может, и не раз. Ярость слишком быстро разрастается внутри. Такая мощная, как взрыв, удержать который незаметно для окружающих очень сложно. Но я надеваю на лицо каменную маску, плотно стискивая зубы. Я будто снова проваливаюсь в тот день, когда из-за кровавой поволоки на глазах не мог разглядеть ничего. Буквально наощупь пытался понять, кто стоит передо мной в номере престижного отеля. Сжимал в ладонях лицо Ани, в надежде, что ошибаюсь, что все это – чертова шутка судьбы! И что-то умерло во мне. Наверное, сердце закостенело. Потому что большего предательства в своей жизни я не мог и представить. – Трать силы на выигрыш, а не на пустую болтовню, – только и отвечаю я, не желая реагировать на его высказывания. Еле держусь, чтобы не накинуться. Подталкиваю временную секретаршу к столу, но она вдруг отшатывается. – Что? – спрашиваю намного резче, чем требуется. – Прости… те, мне нужно в дамскую комнату, – просит Аня, глядя на меня своими здоровыми черными глазами. В них переливается паника. Или мне просто кажется? Снова мерещится то, что я хотел бы в них увидеть, в этих циничных красивых глазах. – Хорошо, – отпускаю ее. – Но через пять минут чтобы здесь была. Время пошло. Многозначительно смотрю на часы, показывая, что не шучу. Аня быстро скрывается за стеклянными дверьми комнаты для переговоров. – Мирон Александрович, – меня тут же подзывает к себе организатор, – рад вас здесь видеть. Надеюсь, сегодня вы приготовили нам заманчивое предложение. – Даже не сомневайтесь! – я жму ему руку, и мы вместе проходим к столу. Мужчина отвлекает меня разговорами. Рассказывает о планах компании, интересуется о том, как дела идут у меня. Привычный разговор ни о чем. Формальный обмен любезностями – не более. Мне удаётся отвлечься, ненадолго, забыть о том, что вертится вокруг меня, о ярости, клокочущей внутри. Аня возвращается в переговорную как раз в тот момент, когда всех участников приглашают к столу. Я, организатор, Коршунов и еще один претендент на заключение дорогого контракта занимаем свои места. Остальные присутствующие присаживаются на стулья позади, в том числе, и Аня. Мельком бросаю на нее взгляд, чтобы убедиться, что все в порядке. Сейчас это важно. Она сидит в самом углу, забившись туда точно маленький пугливый зверек. Усмехаюсь. Знаю, что все игра. Не бросится же она на Коршунова при мне. Лучше сыграть в невинность, отвести глаза, запудрить мозги чистым испуганным взглядом, прямо таким, как у нее сейчас. Не стоило брать Аню с собой. Чего я хотел добиться? Что доказать? Убедить себя в отсутствии связи между ней и Коршуновым? Пощекотать нервишки? Проверить на прочность свою выдержку? Так она на волоске висит. Слишком велико напряжение. Сжимаю челюсти, и отвожу пытливый взгляд от своей секретарши. Не стоит она того. И никогда не стоила. Мое внимание привлекает загоревшийся экран смартфона: «Любимый, кажется, я беременна». ГЛАВА 7 Аня Я бегу по коридору очень быстро, будто за мной увязалась погоня. Хочу поскорее спрятаться за дверью туалета, наивно полагая, что там можно спастись. Ага. Маленькое помещение с кабинками – точно решение всех моих проблем. А дальше что? Через пять минут все равно придется возвращаться. На всякий случай, оглядываюсь прежде, чем скрыться за дверью дамской комнаты. Включаю прохладную воду и умываю лицо, чтобы хоть немного остудить пылающие щеки. Александр Коршунов. Его имя было мне неизвестно раньше. До того дня год назад, который разрушил все. Нет, я слышала о нем кое-что из обрывков разговоров Мирона, но никогда не предавала этому значения. Думаю, в бизнесе так всегда. Всегда найдутся люди, вставляющие палки в колеса. Богданов часто говорил, что в его мире без зубов нельзя, либо ты жрешь других, либо сжирают тебя. Он все время старался оградить меня от своей работы, считал, что я слишком нежная для того, чтобы, не дай Бог, попасть в какой-нибудь крутой замес. И я попала. Сама того не желая, угодила в самое пекло. – Тук-тук, – приятный мужской голос заставляет все внутри содрогнуться. – Это женский туалет, – отвечаю я, стараясь скрыть панику. – А я знаю, – Коршунов широко улыбается. Красивая фальшивая улыбка. Он весь насквозь ненастоящий. – Тогда вам следует выйти, – в глубине души я все еще надеюсь, что происходящее – недоразумение, и этот человек не пошел за мной специально. – Нет, – мужчина вальяжно облокачивается о стену, разглядывая меня. Становится неуютно. Возникает желание закрыться, скрыть себя, несмотря на то, что я в одежде, и довольно целомудренной, кстати. – Тогда уйду я, – хватаю сумочку и спешу проскочить мимо Коршунова. – Нет, – снова произносит он, и хватает меня за плечо, возвращая обратно. Теперь уже не получается сдержать страха. Все не просто так. Смотрю прямо в глаза мужчины, которого ненавижу и до чертиков боюсь. Но там только серый холод. А чего еще ждать от человека, пропитанного цинизмом до самого сердца? – Ммм… – тянет он. – Я помню какова твоя кожа наощупь. Бархатистая, мягкая… Как лепесток самого прекрасного в мире цветка… – Отпустите меня! – кричу, и дергаюсь в его руках в попытках освободиться. – Скажи, что тоже вспоминала мои прикосновения, малышка, – его невозмутимый шепот касается уха, и внутри появляется неприятная паническая тошнота. – Отпустите! – снова рвусь на свободу. – Во мне теперь нет ценности, и эти игры неуместны. – Зато ценность есть у тебя, – хмыкает Коршунов. – Маленькая такая, но слишком тобою любимая. – О чем вы говорите? – тошнота усиливается, притягивая за собой острую головную боль. Еще секунду назад ее не было, а теперь от навязчивых спазмов можно сойти с ума. – Я знаю, где ты живешь, чем дышишь, что покупаешь в супермаркете… Улавливаешь? Эти слова заставляют сердце забиться быстрее, хотя я и раньше понимала, о чем идет речь. – И чего вы хотите? – спрашиваю, вздрагивая от осознания того, что слышу. Все не просто так. – Признаюсь, несмотря ни на что, был крайне удивлен тебя здесь увидеть. Мужчина, наконец, отпускает меня, разжимает захват. Теперь я не сбегу, и он об этом знает. – Но это большая удача, – продолжает Коршунов. – Мы с тобой снова вместе, и делаем общее дело. – Я не имею с вами ничего общего, и не имела никогда, – с презрением выплевываю. Ненавижу! – А год назад? – на лице мерзавца появляется усмешка. – Не ты ли была в моей постели? – Я не… – с трудом сдерживаюсь от того, чтобы не залепить собеседнику пощечину. Он бьет по живому, да еще и угрожает мне. – Но, главное, что сейчас мне как раз нужен свой человек в окружении Богданова. И этим человеком станешь ты. Меня выкручивает от омерзения, но я не могу ничего ответить. Коршунов прав – слишком велика плата. Если он знает о сыне – рисковать нельзя. – Ты сделаешь то, что я скажу, когда потребуется. Иначе… – его палец касается моей щеки, стирая одинокую слезу. – Сына больше не увидишь. На лице мужчины снова играет издевательская удовлетворенная ухмылка. Ему, определенно, нравится то, что он делает. – Надеюсь, ты сумела услышать меня, и проблем не будет? Я бы не хотел претворять свои угрозы в жизнь. Но я могу, честно. Блеф – не для меня. – Урод! – выдавливаю из себя, собрав в кулак всю волю. – Я тоже был рад повидаться, дорогая. До связи. Коршунов выходит из уборной, а я только сейчас до конца начинаю осознавать, как сильно вляпалась. Мирон Как я и думал, мое предложение больше всего заинтересовало главу «Сириуса». Да, я не предложил самую дешева цену, зато имел преимущество по другим показателям. Теперь дело за малым – формальные торги, чтобы было по закону, предоставление оригиналов документов, заключение контракта. Аня справилась отлично для барной певички. Несмотря на то, что не имеет опыта в таких делах, ни разу не ошиблась, подавая мне копию того или иного документа. – Куда мы? – спрашивает она, когда я паркуюсь у небольшого, но очень любимого мной ресторанчика. – Время обеда. Я голоден, – все, что отвечаю. Не позволю ей лезть ко мне в душу – дам слабину, и все пойдет к черту! – Можно я подожду в машине? – робко уточняет она. – Я не хочу есть, – поясняет, но я не верю. – Нет. Мне обморок на рабочем месте не нужен. Не хватало еще, чтобы меня винили в доведении работников до потери сознания. Девушка грустно вздыхает. – Не принимай на свой счет. Это просто ресторан, – предупреждаю на всякий случай, потому что, будучи вместе, мы часто бывали здесь. – Я и не думала, – вздернув нос, произносит она, а потом первой покидает автомобиль. Я сижу в машине еще пару секунд. Кажется, здесь все пропиталось ее ароматом. Парфюма мало, практически нет. Именно запах кожи. Нежный цветочный аромат. Дергаю головой, будто сбрасываю наваждение. У меня жена беременна, а я о девке безродной думаю. Раньше мы всегда занимали столик у окна. Ане очень нравились здешние виды. Теперь же я прошу проводить нас вглубь зала, где мало что будет напоминать о прошлом. Наверное, вообще не стоило приезжать именно сюда. – Почему меню не смотришь? – гляжу на секретаршу исподлобья. – Обед здесь мне не по карману, – тихонько отвечает, пряча взгляд. Чертовка. Будто удавку на моей шее своим поведением затягивает. Чуть-чуть, и кислород перекроет. – Я воды закажу. – Я оплачу все. Денег с тебя никто не просит. – Мне это не нужно. Сказала же, что не голодна. Аня поворачивает голову в сторону, вертя на пальце прядь шелковистых волос. На секунду закрываю глаза, чтобы не повестись. Слишком сложно с ней. Делаю заказ, а потом добавляю, что даме то же самое. «Мирон, ты что не рад?» – мобильный снова оживает сообщением от супруги. Отвечаю, что очень рад, а потом вновь перевожу взгляд на свою спутницу. Ну, не могу ни смотреть! Как магнитом тянет пробежаться по ней взглядом. Интересно, какой бы матерью была Аня? Ведь я, как дурак, хотел детей от нее. Мечтал о том, что если родится девочка, она будет похожа на маму. С такими же темными большими глазами, блестящими волосами и маленьким курносым носиком. Я бы назвал малышку Варей. Мне всегда нравилось это имя. Варенька. Варюша. А если мальчик – он, непременно, был бы похож на меня. Я бы воспитал из него настоящего мужика. Сильного, уверенного в себе, способного за себя постоять. «Давай, попробуем завести ребенка?!» – предложил я практически перед самым разрывом. Аня расхохоталась своим мелодичным звонким смехом. Но я клянусь, ее глаза загорелись. Засветились от счастья! Руку на отсечение готов дать, что так и было. Вот только радовалась она вовсе не возможности появления щекастого карапуза, а тому, что сможет привязать меня еще крепче. Если брошу ее когда-то, то ребенка не отпущу. Правда, понял я это очень поздно, когда уже нельзя было вернуть те несколько ночей, что мы провели в попытках зачать малыша. Я все же ждал, когда Аня прибежит ко мне за алиментами, захочет откусить кусок моего состояния, прикрываясь ребенком. Но этого так и не случилось. Я бы мог узнать наверняка, проверить ее, вывернуть наизнанку всю подноготную ее новой жизни, но не стал. Не знаю, может, струсил. Но мне просто не хотелось слышать о ней. Ничего. Ни слова. Сейчас я даже рад, что Аня не забеременела тогда. Теперь это решает многие проблемы. На днях мой друг и партнер по бизнесу попал в весьма неприятную ситуацию. Одна из девиц, с которой он время от времени проводил время, забеременела от него. Потом родила ребенка, и решила воспользоваться положением богатенького папика. Я посоветовал ему забрать ребенка себе. Гулящая женщина не в состоянии нормально воспитать человека. Тем более, если это мужчина. Кого вырастит кучка женщин? Еще одну бабу. Не мужика. Сына должен воспитывать отец. Я убеждён в этом, и даже сомнений бы не возникло, появись у Ани мальчик от меня. Теперь я вроде должен радоваться тому, что у меня будет желанный наследник, но только я не рад. Свадьба. Законная красавица супруга. Тесть не последний человек в стране. Ребенок вот будет. Но счастья, как не было, так и нет. Все происходящее со мной – картинка. Показуха для других. Потемкинская, мать ее, деревня! – Простите, забыл предупредить, – официант возвращается к нашему столику с какой-то бутылкой. – У нас сегодня акция проводится. Традиционный греческий напиток. Новинка. Подарок всем влюбленным парам. Без колебаний, он ставит деревянное ведёрко с откупоренной бутылкой на стол. – Мы не вместе, – сухо отвечаю. Аня лишь часто моргает, устремив на меня свой пытливый взгляд. Хм. А чего она ждала? Какого ответа? – Простите, – снова извиняется молодой парень. – Вы так хорошо смотритесь вместе. У меня даже сомнений не было, – бормочет он, видимо, прикидывая в голове, какой ущерб нанес ресторану попусту открытой бутылкой, скорее всего, дорого продукта, ведь в этом ресторане все недешево. Сердце вновь пропускает болезненный укол, но я стараюсь не предавать ему особого значения. Я выше каких-то там чувств. Тем более к той, что предала меня. – Оставь, – решаю простить парнишке оплошность. – Я заплачу. Официант просит прощения в третий раз, а затем спешно удаляется. Я берусь за горлышко бутылки. Думаю, можно попробовать что это такое. Не отрава же. – Я не буду! – она чуть ли не подскакивает на стуле, когда я, ухватившись за стекло пальцами, подвигаю к себе стакан. – Мне нельзя! – следом за первой летит вторая отговорка. Нельзя… И без того ничего не съела. Уверен, Аня что-то от меня скрывает. Я не верю в совпадения. Не верю в судьбу. Только фактам. – Может, признаешься уже зачем пришла тогда в ресторан, и закончим этот цирк? Я найду себе секретаршу с опытом, а ты свалишь по своим делам. Я ведь все равно узнаю. Рано или поздно. Но лучше рано. И от тебя. – Я же сказала! Мне просто нужны деньги. Мне нечем расплатиться с долгами. – Поэтому решила поживиться на моей свадьбе? Найти себе нового слепошарого богача, что поведется на твои формы, на ангельский голосок? Или гадость какую-то пришла сделать моей жене, чтобы отомстить за то, что вышвырнул тебя? Аня вжимается в стул. Видно, как начинает биться беспокойная венка на шее. Девчонка нервничает, и нервничает очень сильно. Ни это ли положительный ответ на мои вопросы?! – Я ничего не знала, – прерывисто начинает она. – Ты слишком много врешь, – заключаю я. – Хотя, чего я ожидал? – Ты вообще не изменился, Мирон. Не понимаю, что заставляет тебя быть таким слепым? Ты, кажется, готов поверить во все, и каждому, только не мне. – Я видел все своими глазами тогда! Видел! Или ты забыла? – гнев начинает пульсировать в груди. Я говорю намного громче, чем требуется, нарушая мягкую тишину ресторана. – Ты увидел то, что тебя заставили увидеть! Ты даже не слушал! Ни единого моего слова. Ты не дал сказать ни слова, Мирон. И в ресторане – ты не стал разбираться. Что было бы, если в своей компании ты рубил с плеча? – Хватит! – ладонь против воли падает на столешницу с такой силой, что вся посуда подскакивает. Аня тоже вздрагивает. Зато перестает нарываться. Мы оба замолкаем. Ресторан, определенно, не лучшее место для выяснения отношений, тем более, с бывшей возлюбленной. Я упорно убеждаю себя в том, что больше не люблю. Не должен любить. Раз сама не хочет сознаваться, я все-таки соберу на нее все данные. Надо было сделать это сразу, а не устраивать весь этот маскарад с секретаршей и боссом. После нашего последнего разговора Аня больше не притрагивается к пище. Выпивает только чай. Даже пирожное оставляет нетронутым. Ну и пусть. Маленькая что ли, чтобы бегать за ней? Напряжение между нами становится слишком густым. Мне кажется, можно даже заметить молнии, что вспыхивают в плотном облаке вокруг нас. Особенно, когда мы снова оказываемся в машине. – Я уже заждалась! – в приемной нас встречает моя, светящаяся от счастья, супруга. ГЛАВА 8 Мирон Я сразу заталкиваю жену в кабинет. – А это кто? – первым делом, спрашивает Оля, указывая на дверь в приемную. – Секретарша. Разве не видно? – как можно более безразлично отвечаю я. – Вообще-то, нет, – супруга кривит носик. – Лица у вас были такие, будто вы поссорившиеся любовники. – Не говори ерунды! – осекаю ее. – А что еще я могу подумать? Ты лишил нас медового месяца, хотя мы собирались на острова и даже забронировали бунгало, а потом у тебя появляется новая молодая секретарша… – Не говори ерунды! – повторяю свои слова, но уже более раздраженно. – Милый, ну, правда, – Оля подходит ближе и заключает мою талию в объятья. – Я сегодня такую радостную новость узнала, а ты ведешь себя так, точно моя беременность тебя совсем не впечатлила. Насупился весь, разговариваешь, мягко говоря, неприветливо. Ты не хочешь детей, может быть? – Я просто устал. Здесь дел невпроворот, и ты об этом знаешь. Как могу стараюсь избегать темы ребенка. Сам не знаю почему это событие совсем не вызывает во мне радости. Должно ведь! Еще час назад в ресторане я с каким-то трепетом вспоминал о том, как хотел детей от Белоснежки. Практически наяву видел симпатичные мордашки наших малышей, как две капли воды похожих на родителей. А теперь изо всех сил стараюсь вспомнить тот день, когда прокололся наедине c женой. Не помню. Осечек не было. – Что произошло с тобой после свадьбы? – Ольга задает неудобный вопрос. – Ты о чем? – делаю вид, что не понимаю. – Ты будто отдалился. За эти дни мы почти не были вместе. – Тебе просто кажется. Не ищи проблемы там, где их нет. Не самый удачный момент для выяснения отношений, но супруга обычно чрезмерно приставучая, просто так не отстанет. Поэтому пытаюсь как-то спокойно увести тему, чтобы не сорваться на ней, тем самым подтвердив ее подозрения. – Нет проблем? – хмыкает надменно. – Тогда поехали в отпуск завтра? Когда родится малыш, нам будет не до поездок, да и с животом я побоюсь улетать далеко. Полеты вообще могут быть опасны для беременных. – В этом месяце у меня запланировано несколько контрактов. Я должен лично присутствовать на сделках. Мы слетаем куда захочешь, обещаю, но только позже. – Когда ты успеешь наиграться с новой секретаршей? – А, ну, молчать! – рыкаю на нее, точно дикий. Чаша терпения переполняется, и ярость выплескивается из меня наружу огненным фонтаном. Наверное, меня бесит, что отчасти жена права. Да что там отчасти? Я мог поручить все контракты своему заместителю, я собирался лететь с Олей на острова, но после встречи с Аней понял, что мне нужно отвлечься на что-то. А на что может отвлечься закоренелый трудоголик кроме, как на работу? Девушка начинает плакать. Не выношу женские слезы. Они будто наждачкой по душе скребут. – Оль, ну, не плачь, – стараюсь сделать тон приветливым, хотя меня от злости выворачивает из-за этой откровенной манипуляции. Не была бы жена беременна – вел бы себя по-другому. Обнимаю девушку за плечи, а потом прижимаю к себе. – Тогда уволь ее! – Ольга поднимает на меня заплаканный взгляд. – Уволь эту непонятную секретаршу! Аня Меня пронизывает ревностью. Насквозь. Насмерть. Одно дело абстрактно представлять, что у мужчины, которого я люблю, есть другая женщина, а совсем другое – видеть ее. Ее радостное лицо. Лицо по-настоящему счастливой женщины. Когда обнимаю сынишку, мне тоже кажется, что я счастлива. Буквально каждая моя клеточка трепещет, когда Макарка рядом. Вот только в зеркале я чаще всего вижу совсем иную картину – уставшую от жизни девушку, на которую свалилось столько непосильных проблем. Но я сама виновата в своей беспечности. Так верила в НАС, что просто не думала о том, что все может прекратиться. Пошла на уговоры Мирона и бросила работу. «Моя Белоснежка не должна работать, – уверял меня любимый. – Тем более в супермаркете. Я сделаю все для того, чтобы ты наслаждалась жизнью. Рядом со мной». А я верила в сказку настолько, что совсем не позаботилась о будущем. Потом меня почти на четыре месяца свалил токсикоз, из-за которого найти работу было невозможно. Ужасное время. А следом – быстро округлившийся живот вынуждал работодателей оказывать мне в должности без разбора. Богданов плохо закрыл дверь своего кабинета. То ли случайно, то ли специально, не могу знать, но по этой простой причине, против воли, я слышала многое из того, о чем они говорили. Сердце пронзает толстыми, острыми до невозможности, иглами, когда я узнаю о беременности жены Мирона. Их не просто воткнули в сокращающуюся мышцу, а еще и с ненавистью покрутили там, чтобы раны стали более глубокими и болезненными. Я не должна так реагировать, ведь я уже ни на что не претендую. У нас нет будущего, даже настоящего нет, но мысли, о наличии у Мирона другого ребенка, разрывают меня изнутри. Пытаюсь найти соломинку, за которую могу уцепиться, чтобы не рухнуть в бездну оглушающей боли прямо сейчас. Мне нужно быть сильной ради сыночка. Макарка. Ответ приходит сам собой. Быть может, получив другого ребенка, бывший откажется от идеи забрать моего? Оставит нас с сыном в покое? И мне не придется больше бояться того, что он решил отнять его у меня? Стараюсь внушить себе, что так оно и есть. Ребенок от жены – великое для меня благо. Нельзя из-за этого расстраиваться. Во всем надо искать плюсы. Окончание их довольно эмоциональной беседы я уже не слышу, погрузившись в свои мысли. Бед навалилось еще больше. Они как снежный ком, катящийся вниз с крутой горы. Он стремительно растет, а у меня никак не выходит остановить эту махину. Один Коршунов чего стоит! Снова хочет втянуть меня в какую-то грязную лживую историю. Угрожает ребенком. Господи! В этом мире есть хоть кто-то, кто не грозится отнять у меня сына?! От горечи и страха начинает жечь глаза. Но я не заплачу. Никому не покажу свою слабость. Девушка вылетает из кабинета своего мужа разгневанной фурией. Зыркает на меня уничтожающим взглядом, и мчит к лифтам, оставляя позади себя шлейф приторно-сладких духов. Хорошо, что за высокой стойкой, скрывающей мой стол, мне не видно, как она удаляется. Не хотелось бы смотреть ей вслед. Сравнивать. Думать. Порождать внутри новые скверные мысли. Минут через пять из-за двери показывается Мирон. Он дает мне несколько заданий, а потом снова скрывается в кабинете до вечера. День кажется бесконечным. Уныло смотрю на отметку, что поставила на календаре утром. С ума сойти! Только один день! Впереди меня ждет еще много часов в компании нового босса. Вернувшись домой я с радостью сменяю Катину маму. – Спасибо вам, теть Наташ, – искренне благодарю я. – Да, отстань! – она взмахивает рукой. – Мне несложно. Я там, кстати, ужин еще приготовила. А то у тебя в холодильнике пусто совсем. Так доведешь себя до гроба. От смущения я даже не нахожу что ответить. – Котлет наделала много. Те, что не пожарила – заморозила. – Спасибо! Правда! Я очень благодарна. – Ты бросай это, – предупреждает меня женщина. – Я от чистого сердца помочь хочу, пока возможность есть. Оставшаяся часть вечера проходит в обычном режиме. Я кормлю малыша, играю с ним, купаю перед ночным сном. Только в какой-то момент все идет не по плату, потому что в восемь вечера в нашу квартиру врывается Катя. – Я нашла тебе подработку! – с довольным видом заявляет она. – Прямо сейчас. – Погоди! Какую подработку? – это заявленьице с порога повергает меня в шок. Она на часы смотрела вообще? – Обычную. Прибыльную, – улыбается подруга. Катя уже все за меня решила. – Ты можешь по-человечески объяснить, какая подработка может быть в такое время? – не отстаю, потому что это важно. – Короче! – девушка начинает рассказывать, пока моет руки. – У меня есть знакомая. Так вот, она официанткой работает в одном пафосном клубе. Меня потряхивать начинает. Катя же даже не намекает, прямо говорит о том, чем надо будет заниматься. – И вот у нее там какие-то обстоятельства непредвиденные нарисовались, и она меня попросила выйти за нее на одну смену. С начальством договорилась, форму вот принесла, – Катюха кивком указывает на кофр, что сбросила возле двери. – Но я решила, что тебе деньги нужнее, а я с ребенком лучше посижу. – Ты с ума сошла? – возмущаюсь изо всех сил. Конечно, деньги мне нужны, но как-то более легально, что ли. Я официанткой не работала никогда. А тут, по словам Кати, так просто все. Попросили – пошла поработала. К тому же, завтра мне снова в офис. Молоко еще надо приготовить. Да и вообще. Нет. Мне такая подработка не подходит. Уже сейчас все внутренности ходят ходуном, хотя я даже не согласилась еще. – Ты чего такая трусиха? – удивляется Катя. – Там делов-то! Че ты напитки что ли не разнесешь? Или название блюд в блокноте не запишешь? Скажи еще, что деньги тебе больше не требуются, – она победно хмыкает, потому что знает: мое сопротивление бесполезно. – Могла бы спросить сначала, хочу ли я! – А тебе хотеть и не надо, – подруга забирает из моих рук ребенка. Тот начинает кряхтеть, а потом все же успокаивается. – Главное, что там нормально платят, и чаевые хорошие. Хочешь не хочешь – идти придется. Это отличный шанс! Так что собирайся, там смена через два часа, а тебе еще доехать надо. Понимаю, что подруга права. Только вот во мне сейчас говорят страх и неуверенность в своих силах. Мне всегда трудно начинать что-то новое, нужно время, чтобы втянуться, а тут надо будет влиться в незнакомую работу мгновенно. Рациональное мышление все же берет верх над эмоциями. Да и как Кате отказать? Она и тетя Наташа столько сделали для меня! Будет просто свинство, если я сейчас плюну в лицо их стараниям сделать как лучше. Катя ведь сама могла заработать, но предоставила эту возможность мне. – Форма хоть приличная? – спрашиваю в итоге, взвесив все. – Лосины, фартук длинный, майка блестящая. В принципе – ничего особенного. И на ноги балетки. А то ходить много. Распаковываю кофр, чтобы проверить слова подруги. Увиденное меня более чем устраивает. Вырез у маечки великоват, но на этом пошлость наряда заканчивается. К моему счастью. – Катя, блин! – напоследок все-таки журю я. Подруга разводит руками, мол, ничего не могу с собой поделать. Нехорошее предчувствие бушует внутри всю дорогу. И особенно сильно начинает бурлить, когда я оказываюсь на месте. Весь путь уверяла себя, что в будни вряд ли в подобных места будет много народу, но я ошиблась. Жестоко ошиблась. Так жестоко, как только возможно. Яркое мерцание ламп, духота и табачный дым. Отличное сочетание. Это в купе с количеством людей, создающих суматоху. Я переодеваюсь в какой-то каморке вместе с другими девочками, что тоже пришли на смену. – Ты за Юльку? – спрашивают они меня. – Ага, – огорченно бурчу. Что я тут делаю вообще? – Да не переживай! Посетители бухло в основном заказывают. Столиков немного. И сегодня даже загруженность неполная. Ага. Я заметила. Если эта неполная, то в полную я, скорее всего, отказалась бы от бредовой затеи еще на входе. – Главное, улыбайся побольше, – добавляет другая. – Они это любят. За флирт на чай хорошо оставляют. В горле собирается здоровенный комок. Флирт? Они сейчас серьезно? Стараюсь взять себя в руки. Сбежать я не могу – слишком ответственная. Не подставлять же Катю, что обещала помощь своей знакомой. – Ну, флиртовать не обязательно, – включается в беседу третья. – Вы человека то не пугайте. Просто, Ань, чем шире улыбка, тем толще будет потом карман твоего фартука. А там сама решай – надо тебе это или нет. ГЛАВА 9 Мирон Жена уходит из офиса недовольной. Но она сама виновата. Иногда у Оли случаются закидоны. Но я быстро давлю их. Не терплю такого поведения. Мне хотелось осадить ее еще в самом начале, когда она заявила про мой роман с секретаршей, да вовремя вспомнил про беременность. Потом она вообще разошлась и попросила меня уволить Аню. Только вот я не выношу, когда лезут в мои рабочие дела. Особенно ничего не смыслящие в этом женщины. Даже Лена, будучи отличной секретаршей, нет-нет, да вызывает у меня приступы ярости. Нервно постукиваю пальцами по столу. День невозможно испорчен. Все же, зря я пригласил Аню, пошел на какой-то дурацкий принцип. Надо было просто прогнать. И охране распорядиться, чтобы девчонку в здание больше не пускали. Пусть ищет себе другой источник дохода. С самого начала все пошло не так. Вспомнив о беременности жены, решаю позвонить другу, узнать, как там с изъятием его ребенка. Оказалось, что девица без проблем рассталась с сыном за кругленькую сумму. Даже опеку подключать не пришлось. И теперь счастливый отец был занят подготовкой дома к новому жильцу. Даже зависть взяла. Если бы Аня забеременела тогда, сколько бы было нашему ребенку? Мысленно прикидываю в голове. Месяца три, наверное. Около того. Я быстро сбрасываю с себя идиотские мысли. Хорошо, что все обошлось. Теперь у меня будет малыш от Оли, рожденный в законном браке, а не ребенок, нагулянный на стороне от девицы легкого поведения. – Оля беременна, – сообщаю воодушевленному Славе в надежде, что его позитивный настрой передастся и мне. – О, Мирон, поздравляю! Это надо отметить! – восклицает друг невероятно довольно. – Наверное, – пожимаю плечами, откидываясь в кресле. Возможно, это выход. Мне просто нужно расслабиться. Отвлечься. Да я со свадьбы не могу эту девку из головы выкинуть! Один только взгляд на нее распечатал все замки, за которыми я держал чувства. И я, мать вашу, не могу их теперь задвинуть обратно! – А, что так неуверенно? – настроением Славы хочется заразиться. Никогда не думал, что на человека может так повлиять отцовство. – Короче, предлагаю сегодня вечером в клубе. Этом, как его, где мальчишник твой отмечали. – Да, давай! Отличная идея. – Ну ты, Мирон, порадовал меня, конечно! – представляю довольное лицо Славы в этот момент. – Теперь вам пацана надо. Будет моему Владику другом. – Наверное, – снова отвечаю что-то неопределенное. – Да ты, брат, совсем плох, я смотрю. Тащи с собой в бар это скверное настроение – будем исправлять! Дети – это счастье! Я тебе говорю! – Ну раз ты говоришь, сомнений у меня не остается, – хмыкаю в трубку. – Еще бы они у тебя остались! Ладно. Пошел я. У меня еще дел столько! Владика забрал, а ничего не готово. Не думал, что эта дрянь так легко поведется на бабло. Продажная стерва! – Давай, увидимся, папаша! Сбрасываю разговор и закрываю глаза. Рабочий настрой пропал окончательно. Интересно, Аня тоже отдала бы мне ребенка за деньги? Ну, если бы оказалась беременна тогда. Так. Все! Хватит! Думаю совсем ни о том. Беру себя в руки, погружаюсь в работу. Нет ничего проще. Так я всегда думал, пока не посадил за дверь своего кабинета Аню. Сам не понял зачем. Часа через полтора замечаю, что выдохся. Мысли убегают, и сосредоточиться ни на чем не получается. В надежде расслабиться подхожу к окну. Люблю этот вид. Панорама города лежит передо мной, как на ладони. Там, внизу, на оживленной проспекте куда-то несутся машины. Маленькие точки людей, словно муравьишки снуют туда-сюда. Сколько раз видел эту картину, но она не повторяется. Никогда. Каждый раз, точно впервые, смотрю вниз с высоты на красоту города, где живу с детства. Релакс получше, чем на кушетке у психолога. Даже самого дорогого и умного. Рано или поздно каждый из них приходит к одному – выкачиванию бабла. Звоню начальнику службы безопасности. Прошу собрать инфу на временную секретаршу. Когда он спрашивает насколько быстро, отвечаю – как можно скорее. Хочу знать о ней все. Где живет, что ест, чем дышит. В конце концов, я имею право знать о том, кого снова допустил к себе. Но уже через полчаса я снова совершаю звонок. Отзываю свое предыдущее распоряжение. Не хочу ничего о ней знать. Совсем ничего. Заплачу Ане денег за работу в офисе и, когда вернется Лена, – выставлю за дверь и снова забуду. Это мой план. Простой. Понятный. Без заморочек. Прямо как я люблю. Да, признаю, что это трусость. Нежелание знать правду, потому что она может оказаться слишком неприятной. Даже горькой. Может спровоцировать меня на неблагоприятные последствия, а я должен держать себя в руках. ??????????????????????????Поиски информации могут подтвердить, к примеру, связь Ани с Коршуновым, другие дела, о которых я могу пока только предполагать. Не хочу. Ничего не хочу знать. Довольно дорогой клуб встречает меня громкими басами. Я не любитель подобных мест, но иногда посещаю. Но только в хорошей компании. Приезжаю я поздно. Двое из троих моих друзей к этому времени успели достигнуть той стадии веселья, что как раз подходит для подобного рода заведения. Они уже умудрились подцепить каких-то девчонок, что точно не дадут им скучать, наверное, до самого утра. Только Слава до сих пор остается довольно адекватным. Ну, да. Он же теперь отец. Батя. Оля отпустила меня в бар с недовольным ворчанием. Да, плевать! Имею же я право на отдых? «Имею», – мысленно подтверждаю сам себе. Натягиваю на лицо довольную улыбку, и заваливаюсь на диванчик рядом с друзьями. – Я уж думал, ты забил, – хмыкает Слава. – Кинул нас. – Я никогда никого не кидаю, – напоминаю ему. Дело чести. – А я, кстати, понял в чем дело, – хвалится друг своим успехом. – О чем речь? – не совсем понимаю. Точнее – не понимаю совсем. – Тебя жена как женщина не удовлетворяет! – уверенно заявляет этот идиот. – Что? – такое заявление одновременно и раздражает и вынуждает усмехнуться. Что несет этот человек? – Да! – подтверждает Слава свою позицию. – Ты же у нас правильный, понимаешь, что теперь тебе с этой бабой всю жизнь жить, а искорки никакой, – он разводит руками, складывает губы уточкой, издает соответствующий звук, выпуская оттуда воздух, и я понимаю, что ошибся насчет него. Он тоже успел до нужного уровнять поднять себе настроение. – Ты ошибаешься, – качаю головой. – У меня все отлично! Наверное, звучу я не очень убедительно, хотя стараюсь, потому что Слава после моего ответа активизируется: – Короче, бабу тебе надо. На стороне. Ну, знаешь: одну любишь, с другой расслабляешься. Я вот приглядел уже себе одну. Сейчас покажу, – его взгляд начинает блуждать по залу. – Но у меня все по серьезке, – добавляет друг, пока ищет глазами девушку. – Мне мать нужна. Ну, не для меня. Для Владика. Владик он же, знаешь какой? Он такой… Мужчина недоговаривает потому что, кажется, находит, наконец, свою избранницу. – Вон, видишь?! – пальцем указывает куда-то вдаль, и я прослеживаю это направление. – Как думаешь, хорошей матерью будет? У меня темнеет в глазах, когда я вижу девушку, на которую указал друг. – Нет, – отвечаю ему. – Не стоит искать порядочную девушку в баре, даже если она официантка. – А где искать? – Слава переводит взгляд. – На аукционе? – он кривится, напоминая мне о том, какой змеей оказалась Аня. Порядочная сверху, но до нутра гнилая внутри. – Ну ты урод! – в шутку и всерьез сообщаю ему. Пока тот переводит тему, призывая к разговору остальных мужчин, я продолжаю рассматривать Аню. Черт бы ее побрал! Что она здесь вообще делает? Понимаю, почему Слава не узнал ее. Во-первых, за этот год девушка немного поправилась. Осталась такой же мелкой, но формы стали аппетитнее, этого не заметит только слепой. Грудь визуально увеличилась, и я сам не могу понять с чем это связано. Специальное белье? Накачала? Волосы у Ани собраны в тугой пучок на затылке, как и у остальных девушек. Губы накрашены алым. Такой дресс-код, я понимаю. И он делает ее непохожей на себя и слишком броской. Размалеванные губы ярко выделяются на белом лице. Отчего волосы кажутся еще чернее. Навязчивый образ Белоснежки опять выбивает из меня дух. Дьявольщина! Она же не могла знать, что я буду здесь! Не могла! А в итоге искусно играет с моим разумом. Безудержное наваждение порождает ярость. В совпадения не верю. Особенно, если они так часто случаются. Она широко улыбается какому-то молодому придурку, не оставляя никаких сомнений в том, кем является. Тот, развалившись на кожаном кресле, нагло пялится на ее грудь, а потом с довольной ухмылкой отвешивает шлепок по заднице. Разум, вопреки всем моим убеждениям, воспринимает этот жест, как бык красную тряпку. Аня Для себя решаю, что нужно пользоваться каждой возможностью. Судьба предоставила мне шанс заработать, и я его не упущу. Одна из девчонок помогает мне забрать волосы. Я крашу губы помадой, яркого вызывающего красного цвета, которую принесла мне Катя. Выхожу в зал на ватных ногах. От волнения кажется, что я совсем их не чувствую. Как при этом умудряюсь передвигаться – вообще непонятно. Столики находятся на втором этаже. Это немного спасает от громких звуков. Но несильно. Хотя я радуюсь даже этому. Стараюсь найти хоть какой-нибудь способ поднять себе настроение. Очень скоро я понимаю, о чем говорили временные коллеги, когда советовали улыбаться посетителям. Их настрой резко менялся, когда я становилась более учтивой, чем положено. Казалось, что часть из них готова была накинуться на меня еще в зале, остальные были бы не прочь затащить в укромный уголок. Фу! Противно. До невозможности отвратительно. Но я все равно старалась сохранять позитивный настрой. Это единственное, что не давало утонуть в колодце безысходности. И вот очередной молодой парень разглядывает меня с явным интересом. Я делаю вид, что не замечаю. Оставляю на его столике очередной заказ. Даже при мне мажор уже заказал достаточно, чтобы не соображать, что делает. А что было до моего прихода – могу только гадать. Не понимаю, что может заставлять людей вот так вести себя? Удар по попе становится для меня полнейшей неожиданностью. Я успеваю только раскрыть рот, чтобы возмутиться или, на худой конец, просто вдохнуть побольше воздуха, и не умереть от отвращения. В тот же момент кто-то уверенным движением отталкивает меня в сторону. Этот же кто-то тут же хватает парня за грудки. Поднимает с кресла. А потом обрушивает на бедолагу мощный удар. Парнишка снова падает на свое место. Сначала я просто теряюсь в ситуации, в голове получается какая-то мешанина, потому что я вижу, что за человек передо мной, но не могу поверить ни в его реальность, ни в реальность того, чем он сейчас занят. Сердце начинает бешено долбиться в груди. А когда я ловлю на себе взгляд Мирона, и наши глаза встречаются, оно и вовсе бухается в пятки. Оторопело гляжу на любимого мужчину. Его следующий шаг мне не ясен. Что он сделает теперь? Разберется со мной? И отсюда выгонит? Или просто наваляет, как и мажору. Вижу, как от ярости раздуваются его ноздри. Сейчас Мирон похож на быка, которого раздразнили красной тряпкой, но его набег на нее не увенчался успехом. Наверное, на все уходит буквально пара секунд, а мне кажется, что еле-еле течет вечность. Ожидание реакции Богданова напрочь лишает меня чувств. Я не шевелюсь. Не дышу. Просто замираю. Даже звуков, кажется, больше нет. Окружающая действительность погружается в оглушающую тишину. – Эй, мужик! – как сквозь вату слышу слова парня. – Ты не офигел? Он снова пытается подняться, но Мирону хватает небольшого толчка, чтобы вернуть того обратно в кресло. Через пару мгновений на месте происшествия уже оказывается охрана. Мужчины оттаскивают Мирона в сторону, а он не сопротивляется. – Нормально, нормально, – говорит Богданов, выставляя перед собой руку. Те, кивнув, отходят в сторону, но из виду не скрываются. Наверное, думают, что разъяренный мужчина снова может напасть. А то, что Мирон взвинчен – к гадалке не ходи. Взгляд точно бешеный. – Пошли! – командует он мне, хватая за руку. Я сначала хочу крикнуть, что никуда с ним не собираюсь, и, вообще, я на работе, но потом решаю не рисковать. Мирон и без того на взводе. Он утаскивает меня на первый этаж. Тянет через танцпол. Ведет к черному входу. Распахивает дверь и буквально выталкивает на улицу. – Это что такое было? – рычит Богданов. – Ты только что ударил человека, – отвечаю я, делая вид, что не понимаю. – Что ты делаешь в этом клубе, Аня? Как узнала, что я буду здесь? – его напор не сбавляется ни на секунду. – Я не знала! – выпаливаю. Страшно. Он снова может сделать это. Лишить меня всего. Подработки, на которую было так тяжело согласиться. И даже работы в офисе, за которую обещал хорошо заплатить. – Ты повторяешься! – бросает мне Мирон. – Придумай что-нибудь поинтереснее. ГЛАВА 10 Аня – Мне нужны деньги! – обреченно выдыхаю. – Это я знаю. И способы твои мне ясны, – потемневшие глаза Мирона наполнены презрением. Даже в приглушенном свете летней ночи видно, как оно мерцает там зловещими огоньками. – Но играть со мной, – он намеренно делает паузу, чтобы я осознала всю серьезность его слов, – не стоит, поняла? – Подруга попросила подменить ее! Все вышло случайно, – мой голос начинает дрожать. Становится тише. Понимаю, что вот-вот расплачусь. Внутри все так же уживаются тревога и надежда. Они сражаются в какой-то невидимой битве, перетягивая на себя одеяло. Каждый раз, когда оно оказывается на той или иной половине, меня швыряет из крайности в крайность: я то боюсь до ужаса, то верю в адекватность отца своего ребенка. Кажется, вот прямо сейчас он возьмет себя в руки, успокоится и поймет, какие глупости произносит. Может быть даже… Хотя нет, это точно нет. – Тебе самой не надоело? Поджимаю губы. Меня замучили его постоянные подозрения. – Сначала на свадьбу ко мне приперлась, теперь это! И я должен поверить в твои слова? Должен поверить? В ответ не издаю ни звука. Если бы Мирон только знал, если бы только смог открыть, наконец, свои слепые глаза… Глаза, в которых я тону прямо сейчас, потому что нет возможности от них оторваться. – Ты только посмотри на себя, – мужчина подходит совсем близко, и я чувствую его приближение своей кожей. Сильное тело, что неумолимо движется на меня, заставляет все нутро трепетать. Жесткий настойчивый палец ложится на мои губы. Он проходит по ним сначала несильно, а потом нажимает, беспощадно размазывая алую до безобразия помаду. – Посмотри, – снова призывает Мирон, но уже тише, будто успокаивается от того, что делает. Эмоцию бьют через край. Если раньше мне удавалось хоть как-то удержать их в сосуде собственного тела, то теперь внезапно внутри взорвалась мощная химическая реакция, точно кто-то ради забавы бросил мятный ментос в колу. Я начинаю плакать. Образ мужчины, что стоит передо мной, неумолимо утекает в реке слез. Плач заставляет Мирона выругаться. Кажется, его раздражает мой рев. Но я ничего не могу с собой поделать. Мне обидно и страшно и вообще… я люблю этого человека! Люблю до боли в сердце, до бабочек в животе, которые за время нашей разлуки практически умерли, но сейчас все еще цепляются за жизнь, едва шевеля крылышками. Я давно так не плакала. Не позволяла себе. Но теперь меня накрыла настоящая истерика. Рыдания, почуяв мою слабину, хлынули наружу откуда-то из глубин моей души. Не знаю, сколько времени проходит прежде, чем Богданов произносит: – Поехали. Я отвезу тебя домой. Его голос, кажется, стал мягче. Я отчетливо слышу нотки заботы, которых минутами ранее не было и в помине. – У у у м-меня р-работа, – запинаясь от собственного плача мычу себе под нос я. – Этот вопрос я решу, – лаконичный, четкий ответ. И я, почему-то не сомневаюсь в том, что так и будет. Как он сказал. Мирон открывает дверь, приглашая меня пройти вперед. Я слушаюсь. Мы возвращаемся в рокочущий басами клуб. В какой-то момент, бывший берет меня за руку, видимо, почуяв мое замешательство, что, на самом деле, переплелось в прочими чувствами. Его ладонь большая теплая и немного шершавая. Такая, как я помню. Помню, как спокойно было, когда Мирон брал мою ладошку в свои руки. Казалось, что все невзгоды обойдут стороной, бояться больше нечего. Она и сейчас, несмотря ни на что, вселяет уверенность. Даже не знаю в чем. Наверное, этот дурацкий жест оживил испепеленную надежду на счастье. Мирон снова выводит меня на воздух. Прямо в униформе. На этот раз с главного входа. Он распахивает передо мной дверь своего баснословно дорогого автомобиля. Я юркаю в салон. Наверное, не стоило этого делать. Точно не стоило. Но сейчас как-то плевать. Мне плохо, и возвращаться в толпу беснующихся мажоров нет никакого желания. – Жди здесь, – короткая команда, и Мирон снова скрывается в стенах клуба. Я даже не шевелюсь. Все в тумане. Я до сих пор часто всхлипываю, и голова сильно болит. Мысли отключаю. На них не остается сил. Закрываю глаза в попытках унять непослушные всхлипы. Мужчина возвращается довольно быстро. С собой он приносит мои вещи: одежду и сумочку. – Спасибо, – мои пересохшие губы едва размыкаются, чтобы ответить благодарностью. – Тебе надо умыться, – напоминает Мирон, глядя на меня с сочувствием. Нет. Нет. Ничего подобного в нем и в помине нет. Только игра моего больного воображения. Вспоминаю про то, что Богданов наглым образом размазал яркую помаду по моим губам. Смущенно опускаю взгляд и достаю зеркальце с влажными салфетками. Ужас. Выглядит это отвратительно. Изо всех сил тру губы и пространство вокруг них, что тоже стало красным. А помада, как назло, оказывается слишком въедливой. Как нарочно! Оттерев следы прикосновений Мирона, как получилось, убираю аксессуары обратно в сумочку. – Куда едем? – спрашивает мужчина. – Называй адрес. Мамочка! Мамочка дорогая! Мне придется назвать ему свой адрес? Или лучше соврать? Мне не удается как следует обдумать этот вопрос, потому что Мирон повторяет свои слова очень скоро. – Так и будем сидеть, или уже скажешь, куда ехать? Бегло называю свой адрес. На ходу не могу придумать другой. Да, и надо ли? Мирон выбросит меня у подъезда, а потом поедет к жене. Плевать он хотел на то, где я живу. Даже не запомнит. Да. Так и есть. Не стоит предавать значение вещам, которые сама себе напридумывала. Едем мы снова молча. У нас нет общих тем для разговора. Нет, одна есть: наш сын. Вот только никто из нас не стремится обсудить ее. Ну и хорошо! Так мне спокойнее. Совсем скоро я погружаюсь в сон. Романтичная мелодия, что играет из динамиков дорогой машины, и тяжелый рабочий день дают о себе знать. – Аня, мы приехали, – будит меня Мирон. Нехотя открываю глаза. И, правда, приехали. – Здесь? – на всякий случай спрашивает Богданов, кивком указывая в сторону моего дома. – Ага, – подтверждаю я. – Спасибо. Быстро отстегиваю ремень безопасности, и спешу покинуть салон. Скорее бы оказаться дома! А не рядом с этим! Кошусь в сторону машины и замечаю, что Мирон тоже выходит на улицу. Начинаю волноваться, даже паниковать. Зачем он вышел? Подпитывая мой, почти животный страх, мужчина ставит авто на сигнализацию. Болезненный комок скапливается в горле мгновенно. Я хочу проглотить его, но не получается, отчего сделать вдох становится почти невозможно. Что он задумал? Сына забрать? План был в этом? А я, дурочка, сама привела его. Повела себя, как размазня! Совсем раскисла! И что делать теперь? – Чего остановилась? Наврала с адресом? – снова эта неприятная усмешка. – Нет. Я здесь живу. Вон, – киваю на подъезд. Идиотка. – Тогда, пошли, – уверенно произносит Мирон. – Зачем? – глуповато спрашиваю я. – Как зачем? Провожу тебя. Наверное, я выгляжу слишком растерянной, потому что тут же бывший добавляет: – Вдруг здесь тоже есть желающие шлепнуть тебя по заднице. Спорить бесполезно. Знаю. Обреченно топаю к подъезду. Мирон шагает за мной вслед. – Пришли, – озвучиваю свою остановку. – Спасибо, что подвез, увидимся завтра, – последнее добавляю, немного подумав. – Ты живешь у подъезда? – бровь мужчины недовольно ползет вверх. – Нет. – Тогда чего остановилась? – Ну, так дальше провожать нет смысла, – передергиваю плечами, стараясь сохранять спокойствие. – Давай, я сам буду решать, докуда иди с тобой. Так что, если ты не врешь, открывай дверь. И поверь, Аня, лучше бы ты не врала. Обреченно разворачиваюсь, и прикладываю магнитный ключ. Домофон издает неприятное пиликанье, сообщая, что проход открыт. Тяну тяжелую металлическую дверь на себя, но имя быстро ее перехватывает. Раскрывает передо мной и пропускает вперед, как настоящий джентльмен. Чем ближе мы приближаемся к сыну, тем сильнее становится паника. Она колотит изнутри. Заставляет рвано и часто дышать. При этом, я все равно поднимаюсь на третий этаж, и останавливаюсь подле своей квартиры. – Ну… пока? – с надеждой в голосе интересуюсь у бывшего. А он смотрит на меня таким взглядом, что землю напрочь выбивает из-под ног. Мирон за шаг преодолевает расстояние между нами. Впечатывает меня в дверь собственной квартиры, и теперь находится слишком близко для обычного босса, для человека, который ненавидит. Он твердый, горячий и очень притягательный. Этого невозможно отнять. Как и невозможно справиться с бабочками, что, кажется, получили дозу лечебного эликсира, вызвав в животе приятный трепет. Богданов ничего не делает, просто смотрит. А я уже готова с ума сойти. Эта близость лопает скорлупу у старых воспоминаний, которые теперь отчетливо мелькают в голове. Мужчина наклоняется. Хочется забиться от неведомых ощущений. Что-то среднее между эйфорией и паникой. Звук замка соседской двери раздается как раз в тот момент, когда наши губы почти встречаются. – Ой, простите, простите, – баба Маруся, смутившись, опускает глаза. – А мне вот не спится, думаю, пойду посмотрю, кто тут шастает. Мож, подростки опять шалят, по подъездам шарятся. Поругаться хотела, – оправдывается старушка. – Нет, все в порядке, – отвечаю я, кашлянув. Теперь я и Мирон снова находимся на безопасном пионерском расстоянии. Это хорошо. Завтра он бы стал ругать себя за такое поведение, и мне бы досталось. Во всех смыслах. – Хорошенький какой, – продолжает соседка. – А чего на пороге держишь? Домой не пускаешь? Видимо, баба Маруся понимает все по моему взгляду. Соображает, что сболтнула лишнего. – Ладно, не буду мешать, – как бы извиняясь, говорит она, а затем скрывается в квартире. А за дверью моего дома неожиданно раздается детский плач. – Это что? – спрашивает Мирон практически сразу. – Ребенок плачет? У тебя есть ребенок, Аня? ГЛАВА 11 Аня – Это что? – спрашивает Мирон практически сразу. – Ребенок плачет? У тебя есть ребенок, Аня? – Да, ребенок плачет, – пожимаю плечами, со всей силы стараясь не показывать своего волнения. Мол, ребенок, ну что такого?! Всего лишь ребенок. На деле же легкие будто сжимает металлической цепью. Плотно так. Создавая в груди такое давление, что воздуху там поместиться просто негде. Мирон думает какое-то время. Он будто прислушивается к Макарке, пытаясь что-то понять. Мне кажется, что прямо сейчас, вот-вот, он скажет мне про сына. Скажет, что собирается забрать, и что здесь он именно за этим. Но такого не происходит. Наоборот, мужчина выглядит растерянным. – У тебя есть ребенок? – недоуменно уточняет, выгнув бровь. – Нет, – на автомате отвечаю, вдобавок взмахивая рукой, чтобы быть более убедительной. – Значит, это не твоя квартира? Снова врешь? Вижу, как напрягается его лицо. Мирон будто разочаровывается во мне. Уже жалеет, что пару минут назад хотел поцеловать меня. – Нет, – снова выпаливаю, но уже более эмоционально. – Моя. – А ребенок? – Мирон не отстает. – У тебя есть ребенок, Аня? Вид у него сейчас такой, точно он готов ломануться в мою квартиру, напрочь вышибив дверь. Мне кажется, он даже может это сделать. – Я снимаю эту квартиру вместе с подругой. У нее недавно родился малыш. И это правда, – зачем-то добавляю я в конце, что выглядит, наверное, очень глупо. – И сколько ему? – Богданов не унимается. Ему есть какое-то дело до чужих детей? Или не верит? Или он все же знает про Макара, а сейчас играет свою роль, дабы усыпить мою бдительность? У Мирона скоро будет свой собственный ребенок, пусть лучше об этом думает. – Один месяц, – безбожно вру. Ну а что? Гулять, так гулять. – Я хотел бы посмотреть. – Что? – на моем лице появляется нервная усмешка. – Хочу его увидеть, – повторяет спокойно. – Сейчас два часа ночи. Что я скажу подруге? – почему-то не теряюсь. – Что мой босс, ни с того ни с сего, решил посмотреть на ЕЕ, – выделяю голосом, – ребенка? Прости, но я не могу впустить тебя. – Ладно, – Мирон соглашается очень быстро. Меня накрывает такое облегчение, что я слишком заметно совершаю глубокий вдох. Сама этого пугаюсь. Слишком подозрительно. Богданов же, не обращает на мое поведение никакого внимания. Ощущение, что он уходит в себя, в какие-то собственные размышления. Становится даже интересно, чем он так увлекся. – Ну… пока? – делаю очередную попытку распрощаться с ним. – Зайдешь в квартиру, и я уйду, – он отмирает, и теперь уже сморит на меня привычным строгим взглядом. Мне ничего не остается, как вставить ключ в замочную скважину. Надеюсь, что Катя хотя бы не качает ребенка у самой двери. Иначе – это будет полный провал. Осторожно открываю дверь. Буквально маленькую щелочку, чтобы незаметно юркнуть туда. – Пока, – бросаю через порог, и тут же захлопываю дверь перед носом бывшего. В этот момент эмоции берут надо мной верх. Только что я могла потерять все. Одно неверное движение, спонтанно пророненное слово – и Мирон забрал бы малыша. В этом уверена. Даже если тогда в кабинете речь шла не про моего сына, позиция Богданова по данному вопросу предельно ясна. Обессилено сползаю по двери на пол. Сажусь и закрываю лицо ладонями. Макар уже перестал плакать. Слышно только, как он кряхтит в комнате. Как не вовремя сыночек. Как не вовремя. Мама так за тебя испугалась. Спустя минуты две в коридоре появляется Катя. В полнейшем шоке она пытается что-то у меня спросить, но я подношу к губам указательный палец, а потом указываю на дверь позади себя. Вдруг, Мирон еще не ушел? Чуть позже я рассказываю подруге обо всем, что случилось, а она снова принимается за старую песню: – Надо было рассказать! Я просто не понимаю, чего ты боишься? – негодует Катя. – Потерять сына, – уточняю, хотя и так понятно. – Знаешь, твой Мирон, конечно, олигарх, но он не преступник. Уверена, красть ребенка бы не стал. Тем более, он женат сейчас. Я даже узнала на ком. Думаешь, эта девушка приняла бы в семью чужого младенца? – На ком? – это все, что я слышу. Хотя, уверена, мне совсем не нужно этого знать. – Ольга Лаврентьева. Дочь одного известного политика. Уверена, что ей не нужен чужой ребенок. – Тем более, что она беременна своим… – заканчиваю фразу за подругу. – Она еще и беременна? Ну, супер! Значит, точно можно этому уроду все высказать! Серьезно! Сколько ты еще собираешься все это терпеть? Унижаться перед ним ради денег на его же собственного сына? Прости, но это глупость какая-то. – Кать, давай спать? – ухожу от темы. – Мне вставать завтра рано. Я очень устала. Говорить тяжело. Тема бывшего всегда была для меня запретной. Теперь же обсуждать ее не хочется вдвойне. Мирон не заслуживает нашего сына, а мне не нужны его миллионы. Он нужен мне сам. Когда-то был. Стараюсь удержать слезы в глазах, чтобы не давать Кате лишний повод возвращаться к обсуждению. Пусть то, как я чувствую себя сейчас, будет известно только мне. Следующим утро я оказываюсь разбитой. Несмотря на то, что проспала довольно долго. Ну, по крайней мере, по меркам предыдущих дней. Зато сына оставила без молока, за что теперь себя проклинаю. – Да ничего с ним не будет! – бубнит Катя. – Все едят смесь, и еще никто не умер. Да, Макарчик? Мама выдумывает? Я вздыхаю, потому что мнения подруги не разделаю. Но теперь, поскольку, ночью я отдыхала, выбора у меня особо нет. Точнее, его нет у сына. Мне не хочется идти на работу. С этой мыслью я выхожу из подъезда. Практически рядом с ним стоит серебристая спортивная машина. Дорогая, наверное. Думаю, если сложить стоимость всех автомобилей моих соседей, то можно будет купить, разве что, комплект зимней резины для нее. Вообще непонятно, что такая тачка забыла в нашем простом районе. Сначала я вообще не предаю ей никакого значения. Но потом, примерно в тот момент, когда ровняюсь с ней, водительская дверь неожиданно распахивается. – На работу спешишь? – голос Коршунова забирается под кожу. Мое сердце в момент ускоряется. Воздух вокруг будто становится редким, как на горной вершине, а тело замирает, хотя мне хочется бежать со всех ног. – Отличный сегодня день, да, Анют? – не дождавшись моего ответа, мужчина задает следующий вопрос. Облокачивается о капот своей спортивной машинки, и скрывает бесстыжие глаза под затемненными очками. – Что вам от меня нужно? Оставьте меня в покое, ясно? – вырывается из меня. – Я уже сказал: мне нужна твоя помощь. Пустячок. Ты легко справишься, – мужчина неприятно улыбается. Какой же он мерзкий! – Знаете, что? А не пойти бы вам куда подальше? – пытаюсь собрать всю волю в кулак, чтобы дать отпор. Из-за своей мягкости, я, бывает, попадаю в передряги. Дабы подтвердить свои намерения, резко разворачиваюсь. Пытаюсь уйти от Коршунова, тем самым поставив точку. – Надеюсь, ты успела попрощаться с сыном? – летит мне вслед. – Я всегда исполняю обещания. А ты помнишь, что я обещал. Ужас впивается мне спину ледяными шипами. Я будто только сейчас начинаю осознавать, что все происходит взаправду. Этот мужчина встретился со мной ни где-нибудь, а у моего подъезда, значит, действительно, может многое знать, с его то деньгами и связями. Приходится остановиться. Я понимаю, что это шантаж, но подставить под удар сыночка не могу. – Хорошая девочка, – довольно заключает Александр, когда я возвращаюсь. – Почему кстати, Сергеевич? – Что? – не понимаю, о чем речь. – «Макар Сергеевич» почему? – Странный вопрос, – хмыкаю я. – Если вы за мной следили, как говорите, то должны знать, что от Богданова я скрывалась. И делаю это до сих пор. Дать сыну его отчество было бы глупо. – А ты не думала, что мальчик может быть моим сыном? – Коршунов приподнимает солнечные очки, чтобы я могла разглядеть его хитрый взгляд. – Нет! – выплевываю с презрением. – Между нами не было ничего. – Ты в этом уверена? – усмешка растягивает его губы, а меня пробирает дрожь, больше напоминающая трясучку. – А то, может, дома тебя ждет мой сын? – Нет, – заявляю уроду, потому что в этом у меня нет никаких сомнений. – Ладно, – Коршунов пожимает плечами. – Так что, Анют, твое возвращение означает, что ты в деле? – Что надо сделать? – чувствую, как в голосе появляется пугливое подрагивание. – Помнишь нашу встречу в «Сириусе»? – уточняет он, а я киваю. Конечно помню! Я потом еще долго не могла прийти в себя. Все переговоры точно в прострации находилась. – Мне очень нужно заключить контракт с ними. Дело принципа, знаешь ли, обскакать Богданова. – И причем здесь я? Мирон не станет меня слушать. – Конечно нет. Зачем ты ему? Безродная девка, что предала? У него теперь жена – дочь влиятельного политика. Ты для Богданова – пустое место. Мои губы предательски дрожат. Коршунов бьет по больному. Будто знает, куда надавить, чтобы вызвать все те чувства, что разбушевались во мне от его неприятных слов. – Твоя задача будет в другом. В папке, что ты приносила на встречу, лежат копии всех документов, необходимых для участия в тендере, точнее, для того, чтобы организация в итоге смогла исполнить заказ. Так вот. Там есть лицензия на право осуществления строительной деятельности. Тебе нужно найти оригинал. К моменту проведения торгов, а это будет в пятницу, подлинник должен будет исчезнуть. Сделка Богданова не состоится, я получу заветный контракт, а ты останешься с сыном. Ничего сложного. – И где мне найти эту лицензию? Коршунов толкает меня на грубое предательство. И это страшно. Но мой ребенок для меня важнее. – Не знаю. У тебя есть два дня – ищи. – А если Мирон все время будет на месте? – Разве это имеет какое-то отношение к делу? Так и хочется накинуться, и расцарапать его надменную физиономию. – Мне плевать, как ты это сделаешь, и на что тебе придется пойти, но в пятницу Богданов должен облажаться, поняла? Киваю. Не знаю, есть ли у меня другой выход? Есть ли еще хоть одна малюсенькая белая полосочка на моем пути, или все вокруг напрочь залило черным? Но я точно знаю одно – любая нормальная мать сделает все для защиты своего ребенка. ГЛАВА 12 Аня На работе меня ожидает приятный сюрприз. Мирон заезжает на работу буквально на пару минут. А потом сообщает, что сегодня у него несколько выездных встреч, поэтому в офисе он вряд ли появится. От неожиданной новости хочется закричать. Меня с головы до ног наполняет облегчением. Но, все же, есть один факт, что расстраивает. Нет, вроде бы он даже радует, но в глубине души возникает гаденькое чувство: Мирон выглядит отстраненным, ведет себя так, будто это не он вчера избил из-за меня человека, хотел поцеловать меня в подъезде, а потом усомнился в том, что со мной проживает ребенок подруги, а не мой собственный. Сейчас в его поведении ничто, вообще ничто не напоминает о вчерашнем дне. Сама не понимаю, почему расстраиваюсь. У временного босса есть жена, будет ребенок, и вообще – наши отношения давно в прошлом, и все, что было между нами, я хочу забыть. – Если что, я на телефоне. На завтра встреч не записывай, я обещал жене остаться дома. Всех, кто будет звонить пиши на вторник или среду на следующей неделе. Его слова бьют по мне жгучим хлыстом. «Я обещал жене остаться дома». Здоровенный комок в горле собирается за секунду. Не хватало еще расплакаться! – Все в порядке? – видимо, изменение моего состояния не остается незамеченным Мироном. – Ты бледная. – Спала просто плохо, – отмахиваюсь. – Ясно. Хорошо, что Мирон больше не лезет с расспросами. Но все логично, зачем это ему? Вообще не понимаю, почему еще надеюсь на что-то! Я же надеюсь?! Как еще назвать все эти дурацкие переживания? Как назло, телефон весь день просто разрывается от входящих звонков. Вторник и среда оказываются полностью забитыми встречами, и это при условии, что часть звонивших, просила лишь связаться с ними. Помимо этого, Мирон попросил меня разобрать несколько папок с документами, бегло объяснив, как это нужно сделать. Я, конечно, с бумагами не работала никогда, но и с этим заданием, вроде, справилась. К тому же, я бесконечно названивала тете Наташе. Меня не покидала навязчивая мысль о том, что сын мучается без маминого молока, ничего не кушает, и плачет от голода. Часа в три понимаю, что, кажется, мучаюсь от этого только я. Утром я покормила Макара перед тем, как поехать на работу, а вот другую грудь опустошить хотя бы немного, уже не успела, и теперь она до боли налилась молоком и стала чрезмерно твердой. Я понимала, что нужно бы сцедить немного, чтобы облегчить свое существование, но мне было попросту некогда. В итоге доходит до того, что молоко протекает, перепачкав сарафан. Вкладыши я не ношу, потому что в них никогда не было необходимости. И теперь меня охватывает паника. Что с этим делать? Конечно, я сама виновата. К тому моменту, как все случилось, грудь налилась так, что, казалось, взорвется. Но я проигнорировала свой дискомфорт в очередной раз, а теперь вот сижу со здоровенным мокрым пятном. Неожиданно вспоминаю о том, что в кабинете босса есть небольшой санузел. Там ничего лишнего, но горячая труба имеется. Решаю, что это единственное мое спасение. Я еще понимаю, как сильно мне повезло, что Мирона нет на месте. Как бы я ему мокрую грудь объяснила. Он, конечно, может не разбираться во всех этих женских штучках, но явно не идиот, учитывая, что когда-то мы планировали ребенка. Прячусь в кабинете начальства, и закрываю дверь. Снаружи получится войти только если у тебя есть ключ. Так что можно не волноваться. Снимаю сарафан. Вешаю его на некоторое подобие змеевика, бюстгальтер промакиваю салфетками, а затем в белье и босоножках возвращаюсь обратно в кабинет Мирона. Первым делом, сцеживаю молоко, потому что по-другому больше нельзя. С собой у меня был маленький стеклянный молокоотсос, который я кинула в сумку в последний момент, еще когда впервые собиралась на работу. Сердце кровью обливается, когда приходится в последствии вылить в раковину все, что нацедила. Безобразие! Сына пичкаю смесью, а натуральный продукт впустую сливаю в канализацию. Даже слезы на глаза наворачиваются от обиды. А все это он! Мирон виноват! Заставил меня тут торчать целыми днями вместо того, чтобы просто вернуть на работу в ресторан. Вспомнив про неприятное задание Коршунова, перебираю несколько папок с документами. Потом нахожу тоненькую синюю папочку с мелким названием «Лицензии». Нужная оказывается первой. Видимо, она основная, самая важная. Довольная убираю ее обратно на полку. Пока. Вот оденусь, а потом заберу ее с собой прежде, чем выйти из кабинета. Только вот моим планам не суждено было сбыться. Неожиданно в замочной скважине начинает скрежетать ключ. Мамочки! До уборной добежать я уже не успеваю, и поэтому, когда Мирон распахивает дверь, я оказываюсь перед ним во всей свой красе. Сначала мужчина замирает на пороге кабинета. Я тоже застываю на месте. Даже не догадываюсь хотя бы бюстгальтер прикрыть руками. – Это что? – оживает, наконец, он. – Я… Я просто… – запинаясь, пытаюсь придумать какую-нибудь адекватную причину, ведь прекрасно понимаю, как все это выглядит. Может ли здесь вообще найтись адекватный ответ?! – Чертова стерва! – рычит Мирон, а потом набрасывается на меня. Не успеваю опомниться, как оказываюсь прижатой крепким телом к шкафу с документами. Мирон нападает на мои губы как хищник на долгожданную добычу, как путник, бродивший по пустыне, на флягу с водой. Он чувственно и сладко сминает их. Я сама будто получаю что-то такое, о чем давно мечтала. Наш поцелуй становится более глубоким, и я окончательно теряю рассудок. Перестаю анализировать, выключая все мысли. Мирон подхватывает меня на руки и куда-то несет. Состояние эйфории разрастается, и я уже не могу ему сопротивляться. Кожей чувствую прохладную гладкую поверхность стола. Мужчина нависает сверху. Снова жадно целует меня, доводя до беспамятства. А потом вдруг отстраняется. Смотрит внимательно. Прямо в глаза. Долго. Точно пытается что-то понять. Мне даже страшно становится от этого пронзительно взгляда. Вижу, как губы мужчины вытягиваются в одну тонкую линию. Это нехороший знак. Потом он и вовсе возвышается над столом во весь свой огромный рост. – Пошла вон отсюда! – рычит Мирон, а мне от этих слов хочется сжаться в маленький комочек. Поднимаюсь и в слезах бегу к двери. Практически в последний момент вспоминаю про сарафан, и меняю траекторию движения, чтобы забрать его. Наверное, со стороны все это выглядит очень нелепо. Там же в ванной хватаю молокоотсос и, зажав его в ладошке, стараюсь незаметно пронести мимо начальства. Весь оставшийся день сижу как на иголках. Мирон не выходит из кабинета. Он вообще не подает признаков жизни. А мне кажется, что в любую секунду Богданов появится на пороге и заявит, что я уволена. От стресса даже сидеть нормально не могу. Ерзаю на месте, то и дело подскакивая от каждого шороха. Ладоши потеют. Надо же было так вляпаться! После того, как рабочий день заканчивается, я жду еще минут пятнадцать прежде, чем уйти. А потом все же решаю, что нет смысла дожидаться босса. Может, он сегодня вообще домой не собирается?! А мне домой надо. Там меня сын ждет, да и тетя Наташа, хоть и говорит, что все в порядке, устает с ним сильно, я знаю. У подъезда меня снова ждут коллекторы. Они опять угрожают, скалятся своими отвратительными мордами. На этот раз мне есть что отдать им, спасибо Мирону. Я вручаю им двадцать пять тысяч. Остальные деньги мне нужны на то, чтобы частично погасить долг хозяйке квартиры. Мужчины снова страшат меня. Обещают через пару дней вернуться за остальным. На этот раз я отделываюсь легким испугом. По крайней мере, они не тянут ко мне свои мерзкие лапы. Даже в квартире, когда мы остаёмся вдвоем с сыночком, не могу почувствовать облегчения. У меня внутри точно все органы ходят ходуном. Я пытаюсь избавиться от стресса всеми силами, потому что знаю, что это чревато нервозностью ребенка и даже потерей молока, но ничегошеньки не выходит. Когда малыш засыпает, я тоже обессилено падаю на диван и даю, наконец, волю рыданиям. У Мирона я работаю два дня, а уже столько всего случилось, что на стену броситься хочется. Сама не замечаю, как засыпаю. Ночью мне снятся ласки Богданова. Я чувствую, как он касается меня губами, нежно гладит ладонями, шепчет на ухо слова любви. Этот страстный поцелуй в итоге принес мне много страданий. Дал почувствовать новый вкус душевной боли, тот самый, когда тебя сначала кинули в пучину удовольствия, дали вкусить запретное, а потом неожиданно вернули обратно в реальность с ощущением сладости на губах, которую тебе никогда больше не испытать. После каждого ночного кормления я сцеживаю молоко для Макара на завтра. Его оказывается меньше, чем получилось перед первым рабочим днем, и это пугает. Оказавшись в офисе на следующее утро, я облегченно выдыхаю. Мирона нет. Надеюсь, что сегодня и не будет. Захожу в его кабинет за лицензией. Щеки начинают пылать жаром, потому что я тут же вспоминаю то, что произошло вчера. Как Мирон положил меня на стол, как отчаянно и жарко целовал. Гоню от себя дурные мысли. Из кабинета выбегаю как ошпаренная. Документ прячу в самый нижний ящик стола под другие бумаги, назначение которых мне даже не известно. Весь день то и дело поглядываю на него. Понимаю, что совершаю преступление. По факту, я украла лицензию. Да, под давлением, но украла. Мирон же все равно поймет, что документов не хватает. Я не знаю, как устроены торги, но Коршунов сказал, что в результате для сделки будут нужны оригиналы, за которыми Мирон обязательно обратится. Где-то после обеда я снова достаю лицензию из ящика. Руки дрожат. Бумага жжет пальцы. Страх рвется наружу. Я порываюсь вернуть документ в синюю папку, но вовремя вспоминаю про сыночка. Если не выполню просьбу Коршунова – этот мужчина заберет у меня ребенка. И он реально может это сделать, потому что Александр – подлый человек, способный на все что угодно, ради достижения цели, и я уже убедилась в этом на своей шкуре, когда он встретился на моем пути год назад. Отбросив сомнения, заталкиваю лицензию обратно в ящик стола. У меня просто нет другого выбора. ГЛАВА 13 Мирон Когда Аня выбегает из кабинета, я остаюсь один. Пытаюсь отдышаться. Глубоко и часто втягиваю носом воздух. Девчонка спровоцировала меня, а я повелся, как сопливый пацан! Увидел ее в таком виде, к слову, очень странном, и не смог сдержать своих желаний. Теперь мне хочется крушить все вокруг за эту слабость. Разорвать себе грудь в клочья и вытащить оттуда всю эту дрянь, что заставляет чувствовать. Свое состояние скидываю на то, что все эти дни я не спал с женой. Нет, мы лежали в одной постели, но между нами ничего не было. Каждый раз я придумывал какую-нибудь отговорку. Не мог же сказать напрямую причину своего странного поведения. Наверное, пора заканчивать с воздержанием. В результате это не приведет ни к чему хорошему. Завтра как раз отличный день, я обещал супруге провести с ней время. Семейный выходной – это прекрасно. Наверное. Я просто понимаю, что должен отвлечься, как-то сменить обстановку, очистить голову, и день с семьей – отличное тому решение. Но что-то идет не так с самого начала. Мне не дают покоя несколько вещей: сама Аня, ребенок, чей плач я слышал в квартире, где она живет, причины, по которым девушка решила снова оказаться в поле моего зрения, хотя я четко и ясно запретил это делать. Когда мы встречаемся на следующий день, я решаю, что пора узнать все. Зря в прошлый раз отменил распоряжение на сбор информации. Теперь я хочу быть в курсе всего, что у Ани там происходит. – Демьян Александрович, – в кабинет заходит руководитель одного из экономических отделов, – доброе утро. Торги по «Сириусу» прошли, оригиналы документов нужны. Обычно этим занимается моя секретарша, но тут приходится самому. Я достаю из шкафа папку с лицензиями и передаю ее Кириллу Львовичу. – Остальное у секретаря спросите, Лена должна была объяснить, что где лежит. Пока раздаю указания, Кирилл бегло пролистывает папку. – Тут заглавной лицензии не хватает, – делится он. – В смысле? – переспрашиваю я. – Ну так, в прямом. Она первой всегда лежала, а сейчас в файле пусто. – Черт! – выплевываю от раздражения. Этого еще не хватало!– Внимательнее посмотри, может, местами что-то перепутали, когда пользовались в прошлый раз. – Да нет, я уже пролистал – в папке ее точно нет. Меня раздражением пронизывает до кончиков пальцев. Такого не было никогда! У меня всегда порядок с бумагами. – Ладно, бери пока что есть, а я поищу. – Хорошо, – соглашается подчиненный. – Я у своих ребят тоже поспрашиваю. В последнее время много торгов было, вдруг лицензия все же у нас где-то заигралась. Я перерываю весь шкаф. Залажу в сейф. Вот где надо прятать все маломальски важные бумаги! Меня вдруг осенят неожиданным открытием. Аня! Лицензия пропала именно на торгах, в которых участвовал Коршунов, именно в то время, когда Анна работает у меня (с Леной ничего подобного не случалось). Позавчера я застукал ее в белье в своем кабинете, подумал, что это провокация, но ошибся. Она просто отвлекала меня. Пришла за лицензией, а одежду сняла для отвода глаз, на случай, если я все же появлюсь в офисе. Дьявольщина! Обвела меня вокруг пальца, как первоклассника! – Зайди! – рычу на Аню в селектор. Она, сжимаясь от страха, тут же появляется. – Где лицензия? – выясняю у нее с порога. – К-какая? – дрожащим голосом спрашивает. Чертова актриса! – Ты знаешь! – сквозь зубы цежу. – За эти дни я еще не успела разобраться во всех документах, – оправдывается Аня. Как же я взбешён! До одури! От ярости меня трясет. – Чтобы через три часа документ лежал у меня на столе! – яростно выплевываю. – Иначе, я даже не знаю, что сделаю с тобой! Но мало тебе не покажется, ясно? – Я-ясно, – снова заикается Аня. На ее милом личике красуется неописуемый испуг. Такой натуральный. Точно искренний. Настоящий. – Иди! – командую ей. Она тут же скрывается за дверью моего кабинета. Вот же дрянь! Возвращать бумагу девчонка не спешит. Я периодически посматриваю на часы, чтобы понять сколько времени у нее осталось. Руководитель «Сириуса» пару раз звонит мне, уточняя все ли в силе. Я уверяю его в том, что да. Кирилл через полтора часа докладывает, что у себя в отделе они лицензию не нашли, а потом один из бизнес-партнеров приглашает меня на деловой обед, с целью обсудить один проект, который намечается осенью. Я уезжаю из офиса. Когда возвращаюсь, лицензия лежит у меня на столе. – Зайди, – снова командую Ане. Она появляется в кабинете мгновенно. – Это ты положила? – Д-да. Перерыла все Ленино рабочее место и вот, н-нашла. – Врешь! – поднимаюсь со своего места. – Я никогда не давал их Лене, – лукавлю, секретарша имела к бумагам свободный доступ. – Я не знаю, Мирон… Александрович… Нашла их у Лены – это все, что я могу сказать. Подхожу к ней близко и смотрю в глаза. До безумия красивые черные глаза. Мне всегда казалось, что они не могут врать, но это лишь искусно созданная маска. – Зря я взял тебя на работу. Не стоило забывать о том, кто ты есть на самом деле. – Мирон, все не так, совсем не так, как ты думаешь, я просто… я… – тихий голосок срывается. – Так, Аня. Так. Передашь своему любовничку, что отныне он не выиграет ни одного тендера. Я задавлю его. – Мирон, – девушка умоляюще растягивает мое имя, но я больше не поддамся. Ни единому слову не поверю! Ни одному! – За расчетом можешь не заходить, в авансе я дал тебе намного больше, чем ты заработала. Аня всхлипывает, и осторожно вытирает слезу маленькой ладошкой. – Я больше не хочу тебя видеть, – бросаю напоследок, после чего предательница в слезах выбегает из кабинета. Да, глупо было думать, что все не так, что я ошибался. Предав один раз, она с легкостью сделала это снова. А я в очередной раз убедился, что не стоит давать волю чувствам. Они должны быть под запретом. До конца рабочего дня остается около часа. На улице невыносимая жара. В помещении спасает только кондиционер. Моя работоспособность на нуле. Но уходить с работы все равно не хочется, хотя сегодня я обещал Оле быть пораньше. Выхожу из офиса и, как обычно, направляюсь на парковку. На полпути мне дорогу преграждает какая-то девушка. Она реально возникает у меня на пути и не оставляет прохода. Ее враждебно настроенное личико кажется мне знакомым. Только вот откуда знаю вспомнить не могу. Беспорядочных половых связей я не веду, так что в этом плане опасаться мне нечего. – Что-то случилось? – спрашиваю у невысокой молоденькой шатенки. – Пришла на морду твою посмотреть, – с презрением выдает она. – Спросить, хорошо ли тебе, скотине, живется?! – А родители не учили, что старшим неприлично «тыкать»? – уточняю у нее, стараясь сохранять спокойствие. – Меня-то родители научили, – девчонка часто кивает головой. – Вот только ты моего уважения совсем не стоишь. – Ладно, мелочь, с дороги отойди! У меня нет времени, – пытаюсь обойти нахалку, но она снова возникает у меня на пути. – Сколько еще ты будешь издеваться над Аней? – наконец, она произносит истинную причину своего появления. Так все становится понятнее. Это ее подруга. Я вспомнил. Видел ее несколько раз за то время, пока мы с Белоснежкой были вместе. – Так вот откуда ноги растут! – усмехаюсь я. – Передай своей подруженции, чтобы близко ко мне не подходила. – С Аней все понятно, – Катя, вроде так ее зовут, взмахивает рукой. – Вечно всего боится и жалеет всех. А ты то?! Неужели, ни разу не поинтересовался, что с ней происходит? Уверена, с твоими связями это можно сделать за пару часов! – Слушай, Кать. Ты же Катя? Мне это все вообще по барабану! Так что, давай, занимайся своими делами: гуляй, развлекайся, чем вы там еще с подругой занимаетесь? А от меня отвяжитесь! Я пока, пока, – повторяю второй раз, чтобы подчеркнуть значимость этого слова, – по-хорошему предупреждаю. А как будет по-плохому, ни тебе, ни Ане лучше не знать, поняла? – Я вот теперь понимаю, почему она тебе правду рассказывать не хотела! Ты же реально не слушаешь ничего! Ты, может, слепой просто и очевидные вещи кажутся тебе вселенским заговором, да только это не так. – До свидания, – прощаюсь с назойливой девицей, и снова пытаюсь обойти ее. На этот раз Катя отстраняется, пропуская меня. – А я все-таки скажу! Слышишь, Богданов?! – кричит мне вслед. – У Ани ребенок от тебя! Зовут Макар. Ему три месяца. Замедляю шаг. Если все, что эта девка несет правда, то… – Они концы с концами сводят. Ей деньги нужны, чтобы сына кормить, за квартиру платить нечем, а ты, придурок, со второй работы ее прогоняешь. Что за сволочь ты после этого?! Она кричит слишком громко. Мне приходится вернуться и оттащить ее в сторону, подальше с прохода. – Откуда мне знать, что это не очередные ваши игры? Откуда мне знать, что ребенок мой? Аня изменяла мне! Катя закатывает глаза. – Какой же ты тупой! – без тени страха качает головой. – На вот, смотри. Она достает из сумочки телефон. Что-то там нажимает, а потом протягивает мне. На фотографии изображен ребенок. Маленький, щекастый и очень, очень похожий на меня. – Листай, там есть еще фотографии, – подначивает девушка. И я листаю. Там много фоток. Один малыш. Ребенок с Катей. А вот мальчика держит Аня. Совсем не та Аня, которую я привык видеть. На ней какая-то жуткая свободная одежда, волосы небрежно собраны на макушке, но выглядит она счастливой рядом с этим малышом. Я не могу перестать пролистывать фотографии. И я делаю это все быстрее, в какой-то нездоровой спешке. – Там, кстати, видно, в каких условиях они живут. Я много раз предлагала Ане подать на алименты и зажить шикарно. Вот только она не соглашалась никак. Все хотела подальше от тебя держаться. С аванса, что ты дал, она покрыла часть долга хозяйке квартиры, но в следующем месяце, если оплаты не будет, та с чистой совестью выгонит мать твоего ребенка из квартиры. Вместе с твоим сыном, чтобы ты понимал. – Может, вы специально наделали этих фотографий, – предполагаю я. – Стоило бы нам так напрягаться, если можно срубить с тебя бабла, просто подав на алименты?! Я понимаю, что Катя права. Но эта информация слишком сильно меня огорошила. – Ладно, давай сюда, – девчонка выхватывает у меня свой телефон. – Может, я зря, конечно пришла, но так моя совесть будет чиста. Не могу больше видеть страдания Ани. Катя уходит не попрощавшись. Я остаюсь на месте и чувствую, будто меня облили помоями. Точнее, я сам себя ими облил. Пытаюсь как-то уложить все мысли в голове. Пока там полный сумбур, и ясно только одно – мой ребенок должен быть рядом со мной. Аня Из здания Мирона я выбегаю в слезах. Не стоило мне соглашаться на его предложение! Пусть бы он лучше считал меня распутницей, чем я четыре дня терпела все это. Теперь я снова осталась без денег, без работы, вообще без всего! И понятия не имею куда податься. Когда Мирон вызвал меня в кабинет первый раз, я уже решила вернуть лицензию. Ночью плохо спала, никак не могла смириться с тем, что иду на такую низость. Решила, что обязательно придумаю что-нибудь другое, найду иной выход. Но босс приехал на работу раньше и все время был на месте. У меня реально не было возможности подложить документ обратно в папку. Страх прошиб до кончиков пальцев, когда Мирон начал разговор про лицензию. Мне пришлось ждать, когда он отлучиться, чтобы исполнить его приказ. Только вот из этого все равно не вышло ничего хорошего. Какая же я дура! Когда выхожу из здания, первым делом, звоню Кате. Хочу поделиться с ней. Мне нужно с кем-то поделиться! Рассказываю ей обо всем, что случилось (кроме Коршунова), говорю, что теперь я снова без работы. – Надо было рассказать! – снова наседает подруга. – Хуже уже все равно не будет! Как же меня бесит твой Мирон! Глаза бы выцарапала! Но я ответ только всхлипываю. Мне нечего сказать. Нечего. Все как в тумане. До дома добираюсь на автомате. В голове каша из проблем, что с увольнением свалились на меня. И все эти проблемы замыкаются на моем сыне, все грозятся забрать его! Законный отец, коллекторы, Коршунов. Всем им есть до нас с Макаром какое-то дело! От этого сердце готово разорваться. Вставляю ключ в замочную скважину. В груди почему-то появляется нехорошее предчувствие. Наверное, снова много всего накрутила. В коридоре меня встречает тетя Наташа. Ее лицо красное, особенно глаза, а, завидев меня, женщина придается горьким рыданиям. Страх скапливается внутри. Мне кается, я уже знаю, о чем она сейчас расскажет. – Ань, прости, Макарку забрали… Я ничего не смогла сделать… ГЛАВА 14 Аня – Что? – переспрашиваю я, усмехаясь. – Прости меня, девочка, прости, – рыдает тетя Наташа. – Я сделала все, что было в моих силах, но с двумя мужиками мне, старухе, не справиться. Только сейчас замечаю ее алеющую щеку и огромную царапину на правом плече. В голове будто проясняется только сейчас. Я трезвею буквально на миг, осознаю все, а потом сознание вновь туманится. Меня пошатывает. Сползаю по стеночке прямо на пол. Женщина садится рядом со мной. Дверь в мою квартиру, видимо, так и остается открытой. Нам не до этого. – В полицию надо идти, Ань, – причитает тетя Наташа. – Вставай. Надо идти. Скорее, – всхлипывая, она пытается растормошить меня, но я будто не в сознании нахожусь. – Что тут происходит? – еще один знакомый голос доносится до сознания сквозь густую пелену. – Где мой сын? Я медленно поднимаю голову. Мирон. Значит, не он забрал моего Макарку. Не он. Никогда не думала, что скажу так, но это было бы лучшим раскладом. Теперь вдруг меня накрывает сокрушительными рыданиями. Мне никогда не было так больно. Никогда. Будто рушится блок, что до этого каким-то образом защищал меня от страха и паники, и теперь они мощной лавиной наваливаются на меня, беспощадно разрушая. – Воды принесите! – команда Мирона, и, кажется, мама Кати удаляется. Богданов берет мое лицо в свои руки. – Давай! – рычит он. – Приходи в себя! Я бы и рада, но сил собрать не получается. – Где наш сын, Аня?! – мужчина трясет меня. Понимаю, что должна ответить. У меня осталось не так много вариантов. Но страх слишком силен, не дает даже языком повернуть. – Пей, на! – Мирон подносит стакан к моим губам. Наклоняет его. Заставляет глотать прохладную воду. Все это время тетя Наташа сумбурно о чем-то рассказывает. Я не понимаю ни слова. Только то, что мужчин было двое. Раз это не Мирон, получается, либо коллекторы, либо Коршунов. Александр мог еще просто не успеть получить информацию о том, что я провалила его задание. Ведь сама я ему ничего не говорила. – К-коллекторы, – выдавливаю из себя одно единственное слово. Бывший подхватывает меня на руки, и уносит из коридора. Укладывает на кровать. – Есть еще информация? Хоть что-то? Аня, вспоминай! – У одного шрам был на щеке. Большой такой, – я всхлипываю. – И волосы у обоих короткие были. Особенно у того, что со шрамом. У меня сердце разрывает, когда я думаю о том, что мой маленький сыночек, не смыслящий еще ничего, оказывается в лапах этих ужасных людей. Как он плачет, когда они пытаются его забрать. – Да, да! – подтверждает тетя Наташа. – Один со шрамом был. Уголовник настоящий. – Ладно, ждите! – четко и холодно выпаливает Мирон. – Я найду его, слышишь?! Я сегодня же найду нашего сына! Присмотрите за ней, – это уже говорит тете Наташе. – Ни на секунду не отходите! Богданов быстро удаляется, по пути набирая чей-то номер. Мне очень хочется верить в то, что моего малыша он найдет. Вот только, как поступит потом? Дальше я просто плачу. Сначала со слезами. Потом без них. Не дай Бог, любой матери попасть в такую ситуацию, в которой оказалась я. Такой страх почти невозможно терпеть. Даже слезы не приносят облегчения. Теперь я понимаю, что облажалась. Мне нужно было все рассказать Мирону. Еще в ресторане. А лучше… Лучше вообще оповестить его с самого начала, когда я только узнала о том, что беременна. Тогда, ничего этого бы не случилось. Так что виновата лишь я. – Прости меня, прости меня, сыночек… – причитаю. – Я была плохой мамой. Просто ужасной. Думала только о себе, и вот теперь что… Тетя Наташа ласково поглаживает меня по голове. Я не виню ее. Понимаю, что и сама бы могла не справиться на ее месте. Кажется, где-то на фоне слышу голос Кати. Или мне уже мерещится? Даже не знаю. – Мне кажется, у нее где-то были успокоительные, – звучит он. – Она пила их какое-то время, пока не узнала про беременность. Слышу, как она, кажется, шарит в шкафу и комоде, выдвигая один ящик за другим. – Да, где же они? – негодует голос подруги. – А вот, нашла. Срок еще не вышел. Мам, я за водой, а ты помоги приподнять ее. Крик ребенка наполняет стены моей квартиры спасительным эликсиром. Услышав его, я сама подскакиваю на месте. Очень боюсь, что плач Макарки мне чудится. А это точно он плачет. Я его голосок узнаю из тысячи. Мы втроем выбегаем в коридор, где стоит Мирон, держащий на руках нашего надрывающегося сына. Тяну к сыночку трясущиеся руки. Меня снова вот-вот прорвет на рыдания. Но я стараюсь держаться. Плакать при сыне нельзя. Он почувствует. Я изо всех сил стараюсь унять тревогу и боль, когда прижимаю к себе малыша. Мою кровинку. Моего самого любимого в мире человечка. Макарка плачет еще какое-то время, но потом, почуяв, наконец, в чьих руках находится, все же успокаивается. Мы уединяемся в комнате. Я кормлю сыночка, до боли прикусывая губу. Как же я виновата перед ним. Конечно, он маленький и, скорее всего, ничего даже не понял, но чувство вины теперь будет жить со мной вечно. Не могу налюбоваться на Макарку. Не могу нанюхаться его младенческим запахом, не могу оторвать от него своих губ, когда он заканчивает с ужином. Сыночек, еще немного повозившись, засыпает на моих руках. Я целую его в последний раз, и кладу в кроватку. На цыпочках выхожу из комнаты, чтобы не разбудить его ненароком. Маленькому нужно отдохнуть. Трое наших гостей столпились на кухне. Катя с матерью быстро покидают помещение, когда прихожу я. Подруга обещает позвонить позже. Гляжу на нее умоляющим взглядом. Боюсь оставаться с Мироном наедине. – Все будет хорошо, – шепчет Катя, едва касаясь своей ладонью моей. Мы с бывшим молчим до тех пор, пока тетя Наташа с дочерью не уходят из кварты совсем, обозначающе хлопнув дверью. – Когда ты собиралась рассказать? – начинает отец моего ребенка, будучи явно недовольным. – Если бы собиралась, сказала бы давно, – отворачиваюсь, чтобы не смотреть ему в глаза. – Ты хоть понимаешь, что все это произошло по твоей вине? – Вот, что бы ты сделал, если бы я рассказала? Что? – теперь уже не выдерживаю и гляжу на Мирона с вызовом. Бывший пропускает этот вопрос мимо ушей. Будто не слышит. Зато снова начинает наезжать: – Посмотри, в каких условиях живет мой ребенок?! В какой-то хибаре! Когда я бы мог дать ему все. У тебя в холодильнике пусто, Ань. Тебя у подъезда поджидают люди, которые требуют денег. Сколько ты должна им? Поджимаю губы от обиды. Неприятно, когда тебя вот так вот отчитывают, как какого-то школьника. – Триста тысяч, Аня. Ты могла бы все решить, обратившись ко мне сразу. Я вправе был знать про сына, ясно? – Ты бы его забрал. Я слышала, как ты сказал это. – Что за бред? – хмурит брови. – В своем кабинете ты говорил об этом тому мужчине, я слышала. Сказал, что заберешь малыша даже силой, – начинаю всхлипывать. Понимаю, что Мирон все еще может это сделать, тем более сейчас, после того, как маленького похитили. Богданов запускает руки в волосы. Отворачивается к окну. – А если бы я не пришел сегодня? Если бы твоя подруга не рассказала мне про ребенка? – Так это Катя?! – говорю больше для смой себя. – Неизвестно, что было бы, ты это понимаешь? Хорошо, что моего сына похитили только что, и удалось быстро разобраться с этими ублюдками. А если нет? Ты отдаешь себе отчет? Начинаю плакать. Мирон прав. Сегодня нам просто повезло. Стечение обстоятельств. Да, коллекторы бы вышли на связь, это точно, ведь ребенок им не нужен, им нужны деньги. Вот только сколько времени бы прошло?! – Успокойся, – мужчина протягивает мне платок. – Долг я погасил. Этих уродов наказали мои парни. – С-с-спасибо, – заикаясь благодарю я. – Зачем ты вообще брала деньги, если знала, что не сможешь отдать? – Ты выставил меня на улицу в одном платье. У меня не было ничего. Мне банально негде было жить. Я же не могла вечно ютиться у Кати. Они с матерью сами в однушке живут. А когда про беременность узнала, надо было решать вопрос о жилье, М-макарке нужны были коляска, кроватка, о-одежда… Т-тут как раз подвернулось это предложение из банка, и я подумала, что денег хватит на какое-то время, чтобы платить за квартиру, а на оставшиеся смогу купить все н-необходимое. Я всхлипываю слишком часто. Сейчас, когда рассказываю это все, даже самой себе произнесенное кажется бредом. Представляю, что сейчас видит перед собой Мирон. – Работа в «Венеции» была моей надеждой на выход из сложной ситуации, но тут появился ты со своими подозрениями. – После того, как ты поступила со мной, я имел на это право! – цедит мужчина. – Ты так ничего и не понял… Наверное, теперь мне никогда не реабилитироваться в глазах любимого мужчины. Он так и будет думать, что я переспала с Коршуновым, хотя между нами не было ничего. Он все подстроил. С самого начала. Не знаю, в чем была его выгода, да мне и неважно. Видно только одно – план ублюдка увенчался успехом, а эффект был таким сильным, что до сих пор не рассеялся. Мы оба молчим какое-то время. Я все так же всхлипываю и вытираю слезы. Стараюсь держать себя в руках, чтобы совсем не разреветься. Потом все же решаю задать вопрос, что волнует меня больше всего, от которого сердце от волнения ухает вниз: – Теперь ты заберешь у меня сына? ГЛАВА 15 Аня Я с замиранием сердца жду его ответа. Даже перед глазами от волнения темнеет. Мирон смотрит на меня очень внимательно, точно изучает. Пытается понять, какие чувства я сейчас испытываю. – Ребенок еще слишком маленький, чтобы смог обойтись без тебя. Облегчение заставляет меня с шумом выдохнуть. – Но в таких диких условиях мой сын жить не будет, – говорит, как отрезает. – Но… Это единственное жилье, которое у меня есть… Пока, – спешу оправдаться. – Я решу этот вопрос завтра. Сейчас уже довольно поздно, чтобы можно было что-то придумать. Но отсюда ты уедешь. И как можно скорее. Так что можешь начинать паковать вещи. – Прости, но… хозяйке этой квартиры я тоже должна, – переступая через себя, выдаю я. Мирон смотрит на меня как-то странно, а потом спокойно отвечает: – Я заплачу. – Спасибо. Я благодарна, Мирон. Сынок – все, что у меня есть. Я ради него на все готова. – Как его зовут? – Макар. – Хорошее имя. Мужчина отворачивается к окну. Закусываю губу. – Я не могла тебе сказать, понимаешь? – не знаю, уместно ли то, что я говорю. – Потому что ты врушка? – затягивает бывший свою привычную песню. – Потому что ты мог забрать Макарку. А я бы этого не пережила. На кухне повисает неприятная тяжелая пауза. Она давит на плечи. Сынок спасает нас от неловкого момента, начав негромко плакать. Я бегу в комнату, как делаю это обычно. Мирон идет за мной. Сердцебиение учащается. Внезапно возникшее волнение делает меня какой-то рассеянной. Спешу взять сыночка на ручки, но под контролем его отца, чувствую себя неуверенно. Поудобнее располагаю Макарку на руках и начинаю медленно покачивать из стороны в сторону. Постепенно его плач становится все тише, а затем прекращается вовсе. Я тоже замедляюсь, уменьшая амплитуду покачиваний, пока не останавливаюсь окончательно. Поверить не могу! Сегодня я чуть не потеряла свое сокровище… Да я бы жить без него не смогла. Как представлю, что могло бы с ним случиться – сердце обливается кровью. Только хочу положить сынишку обратно в кроватку, как его отец останавливает меня. – Подожди, – тихонько говорит он. – Я хочу посмотреть на него. Замираю с ребенком на руках. Сколько раз представляла себе этот момент. Сколько мечтала о нем, но не думала, что он будет восприниматься так волнующе. Мирон делает два шага ко мне и встает слишком близко. Я чувствую, как он горяч. Как сильно мне тоже хочется ощутить хоть немного его внимания и тепла. Все процессы в моем организме замедляются настолько, что я даже слышу биение сердца Богданова и тихое, едва ощутимое, сопение его сына. Мирон протягивает ладонь к Макару. Сначала тихонько гладит его по голове, а потом пальцем нежно касается личика. – Он так похож на меня… – будто против воли произносит Богданов. – Да, – зачем-то отвечаю я. – Настоящий красавец. Поднимаю взгляд на бывшего, и он тоже теперь смотрит на меня. Я давно не видела этого взгляда. Теплого. Нежного. Светящегося любовью и заботой. Мне кажется, мужчина снова о чем-то размышляет. Он смотрит не отрываясь, как и я. Этот миг будто замирает, и время перестает бежать. Такое впечатление, что мы оба ненамеренно сейчас представляем, как бы все могло сложиться, если бы… – Кажется, мне пора, – слышу от Мирона в тот самый момент, когда ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Я не должна ничего чувствовать. Не должна ничего желать. Не должна фантазировать о том, как могло бы получиться. У Богданова есть жена. И она беременна. Мирон сделал свой выбор. Он не оставил шанса нам. Убил нас. – Да, наверное… – неуверенно отвечаю, пожимая плечами. Глаза вновь начинает жечь. Но я не расплачусь при нем. Нет. – Я позвоню тебе завтра, когда все улажу. Будьте готовы. – Хорошо, – соглашаюсь. – Но нам многого не надо. Лишь бы крыша была над головой. – Разберусь, – холодный ответ не выражает никаких эмоций. А чего я ждала? Снова напридумывала себе несбыточных фантазий, в которых я и Мирон счастливы вместе. Мужчина быстро уходит, будто хочет поскорее убежать, пока не случилось чего-то непоправимого. Или это снова мои фантазии? Я укладываю сыночка и возвращаюсь в кухню. Наливаю себе чая с молоком. В последнее время кажется, что грудного молока стало меньше. К сожалению, стресс и сокращение количества кормлений сказываются на моей лактации негативным образом. Убеждаю себя в том, что все плохое позади, а то, что ждет нас с Макаром в будущем, определенно, должно быть лучше всего, что мы уже пережили. Только вот стоит ли на это надеяться? За всеми этими переживаниями, связанными с потерей сына и с тем, что было после, я совсем забыла о преследовании Коршунова. Он же не отстанет. Я провалила его задание, не выдержала, и решила вернуть Мирону документ. Не смогла пойти на эту подлость, хотя и уверяла себя, что другого выхода нет. И теперь надо мной угроза Коршунова нависла с удвоенной силой. Он ведь узнает, что проиграл на торгах, а, может и уже знает. Теперь только остается ждать его следующего шага. Возможно, стоит рассказать Мирону о том, что случилось, вот только я пока не готова. Тема с Коршуновым под запретом. Не стоит рушить хрупкий мир, что зародился между мой и Мироном сегодня. Надеюсь, что Александр просто отпустит меня, раз я теперь буду под защитой бывшего. На следующее утро звонок моего мобильного раздается где-то в десять. Богданов сообщает о том, что будет у нас через час, и что мы должны быть готовы со всеми вещами. Так же он сказал, что я, при желании, могу оставить все свои пожитки в этой квартире, ведь он намерен обновить все детские принадлежности, в том числе коляску, кроватку и прочее. Свою одежду и вещи малыша я собираю в большую сумку и два пакета из супермаркета. Не верится, что мы уезжаем. Радостно и страшно одновременно. Вдруг Мирон решил разлучить нас с сыночком, и все эти сборы лишь отвлекающий маневр? Пунктуальный по любым вопросам Богданом приезжает за нами в указанное время. Двое его мужчин забирают наши скромные пожитки. Я хватаю Макарку, который уже минут пятнадцать разглядывает подвесные игрушки на развивающем коврике. Малыш поначалу кривится в желании заплакать, но в моих руках быстро успокаивается. Ему то уж точно нечего бояться. Мужчины с нашими вещами быстро исчезают из поля зрения. Когда мы выходим на улицу, я пытаюсь найти хотя бы одного из них, но не выходит. Мирон щелкает брелоком, и его внедорожник издает соответствующий сигнал. Бывший распахивает заднюю дверцу своего авто, где уже прикреплено детское кресло для Макара, подходящее по возрасту. – Чего застыла? – спрашивает Богданов. А меня внезапно одолевает новый приступ беспокойства. Я же понятия не имею, что на уме у отца моего ребенка. – Давай, помогу, – предлагает он, видя мое замешательство. Машинально сильнее сжимаю сына в руках, и даже немного отворачиваюсь. – Ань, мы все равно уедем, – напоминает бывший. – Ты точно не заберешь у меня Макара? Сынок – все, что есть у меня, – мой голос слегка подрагивает, когда я спрашиваю это. – Я же сказал, что вы просто переедете. Не хочу, чтобы мой сын хоть в чем-то нуждался. Я могу дать ему все. И дам, ясно? Тебе только не нужно чинить этому препятствия. Сажай мальчика в кресло, и мы поедем. Продолжаю стоять на месте, но на сей раз решаю поделиться своими переживаниями: – А что, если ты дашь газу, как только я пристегну Макарку ремнями? – внимательно смотрю на Мирона. – Ты серьезно сейчас? – он выгибает бровь. – По-твоему, я лишу сына матери, что кормит его и ухаживает? Я что, совсем идиот? Ты за кого меня принимаешь? – За человека, который прет напролом, если что-то задумал. За человека, у которого есть жена, что вполне может поухаживать за малышом. За человека, который меня презирает и считает дрянью. Всю эту неделю ты вел себя, как скотина, Мирон, а теперь хочешь, чтобы я с легкостью доверилась? – Я тебе обещаю, что ты будешь с малышом. По крайней мере, пока, – его ответ, наверное, должен успокоить меня, вот только этого не происходит. – Знаешь, когда-то ты обещал никуда меня не отпускать… – с грустью вспоминаю. Губы Мирона вытягиваются в одну линию. Разговором он недоволен. – Не нужно было предавать меня, – безразлично и холодно говорит он. Я лишь качаю головой. Бесполезно разговаривать. Мирон привозит нас в комплекс элитных новостроек с видом на реку. Конечно, я понимала, что он перевезет нас ни в хрущевку немного лучше нашей, а в нормальную квартиру или дом, но то, что жилплощадь будет настолько дорогой и шикарной, я не могла даже представить. – Хотел купить дом, – поясняет Мирон, пока я рассматриваю апартаменты, – чтобы ребенок больше гулял и дышал свежим воздухом, но тогда у меня не будет возможности приезжать. Он будто извиняется. – Ты купил эту квартиру? – уточняю у него. – Да, сегодня утром. Знакомый риэлтор нашел мне ее за ночь. И быстро все оформил. Здесь очень светло и просторно. Ни то, что было у нас на съемной. Дом находился в окружении старых деревьев, и в комнатах постоянно было темно. А тут: современный ремонт, большие окна с шикарным видом. Да о таком доме можно только мечтать! – Для ребенка пока ничего не готово, – с некоторым сожалением произносит мужчина. – Но сегодня в течение дня я все организую. Распоряжения уже отдал. – Спасибо, – благодарю его. – Но нам многого не надо. Мирон никак не реагирует на мои слова. – В холодильнике, кстати, уже должны быть продукты, – он идет на кухню, чтобы проверить это. – Да, все в порядке. Сажусь на диван, разворачиваю сынишку, чтобы он тоже мог посмотреть на наш новый дом. – Смотри, малыш, здесь мы теперь будем жить, – говорю я ему, целуя в макушку. – Дай, мне подержать его? – просит отец, усаживаясь рядом. Я осторожно передаю ему Макарку, на всякий случай, немного придерживая. – Сейчас Макар уже держит голову, но все равно надо контролировать. Помогать. Мирон откидывается на спинку дивана, прижимая к себе сына. – Ну, привет, – его голос становится чрезвычайно нежным, когда он обращается к сыну. – Я твой папа. У меня в груди внезапно возникает сильное волнение. Глаза невольно наполняются слезами. Всегда думала, что этот момент вызовет у меня массу умиления, правда, если честно, не верила в то, что он наступит. Малыш ведет себя на удивление спокойно. Он тоже будто рассматривает папу широко раскрытыми глазами. Мне кажется, что этот немой зрительный контакт значит очень многое. Наверное, реально существует невидимая связь между отцом и сыном, и она есть несмотря ни на что. Даже разлука не имеет никакого значения. – Он очень похож на тебя, – сообщаю очевидные вещи. Хочу как-то разрядить обстановку, наладить контакт между нами. – Именно это не дает мне сомневаться в том, что мальчик мой. Мирон продолжает рассматривать Макарку. – Мы оба прекрасно знаем, о твоей связи с Коршуновым. – Не было никакой связи! Я устала повторять тебе это! – тихо, но уверенно заявляю. – Я застал тебя в номере отеля в одном белье. В номере Коршунова, Ань. Камеры подтвердили, что ты пришла с ним туда в прошлый вечер. И я больше не желаю обсуждать эту тему. Приходится замолчать. Как достучаться до него, если он не слушает? Но, наверное, это неважно уже. Моя личная боль волнует меня мало. Она вообще не значит ничего, лишь бы счастлив был мой сынок. Мирон в одночасье решил все наши проблемы. Избавил от коллекторов, купил квартиру, забил холодильник. Теперь лишь бы был рядом, с сыном. Видел, как он растет, как становится взрослее и набивает собственные жизненные шишки. Уверена, Богданов станет хороши папой. – Мирон, – осторожно начинаю разговор снова, – обещай, что не выставишь меня за дверь?! Макарка для меня – смысл жизни. Без него я умру. Мне нужно знать, что мы будем вместе. Он поджимает губы, точно размышляет над ответом. – Обещаю, что пока мой сын будет нуждаться в тебе, ты будешь рядом. – Спасибо. Этот ответ меня вполне устраивает. Я и не ждала, что между мной и Богдановым все в миг изменится. Но нам придется идти навстречу друг другу ради нашего сына, ради его благополучия. – По-моему, ему пора поменять подгузник, – перевожу тему. – Сейчас принесу все. Мчусь к своим сумкам. Там у нем есть дешевенькие пеленки и памперсы, детский крем. Сама не знаю, почему так волнуюсь. Будто на экзамене. Кажется, что Мирон будет внимательно следить за всем, что я делаю, дабы уличить в каком-нибудь несоответствии, а потом выкинуть. Я все еще не могу поверить в то, что он искренен со мной. Забираю малыша из рук отца. Укладываю на пеленку. – Ты что будешь смотреть? – уточняю у мужчины, хотя это выглядит очень глупо. – Конечно, – тут же отзывается он. – Я тоже должен научиться хотя бы элементарному уходу за ним. – Я могу сама справиться со всем, тебе необязательно… – не успеваю договорить, потому что меня перебивает уверенный мужской голос. – Давай, ты не будешь решать за меня. Своим ответом Мирон как бы напоминает, что мы просто родители, эта единственная связь между нами. А я вдруг начинаю фантазировать о том, как хорошо бы было нам сблизиться, какой семьей мы бы могли быть, где бы сделали детскую в огромной доме Богданова. Этот вопрос, кстати, мы решили еще на стадии планирования ребенка. Мирон тогда сказал, что для малыша определит лучшую комнату в доме. ГЛАВА 16 Мирон Уму не постижимо! Я держу в руках своего сына! Маленький щекастый комочек, чьего общества меня так нагло хотели лишить. Уверен, если бы не Катя, Аня до сих пор бы играла в партизанку, а я, в очередной раз вычеркнув ее из своей жизни, постарался бы снова забыть обо всем, что случилось. Получается, я даже обязан девчонке. Пока мои парни гонялись за коллекторами, которые не успели далеко уйти, я кое-что узнал о бывшей. Оказалось, что она, действительно, давно живет в этой квартире, что должна хозяйке, что с малышом ее постоянно видят либо одну, либо с подругой. Конечно, это не снимает с нее обвинений в предательстве годичной давности, но, по крайней мере, теперь я уверен, что Аня не работала на Коршунова и не связана с ним сейчас. А, значит, лицензию не воровала. Если честно, я до чертиков рад этому факту. Понимаю, что между нами больше ничего не может быть и не будет, но, тем не менее, успокаиваюсь. Я не могу оставить ребенка в этой халупе, но и не могу лишить мальчика матери, даже несмотря на предательство. Поэтому решаю перевезти их в нормальную квартиру. Мне не хочется больше упускать время. Я и так был в стороне слишком долго и непростительно много пропустил. После того, как узнал о сыне и впервые увидел его, не мог думать больше ни о чем другом. Ночью не спал. Все представлял, как держу плачущего малютку на руках, как мои ребята колотят обидчиков сыночка. До безумия зол на Аню за то, что она так поступила. Должна была рассказать мне в первую очередь! Не доводить до того, что ребенка заберут. Думал, вернусь в квартиру с малышом, устрою ей такой нагоняй, что она на всю жизнь запомнит. А в итоге, увидев ее расстроенной и убитой горем, не смог нормально отчитать. Стало так жаль ее. Аж сердце сжалось. Заболело. Прижать захотелось Аню вместе с ребенком. Где-то в голове пробежала мысль о том, что вот она моя семья, что мне не нужно больше никто, кроме этих людей, что я готов остаться навечно в этой замызганной квартирке, лишь бы быть с ними рядом. Но я вовремя напоминаю себе о том, что Аня спала с Коршуновым за моей спиной, что предала меня, и не стоит моей любви, пусть даже и родила для меня сына. К бывшей и малышу я прихожу уже третий день подряд. Мне нравится возиться с сыном. Я будто пытаюсь за короткий срок наверстать все, что пропустил. Сегодня вот даже отменил важную встречу, чтобы провести с Макаром как можно больше времени. Каждый раз приношу с собой какой-нибудь подарок. А Аня меня одергивает. Так и сегодня. – Мирон, я же тебе сказала, что нам пока ничего не нужно! – немного взволнованно произносит она. – Посмотри кругом! Ты и так эту квартиру превратил в детскую игровую комнату. Здесь нет ничего общего с той жилплощадью, что ты купил. – Подарков много не бывает, – спокойно отвечаю. – У моего сына должно быть все. И будет. Мать моего ребенка тяжело вздыхает, но больше ничего не говорит. Это хорошо. Нам только споров на пустом месте не хватает. Внезапная трель дверного звонка заставляет нас переглянуться. – Ты кого-то ждешь? – уточняю у Ани. – Нет, – уверенно заявляет она, передавая мне сына. Девушка идет открывать дверь, и я неспешно следую за ней, покачивая на руках ребенка. – Я так и знала! – слышу, как из коридора доносится знакомый голос. – Где этот кобель?! Это Оля. Понятия не имею, как она узнала про квартиру. Если только следила за мной. Иначе никак. Слышу, как по паркету стучат ее каблуки. Она уверенной походкой проходит в комнату. Увидев меня с малышом на руках, жена, кажется, даже не удивляется. Точно знала, какую картину застанет. Зато у меня ее присутствие вызывает раздражение. Такое поведение недопустимо. – Мирон, что здесь происходит? – нападет жена, завидев меня. – Может, объяснишь? Я ничего не отвечаю, только перевожу взгляд на Аню, что с виноватым видом стоит позади Оли. – А тебя не учили снимать обувь в гостях? – спокойно интересуюсь у супруги, полностью игнорируя ее вопрос. – Я все вымою, – вместо нее отвечает Аня. – Я тебя с любовницей застала, а ты мне про обувь втираешь? – настрой Ольги не меняется. Она зла, я понимаю, но я сейчас зол намного больше. – Ань, подержи Макара, – говорю я, а затем, когда та забирает у меня сына, хватаю жену за руку и тащу за собой в комнату. – Ты что тут устроила? – рычу на нее, невзирая на то, что Оля беременна. – Это ты что устроил? У тебя жена в положении, а ты по бабам шляешься! До хруста сжимаю кулаки. Истеричка. – Зачем следила за мной? Кто дал тебе право за мной следить? – озлобленно рычу. Терпеть не могу, когда лезут ни в свои дела. – А мне сразу не понравилась эта секретарша и то, как ты смотрел на нее! – Отвечай на вопрос, Оля! Кто позволил тебе за мной следить? Я как могу держу себя в руках. Мне хочется вышвырнуть нахалку из квартиры, а потом поговорить с ней дома, в более спокойной обстановке. Но я понимаю, что моя жена из тех женщин, что не отступит просто так. С детства избалованная, она привыкла, к тому, что все пляшут под ее дудку. Еще и додумается Аню тронуть. Решать нужно здесь. Пока не произошло чего-то непоправимого. – Мы только поженились, а ты уже по бабам ходишь! Думаешь, я не заметила, как изменилось твое поведение с тех пор, как появилась она? Я же не слепая. И ребенку ты не обрадовался. Может, вообще я тебе не нужна? Мы с малышом не нужны? Она демонстративно укладывает руку на живот, пытается надавить на меня, вызвать чувство вины, только его нет. – Ребенок Ани тоже мой сын. Я навещаю его здесь. Только тебя это никак касаться не должно. Потому что это не твоего ума дело, ясно?! – Значит, на меня теперь по боку да? На меня и на моего ребенка! – Вообще-то, Оль, я женился на тебе. Я выбрал тебя, дурочка, – решаю сменить тактику. Нужно быстрее выпроводить жену из квартиры. – Но и сына бросать я не намерен. Мой ребенок должен жить хорошо. И я могу себе это позволить. На наших с тобой отношениях это никак не отразится. Только ты не смей больше следить за мной! В следующий раз я буду с тобой разговаривать по-другому, поняла?! – Все ясно! – своего настроя жена не меняет. – Ты здесь что угодно наплетешь, но совместные дети с другой женщиной – это плохо, в любом случае. Мне кажется, тебе надо выбрать. Или я с моим малышом, или этот ребенок! Если думаешь, что я собираюсь быть на вторых ролях, или носить рога, что ты мне тут наставляешь, то нам не по пути. Увы. Как же с вами, бабы, тяжело! Оля, недовольно цокая каблуками, выходит из комнаты. Я не спешу ее останавливать. Поговорим вечером. Пусть остынет. И я остыну. Нам всем надо остыть. Если честно, я вообще не собирался ей рассказывать о сыне. По крайней мере, пока. Домой я возвращаюсь поздно. Думаю, что жена уже спит. Вот только она встречает меня практически на пороге. В шелковом домашнем халате и без косметики, она уже не выглядит фурией, что налетела на мою новую квартиру. Кажется более спокойной и адекватной. Быть может, нам даже удастся нормально поговорить. – Мирон, слушай, – Оля начинает первой, – я тут подумала… Дети ведь, это счастье… Давай, просто заберем твоего сына себе. У нас тоже скоро будет малыш. Думаю, я справлюсь и буду хорошей мамой этим детям. – Ты серьезно сейчас? – выгибаю бровь. Такого поворота событий я не ожидал. Мне в принципе сложно было представить жену матерью, а чтобы у Оли появилось желание забрать чужого ребенка – это вообще что-то из области фантастики. – Да. Я все хорошенько обдумала и решила, что это отличная идея! Раз, как ты говоришь, та секретарша для тебя ничего не значит, и дело в сыне, мы просто можем забрать его. Я на это пойду. Ради нас. ГЛАВА 17 Аня Прошло три дня с тех пор, как мы с сыном переехали в новую квартиру его отца. Мне нравится жить здесь. Тут есть все. Буквально все. И, помимо этого всего, Мирон выкупил для сына, кажется, целый детский магазин. В первый день у меня чуть голова не закружилась от количества курьеров, сборщиков и тех вещей, что они с собой привозили. Кроватка, коляска, пеленальный столик, даже стульчик для кормления и молокоотсос! К детской кровати в обязательном порядке шли бортики ручной работы (так было написано на этикетке), тонкое, приятное к телу постельное белье и принадлежности. Правда, сынок все равно не захотел спать там, и ночью мы дружно удрыхли на моей двуспальной кровати. Еще вчера к нам приезжала жена Мирона. Я сильно разволновалась, но бывший успокоил меня, обещая, что все будет в порядке, что переживать не о чем. Пока они ругались в комнате, меня чуть не задушили слезы. Мирон – мой любимый мужчина, и переломить эти чувства, пережить их, у меня не получается. Особенно теперь, когда он ежедневно общается с сыном. Даже между нами, кажется, тронулся лед. Мы держимся на расстоянии, но я вижу те невидимые нити, которыми мы связаны. Кажется, рано или поздно, они притянут нас слишком близко, так близко, что мы наделаем много глупостей. Но только беда не приходит одна, как это обычно и бывает. И вечером того же дня, как Ольга устроила скандал в моей квартире, на сотовый пришла смска. Номер оказался мне незнаком, но по содержанию автор письма угадывался без сомнений. Неизвестный номер: «Ты уже начала бояться, малышка?» Я даже в мыслях прочитала его голосом Коршунова. Представила, как он хищно ухмыляется, когда задает мне этот страшный вопрос. Как его глаза загораются бешеным блеском. Если честно, за эти дни я успела забыть про Александра. Поверила в то, что все, наконец, налаживается, и страшные времена позади. Я вообще думала, что он перестанет следить за мной, когда поймет, что теперь я вместе с Мироном. Здесь охраняемая территория, и я не выхожу за нее ни на шаг. Для посетителей нужен пропуск и все визиты записываются дежурным. Но после сообщения все равно становится страшно за сыночка. Я просто не переживу, если с ним что-то случится снова. Поэтому принимаю решение рассказать все Мирону, как только мы увидимся в следующий раз, пусть даже придется признаться в краже лицензии. Ну и будет он меня теперь считать воровкой, да, что с того? Главное, о малыше позаботится. Наверное, мне стразу стоило рассказать все, а не играть в эти шпионские игры. Катя была права, расскажи я про сына с самого начала, не пришлось бы терпеть столько страданий. – Вот это хоромы! – восхищается Катя, которая впервые пришла к нам в гости. Она падает на диван и раскидывает по сторонам руки, в расслабленной позе разглядывая вид из панорамного окна. – Катюх, думаю, ты была права, – решаю признать собственную ошибку. – Надо было про Макарку рассказать сразу. Вот прямо тогда, когда забеременела. Не знаю, чего я боялась, только бед на свою голову накликала. – Катя плохого не посоветует, – подруга расплывается в довольной улыбке. – Хорошо, что хоть у меня есть мозги, а то сидели бы до сих пор по углам, как два барана. А ребенок бы мучился. Это сейчас он маленький, ему неважно где жить, лишь бы с мамой, а потом что? – Да, я вела себя, как эгоистка, признаю. В следующий раз буду тебя слушать, честное слово! – Смотри у меня! – Катя наиграно грозит мне пальцем. Макар начинает плакать, и я бегу к нему в комнату. – Руки пойду помою! – кричит мне из гостиной подруга. Сынок успокаивается сразу, как только я беру его на руки. Решаю сначала показать малыша Кате, а потом уже покормить, поэтому, первым делом, возвращаюсь в зал. Там слышен шум воды из ванной, а так же странные шорохи из коридора. Сначала я внимательнее прислушиваюсь, но когда понимаю, что там кто-то есть, и это точно не Мирон, среагировать хоть как-то не успеваю, только отступаю немного назад. Из темного коридора медленно и почти неслышно выходит какой-то мужчина среднего телосложения. В голове тут же всплывает сообщение от Коршунова. И меня буквально парализует от ужаса. Я вроде и хочу пошевелиться, закричать, но ничего из этого не выходит. Я лишь сильнее прижимаю к себе сына. Не отдам! – Без глупостей, – предупреждает меня мужик. – Отдашь мальчишку, и сама не пострадаешь. Он продолжает наступать на меня, а я все так же пячусь. Этот человек криминальной наружности точно пойдет до конца. Как и я. – Не глупи, деваха! – он снова обращается ко мне. Как раз в этот момент из ванной тихо выходит Катя. Она осторожно тянется к большой вазе, что стоит у самого входа в комнату. Я понимаю, что должна отвлечь похитителя, поэтому решаю поддержать разговор с ним: – Убирайтесь отсюда! – произношу как можно более громко. – И Коршунову передайте, что он ничего не получит! Подруга замахивается, и ударяет незваного гостя вазой по голове. Мы обе замираем в ожидании развязки. Тело неизвестного мужчины теряет равновесие, и он мешком падает на пол. – Кать… – испуганно обращаюсь к подруге. – Все нормально, нормально, – говорит она, но я вижу, что совсем ненормально. Подруга испугалась не меньше меня, но, при этом, сумела повлиять на ситуацию. – Он хоть жив? – спрашиваю у нее, но сама боюсь подходить близко. – Ань, не нагнетай, а?! Катя склоняется над, безвольно валяющимся на полу мужиком. Осторожно касается пальцами его шеи. Я наблюдаю за всем происходящим с замиранием сердца. Как бы ни зла была на этого ублюдка, все же, он должен остаться жив, иначе, даже страшно представить, какие последствия нас ждут. – Ну, что там? – чувствую, как жар обжигает тело, шея покрывается неприятной испариной. – Вроде жив, – с облегчением выдает девушка, и я с шумом выдыхаю. Слава Богу, что все обошлось. Не знаю, как пережила бы, если бы мы отправили незнакомца на тот свет. – Надо связать его, – рассуждает подруга. – А то очнется – снова на нас кинется. – Да, у меня вязать нечем… Хотя… Если только пояс от платья?! – в голове начинаю прикидывать все возможные варианты. – Или подвязку от штор можно. – Тащи пояс, – решает Катя. Я укладываю Макарку в колыбельку, которая как раз стоит в гостиной для удобства, а сама бегу к шкафу. Потом мы с подругой связываем незнакомцу руки так сильно, как только получается. – Надеюсь, мы доступ крови ему не перекрыли, – взволнованно интересуюсь. – Да, пофиг! – отзывается Катька. – Я бы ему все, что угодно перекрыла за то, что он хотел сделать. Ты мне только одно скажи: ладно, в прошлый раз Макара забрали коллекторы, о которых ты почему-то молчала. Теперь что? Разве, твой Мирон не закрыл долг? Или это месть такая? Или я опять чего-то не знаю? Грубо вздыхаю. Катя права. Я слишком много скрывала от нее, а справиться со всеми проблемами самостоятельно так и не смогла. Это оказалось сильнее меня. Я одна против безбашенных мужиков – как малыш с прутиком. И почему я вообще думала, что справлюсь? Рассказываю подруге про Коршунова и его угрозы. Она демонстративно потирает лоб ладонью. – Ань, ты у меня точно нормальная? Ты почему столько времени молчала? Нужно было сразу рассказать мне! Ну, мне, как минимум, а еще лучше этому твоему Мирону. Кстати, звони ему скорее, пока это чудовище не очнулось. Сейчас то нам помощь точно не помешает. – Да, точно! Надо скорее звонить. Хотела рассказать завтра, но не успела, – будто оправдываюсь сама перед собой, когда произношу это. – Я просто в шоке! – не перестает удивляться Катя. Мужик приходит в себя через какое-то время. Мирон еще не приехал, и нам приходится оставаться с ним наедине. Он беспомощно елозит по полу и матерится. Мы с Макарчиком прячемся в нашей комнате. Не стоит ему на это смотреть, даже если он еще ничего не понимает. Катя остается в гостиной, чтобы следить за нашим пленником. В какой-то момент его брань переходит в мычание. Похоже, подруга сумела каким-то образом заткнуть ему рот. Мирон буквально врывается в квартиру. Когда слышу звук распахивающейся двери, тоже выбегаю в зал. Сынок как раз только заснул после еды. Его отец взбешен настолько, что я не могу узнать его. Первым делом, Мирон ударяет похитителя ботинком в бок, хотя я знаю, что насилия он не приемлет. Потом, видимо, берет себя в руки, чтобы не наделать глупостей, и не устроить самосуд прямо в своей новенькой квартире, обеспечив тем самым себе проблемы с органами. – Ах, ты, тварь! – рычит бывший, за грудки приподнимая преступника. Он тянет его на себя и цедит каждое слово прямо тому в морду. – Кто послал тебя? – произносит он, но в ответ слышится лишь невнятное мычание. Только теперь Мирон вытаскивает кляп. По-моему, мой мужчина сейчас немного не в себе, но очень старается контролировать все, что сейчас происходит. По его движения и словам я замечаю, что он готов бы и убить обидчика сына, да прекрасно осознает последствия, держится из последних сил. Я помню эту ярость. Знаю ее. Впервые познакомилась с ней в тот день, когда Мирон застал меня в номере Коршунова. Но и тогда ему отлично удалось справиться со всем, хотя в глазах и мелькали устрашающие молнии. – Я ничего не знаю, – лопочет мужик. – Мне просто дали денег. Заказчика я не видел. Да и пофиг мне! Деньги нужны. Мирон просит нас с Катей выйти из комнаты. Мы прячемся в спальне. Не знаю. Сколько времени проходит, но Богданову так и не удается ничего узнать. Преступник продолжает утверждать, что не видел заказчика ни разу, да и личностью его не интересовался. Ему важны были только деньги, которые за это пообещали. Я боюсь даже думать о том, что было бы, если бы не пришла Катя. Как бы я сама справилась с похитителем? И справилась бы? От этих вопросов, ответов на которые у меня нет, становится не по себе. Получается, даже здесь, на охраняемой территории, я не могу чувствовать себя спокойно, и от этого жутко становится. – Полицию вызовите, – распоряжается Мирон, когда заглядывает к нам в комнату. – А с тобой, – он внимательно смотрит на меня, – нам нужно серьезно поговорить. ГЛАВА 18 Мирон Полиция забирает мужика, что пытался похитить моего сына. Он был весьма непримечательной, даже бомжеватой внешности, и я, в принципе, верю ему в том, что имя заказчика он не знает. Такие ради пары тысяч собственную мать продадут. Кому же так понадобился мой ребенок? Ярость разливается по телу, но я изо всех сил стараюсь контролировать ее. Мне нужен ясный ум. Я должен здраво мыслить, чтобы разобраться со всем. Коллекторы похитили Макара по вине Ани. Она задолжала банку, а деньги возвращать было нечем. Сейчас же я расплатился со всеми ее долгами, тем отморозкам мои парни доходчиво объяснили, что подходить к Ане больше не стоит, поэтому с ее стороны охотиться за малышом больше некому. Может, конкуренты? У меня буквально все нутро выворачивает, когда я думаю о том, что кто-то хотел забрать моего сына. Устало оседаю на диване. Тру лоб. Мне кажется глупостью желание кого-то из моих конкурентов забрать ребенка ради выгоды. Но этот человек заслуживает самого сурового наказания. Решаю поговорить с Аней. Быть может, она замечала в последнее время что-то странное или подозрительное. Вдруг неудачливый киднепер в самом начале обронил несколько опрометчивых слов. – Кать, выйди, я хочу поговорить с Аней, – постучавшись распахиваю дверь в комнату матери моего ребенка. – Да, конечно, – ее подруга легко соглашается, но когда проходит мимо меня, все же не удерживается от язвительного высказывания: – Только полегче! Девчонка с угрозой смотрит на меня, и это даже забавит. Я рад, что в момент преступления они оказались вдвоем. Аня слишком хрупкая, чтобы справиться тут в одиночку. – Есть идеи, кому понадобился наш сын? – тяжело вздыхаю. Сынок спокойно лежит в кроватке, рассматривая, крутящийся над ним мобиль. – Это Коршунов, – девушка опускает взгляд. Не то, чтобы я удивился, ведь Александр нехороший человек, и мне кое-что известно о его деятельности, но такое внезапное откровение все равно кажется мне странным. Более того, становится неприятно до жути. Как вспоминаю связь между ними, этот отель, в котором Аня стонала под этим уродом, ревность и злость начинают бурлить внутри. Вроде год прошел, а я все как дурак не могу забыть этот чертов день! Он все еще значит для меня многое. – Ты уверена? – Да. Он угрожал мне. Говорил, что заберет. А сегодня… – голос Ани становится заплаканным. Она тянется к телефону, и показывает мне сообщение. – Вот, утром прислал мне. Номер скрыт, но я знаю, что это он, больше просто некому. – Зачем Александру шантажировать тебя ребенком? Что произошло между вами? – Да ничего у нас с ним не было! Как ты не поймешь! – истерически выкрикивает Аня, вскакивая со своего места. – Он подстроил все для тебя, понимаешь?! Он хотел, чтобы ты бросил меня! И, знаешь, что обидно? Своего Коршунов добился… Да, – она кивает головой в знак поддержки своих слов. – Он легко обвел тебя вокруг пальца, разыграв чудесный спектакль. Ты должен был слушать любимого человека, а ты видел лишь точку зрения этого урода! Однобокую показуху! – Бросай это! – начинаю злиться. – Я верю только фактам. Фактов там было предостаточно. Записи с камер, показания персонала, фото, где Коршунов лежит с тобой в одной постели. – Мне больно, Мирон. Больно… В тот день меня накачали чем-то. Я не знаю. Он пришел в клуб, где мы с девчонками отмечали девичник Карины. Коршунов вился около нас весь вечер, предлагал разные коктейли, но я отказывалась, вообще не думала, что ему нужна именно я, ведь там было полно девушек, которые с радостью ответят на его ухаживания, но не я… – Хватит об этом! – отрезаю. Сейчас я точно не в том состоянии, чтобы бередить прошлое. Взвинчен до чертиков. Убивать готов. – Почему ты думаешь, что это он решил забрать нашего сына? – Потому что… Прости, Мирон… Я была такой дурой! Нужно было все тебе рассказать… От Ани я узнаю о том, что Коршунов решил выиграть тендер за счет махинаций, которые хотел провести через нее. Он вынудил девчонку выкрасть лицензию, угрожая тем, что, в противном случае, сына она больше не увидит. Аня захлебывается слезами, когда это рассказывает. И мне хочется верить каждому ее слову. – Я так испугалась. Я просто не знала, что делать… – заключает она. – Почему не рассказала мне сегодня? После смски нужно было сразу же мне позвонить. Это же ни шутки, ты не понимаешь что ли? – Понимаю, – всхлипывает. – Но я просто не успела ничего сказать. Хотела вечером. Не думала, что Коршунов так быстро этим займется. Молчу. Главное, что с Макаром все в порядке. Теперь нужно решить, что делать. – Я очень боюсь, вдруг он натравит кого-то снова? Мне страшно. Я боюсь потерять сыночка. Он все для меня! Он моя жизнь, Мирон! Я живу ради Макара! – Попроси Катю пожить с тобой. Она боевая, выручит. А к квартире я приставлю охрану. Гулять тоже будете под присмотром моих людей. Больше никто не посмеет покуситься на моего ребёнка, поняла? Никто и никогда его не тронет. Я проговариваю свои слова уверенно и четко. Я сам верю в них. На следующий день у меня не получается навестить Аню и ребенка. Но я прошу отчет об обстановке у квартиры каждые полчаса. Коршунов залег на дно. Он буквально исчез с радаров. Снял свою кандидатуру с парочки ближайших некрупных тендеров, куда я вписался только ради него. Происходящее убеждает меня в том, что это действительно он решил забрать ребенка. Я весь вечер ломаю голову над его целями. Меня интересует конкретный план. Только так можно придумать действенную тактику борьбы с этой гнидой. Звоню Ане, чтобы уточнить подробности. Что предшествовало смске с угрозами. И вот тут девчонка снова рассказывает мне про лицензию. Наверное, я должен бы разозлиться, ведь Аня хотела обмануть меня, но только не выходит. Я четко осознаю, что мать моего ребенка находилась в непростой жизненной ситуации. Я тоже давил на нее со своей стороны. Наверное, правильно, что Аня меня боялась. Я знал о Коршунове многое, но никогда бы не подумал, что ради выгоды он пойдет на такой подлый поступок. Мне убить его хочется. Разорвать. На ошметки. Чтобы он ответил за все, что сделал. И не только мне и моей семье. Сейчас отчаянно хочется уцепиться за свои сомнения. Я вдруг начинаю склоняться к тому, что измена Ани была подстроена. Вдруг я ошибался? Вдруг собственными руками разрушил свое счастье из-за чужой подлости? Я видел записи с камер, да. На них Коршунов вел Аню за собой. Он поддерживал ее за талию, и они находились слишком близко. Непозволительно близко. Жаль, теперь нельзя пересмотреть их. Возможно, я бы взглянул на видео по-другому, в свете последних событий, заметил бы что-то такое, чего не увидел ранее, ведь тогда я на все смотрел через призму ненависти и разочарования. По сути, на месте преступления я застукал только Аню. Она ничего не понимала и только плакала. Умоляла выслушать. Быть, может, зря я не дал ей шанса?! А теперь у меня есть семья. Жена. Ожидается ребенок. Это моя новая жизнь, которую я выбрал сам, которой я хотел заглушить боль и отчаяние. Только ничего не вышло. Оля подвернулась мне очень удачно, как раз в тот момент, когда мне было наиболее плохо. Чувства, что рвали душу, достигли своего апогея, когда на горизонте замаячила красивая и понимающая девушка. Мне не хотелось больше тратить время на пустые, ненадежные отношения, и я решил жениться, выбрал дорожку, по которой хочу идти. Я приезжаю к сыну на следующий день. Увидев Аню, я смотрю на нее каким-то новым взглядом. Будто мои глаза открылись после долгого сна. Она вновь оказалась той нежной, домашней девочкой, которую я любил. Которая сама готовила для меня, ждала вечерами, дарила ласку и нежность, которых я так желал. Мы вместе возимся с ребенком, и это кажется таким естественным занятием. Будто так и должно быть. Будто это единственное, что правильно в этом мире. Стискиваю челюсти до скрипа. Меня раздражает собственная слабость. Когда малыш засыпает я все-таки не могу сдержаться. – Ань, я… – Пожалуйста, не надо… – шепчет она, когда я подхожу ближе. Вот только я не могу сдержаться. Как же она пахнет! Этот запах не давал мне покоя. Я жаждал снова ощутить его, хоть и давил это чувство с особой жестокостью. Мне так хочется коснуться ее бархатистой кожи. Медленно и нежно пробежать по ней пальцами, а потом мазнуть губами. Но это только сначала… Внутри властвует желание снова обладать Аней. Сжимать ее в объятьях, жадно упиваться ее нежностью, сходить с ума от аромата волос и кожи. Моя Белоснежка. Моя… Сейчас неважно, что будет завтра. Хочется только одного – забрать ее. Присвоить. Снова сделать своей. Вернуться в прошлое, ощутить волнующее счастье снова. – Мирон… – приятный голосок подрагивает, когда я оказываюсь слишком близко с вполне конкретными намерениями. Но я не слушаю. Все равно не смогу сдержаться. Склоняюсь над Аней и жадно впиваюсь в губы моей Белоснежки. Сминаю их своими. Я точно одержимый. Голодный, словно хищник, совсем озверевший без мяса. И в этот момент я забываю обо всем на свете. Есть лишь я и моя Аня. Красивая, нежная, соблазнительная. Моя. Моя и ничья больше. Только сейчас я дышу. Рядом с ней. И без этого, так необходимого воздуха, моя жизнь ничего не значит. ГЛАВА 19 Аня Горячий поцелуй вот-вот лишит меня рассудка. Я мечтала об этом очень долго, но теперь, когда все происходит на самом деле, понимаю, что так не должно быть. Как бы мне не хотелось утонуть в любви и нежности рядом с Мироном, как бы не хотелось продлить момент абсолютного счастья, я понимаю, что это лишнее. Что это неправильно. Что приятная близость только заставит в будущем страдать еще больше. – Мирон… – тихо шепчу, когда мужчина оставляет в покое мои губы. Они горят, буквально пылают от былого напора. В животе трепещут бабочки, вызывая своими крыльями приятное чувство внизу живота. Но я не должна обращать внимания на отклик тела. Мне надо быть разумной и отдавать отчет во всем, что я делаю. – Не говори ничего… – мужчина произносит так же тихо. Но я не слушаю. Для большей ясности отстраняюсь, обозначающе отталкивая от себя поджарое мужское тело. Мне кажется, я все еще чувствую под пальцами сталь его мышц. Идеальные кубики пресса, рельефные руки, раскаченную спину. Я знаю, каков Мирон там, под рубашкой. Ведь я делала это ни раз: гладила его, изучала ладошками крепкое, притягательное, идеальное тело, впивалась пальцами в твердые мышцы в те моменты, когда мне было особенно хорошо. Вспоминать об этом больно, но мы должны оставить отношения в прошлом. Ничего нельзя изменить. «Нас» больше нет, как не обидно было бы это признавать. У Мирона теперь есть семья, беременная жена, жизнь, которую он выбрал. Отхожу к окну. Даже этот потрясающий вид не вызывает сейчас радости. Грустно. Грустно и кошки раздирают когтями душу. – Ты ничего не чувствуешь? – вопрос Мирона ранит. – Нет, – лгу я. – Все умерло, когда ты бросил меня. – Врешь! – рычит мужчина, и снова дергает меня на себя, вынуждая обернуться. Я оказываюсь притянута к нему снова. Вжата в разгоряченную грудь, что обжигает меня даже через рубашку. – Посмотри мне в глаза, и скажи, что не чувствуешь ничего! – уверенный взгляд сверлит меня своей настойчивостью. Мирон знает, что скрывать чувства я не умею. – Все в прошлом, – стараюсь сохранять спокойствие, но голос все равно дрожит, предавая разум. Мирон понимает, что это обман. Вижу, по его недоверчивым бегающим глазам. Он смотрит на меня, и будто пытается решить, что делать дальше. – У тебя жена есть, – напоминаю, чтобы скорее уладить этот конфликт, вынудить мужчину отпустить меня, взяться за голову, наконец. Наверное, эта попытка срабатывает, потому что спустя пару секунд меня все же выпускают на свободу. Она кажется болезненной. Я вовсе не желаю ее, но понимаю, что так будет лучше. – Завтра приду пораньше. Может, погуляем с Макаром вместе?! – Да, конечно, – без эмоций соглашаюсь. – Отлично, – голос Мирона тоже звучит отстраненно. – Я позвоню, как буду выезжать из офиса чтобы вы с сыном успели собраться. – Да, конечно, – повторяю я, будто меня заклинило. – Тогда до завтра? – Да… Я буду ждать. Любимый мужчина уходит, снова оставляя нас с Макаркой одних. Это правильно. Верно. Оставшуюся часть вечера я стараюсь забыться в заботах о сыночке. Почему-то мысли о том, что мы вместе с Мироном пойдем гулять с сыном, вызывают во мне трепет. Конечно, я стараюсь давить в себе все подобные чувства, потому что давно все для себя решила, но то, что мы отправимся на прогулку, как настоящая семья, не может ни вызывать во мне теплых чувств. Тем более, что Мирон сам это предложил. Сам захотел прогуляться с нами. Сам решил принимать активное участие в воспитании нашего сына, а это не может ни радовать. Главное, теперь только не растаять от всего, что происходит, не потеряться в чувствах, не провалиться в них, оставив лазейку для отношений, которые когда-то были между нами. Мне не хочется быть причиной краха семьи Мирона, хотя я до безумия и сама хотела бы стать его семьей. Утро следующего для выдается пасмурным. Впервые за последние дни столичная духота сменяется такой мрачной погодой. Я уже начинаю думать, что все дело в законе подлости, по которому нам придется отменить прогулку. Но уже к обеду на улице снова становится жарко, и мое настроение тоже повышает градус. Мирон приезжает к нам с сыном в районе двух часов дня. – А кто это у нас тут такой веселый? – он тянет руки к сынишке, довольно потягивающемуся в кроватке. Малыш уже привык к отцу за последние дни. Он не плачет и вообще реагирует на Мирона довольно живо. – Я сейчас, – сообщаю мужчинам, а сама прячусь в ванной. ??????????????????????????Смотрю на себя в зеркало и понимаю, что, наверное, перестаралась. Я ведь не хочу, чтобы бывший обратил на меня внимание в романтическом ключе. Точнее, это разум не хочет, а вот подсознание… Оно тащило меня во грех с самого утра. Мне, в коем-то веке, захотелось стать красивой. Надеть симпатичное платье, а не шорты с футболкой, в которых я привыкла гулять. Захотелось подвести глаза, нарисовав стрелки. Да просто захотелось быть женщиной! Красивой, нежной, привлекательной. Теперь, правда, глядя на себя в зеркало, я понимаю, что перестаралась. Наверное, это разум, наконец, взял бразды правления в свои руки, и показал мне, отчётливо и ясно, что я просто-напросто хочу зацепить Мирона. Это ужасно. – Ладно, – проговариваю сама себе вслух. Что сделано, то сделано. Стираю помаду, убираю ободок, уложенные волосы собираю в хвост. Зря я все это затеяла. Застываю в дверях комнаты, когда замечаю, как мой бывший качает на руках малыша. Наверное, на это можно смотреть вечно. И когда-то это было моей мечтой. Мечтой, которой, как мне казалось, никогда не суждено сбыться. Конечно, теперь она сбылась, вот только сбылась в какой-то извращенной форме, где у нас с Макаром есть приходящий папа, имеющий свою собственную семью, где тоже скоро появится ребенок, и есть мама, кажется, обречённая на вечное одиночество. Но я не жалуюсь. Главное, что у Макара все хорошо. Ему нравится с папой, я уверена, и ради этого даже готова задвинуть свои собственные желания куда подальше. Мирон замечает меня ни сразу. Я успеваю вдоволь наглядеться его игрой с ребенком. – Готова? – спрашивает он меня, застывшую в дверях. – Да, – улыбаюсь и стараюсь сделать эту улыбку искренней. – Отлично выглядишь, – говорит Мирон. – Спасибо, – прячу глаза, потому что мне становится как-то неловко. – Тогда пойдем? Мы выходим на жаркую улицу. Бывший сам вытащил из подъезда коляску, спустил ее по лестнице, хотя я и так без проблем справлялась, потому что в элитном доме все оборудовано для удобства жителей. Похоже, Мирон даже сам собирается теперь ее везти, потому он уцепился за ручку коляски, как за родную. – Надеюсь, ты видела, что здесь, на территории комплекса, есть небольшой парк? – интересуется он. – Конечно, – утвердительно отвечаю. – Я только там и гуляю. Тут жарко. – Это хорошо… Я бы не хотел, чтобы ты таскала ребенка по пеклу или чтобы он дышал выхлопами у дороги. – Ты хороший отец, Мирон, – зачем-то произношу я. – Макару очень с тобой повезло. Мужчина больше ничего не отвечает, и между нами повисает неловкая пауза. Мне кажется, он тоже боится сделать неверный шаг. Тем более, что вчера Мирон чуть было не двинулся в неправильном направлении. Мы оба понимаем, что единственной нашей связью должен быть ребенок. Я замечаю, что за нами по пятам двигается крепкий мужчина. Он или другой, очень на него похожий, теперь сопровождают меня всюду. Я понимаю, что это необходимость, но мне все равно не по себе. Этим разговором я решаю разбавить тяжелую тишину. – Мирон, когда за мной весь день ходит верзила, я чувствую себя некомфортно. Понимаю, что это нужно, но… Мужчина разворачивается и кивает охраннику. Тот тоже понимающе опускает голову, а затем уходит в противоположном от нас направлении. – Но это только на сегодня, потому что я рядом. Охрану с дома и наружнее наблюдение я не сниму. Даже не проси. Коршунов сейчас залег на дно, но он не успокоится. Он добьется своего, по крайней мере, попытается. – Да, ты прав… – Не волнуйся, я сделаю все, что от меня зависит. Я накажу его за содеянное, – уверенно заявляет Мирон. – Ты что… ты что собираешься… ? – воображение рисует ужасные картинки. – Ань, я буду действовать в рамках пазового поля. Поверь, там есть за что зацепиться. И можешь быть уверена, что совсем скоро он окажется за решеткой. А пока… Пока ты будешь прогуливаться в сопровождении охраны. У Коршунова есть влиятельный покровитель, это немного усложняет задачу, но я справлюсь и с ней. – Ты знаешь, кто это? Этот покровитель? – Нет, но узнаю. – Я рада, что ты помогаешь. Я верю тебе. Рада, что теперь ты знаешь о сыне. Ты ему очень нужен. И… та ночь… с Коршуновым… – я не знаю, почему вдруг решаю затронуть эту болезненную тему, но момент кажется подходящим. – Я готов оставить ее в прошлом, – Мирон снова смотрит на меня. В его глазах я вижу тепло. Тепло, нежность, заботу, которую, кажется, он готов дарить не только нашему сыну, но и мне. ГЛАВА 20 Аня Мы прогуливаемся в парке довольно долго. Макар успевает поспать и полюбоваться кронами деревьев из своей дорогой коляски. Мирон практически все время расспрашивает меня о сыне. Интересуется его прошлым, точнее, нашим прошлым. Спрашивает где я рожала, как перенесла беременность, что происходило с нами за эти три месяца, которые мы жили без него. Я с удовольствием делюсь информацией. Он имеет право знать. Богданов – отец ребенка, и я не буду больше ничего скрывать от него. Мне кажется, что Мирон не станет отбирать у меня сына. Мы вполне сможем договориться и встречаться дальше в таком же режиме. Это удобно для всех. Для меня, в том числе. То, что мужчина решил забыть мою ночь с Коршуновым, значит многое. Он перестал зацикливаться на этом, а, может, просто понял все, наконец. Жаль только, что это осознание Мирона в нашей жизни уже ничего не поменяет. Слишком поздно. Ему стоило сразу отбросить эмоции, и выслушать меня, дать сказать, пойти навстречу. Но я все равно рада, что теперь мы можем закрыть этот вопрос. Думаю, это существенно облегчит нашу жизнь. Сама я мало что помню из той ночи. Все воспоминания в голове хранятся какими-то обрывками. А со временем и те, что были, немного затерлись. В тот день я поехала в клуб на девичник к одной из своих подруг. Сейчас мы уже не общаемся, но на тот момент хорошо дружили. Мирон поначалу не хотел отпускать меня, потому что сам не любит подобные заведения и посещает их крайне редко. Кутежи – это вообще не про него. Богданов много работает, часто бывает в своих мыслях, вечно «на телефоне». В общем, трудоголик до мозга костей. Это и не удивительно. Сколотить такое предприятие можно было только упорным трудом. Короче говоря, отпроситься в клуб было непросто, но мне удалось. С тех пор, как мы начали встречаться, я редко виделась с подругами. Все свободное время хотелось проводить с Мироном. Готовить для него, ждать с работы, ласкать, гулять иногда, если работа позволяла. Помню, в тот день мы долго спорили насчет платья. Богданов категорически запрещал мне надевать то черное мини, что я прикупила специально для этого случая. Но и тут мне удалось добиться своего. Мы с девчонками отлично проводили время. Отрывали по-полной. Не помню, когда я вообще так веселилась. Наверное, никогда раньше. Ну, и никогда больше. При этом я не пила ничего кроме сока. Но мне и без того было весело. Вечер в компании подружек проходил «на ура». Коршунов появился в клубе часа через два. Он присоседился к нашему столику. Девчонки хихикали и строили глазки симпатичному богачу. Тот сорил деньгами, нарочно привлекая к себе их внимание. Но больше всего Александр сосредоточился на мне. Я прямо чувствовала, как он наблюдал за мной цепким взглядом. Даже когда общался с моими подругами, краем глаза все равно наблюдал. Я поделилась своими опасениями с Катей, но та сказала, что мне мерещится. Да и вообще, богач больше «запал на невесту, так что сиди спокойно, тебя дома свой собственный олигарх ждет». Я успокоилась. Поверила, что подруга права, и я зря загоняюсь. Во время очередного тоста решила поддержать компанию подруг, и тоже подняла свой, уже давно стоявший без дела стакан с соком. И дальше все события как в тумане… Помню лицо Коршунова. Его наглую, улыбающуюся рожу. Помню, как духота и шум клуба сменяются прохладой и мелодией ночного города. Помню, как пытаюсь сделать хоть что-то, но тело ватное. Язык не шевелится. Меня ведут по незнакомым помещениям, и я цепляюсь за мужчину, чтобы не упасть. Он что-то говорил мне, но уловить смысл слов не выходило. Сознание убегало, как только я пыталась на чем-то сосредоточиться. Я то и дело проваливалась в темную пропасть. Потом на мгновение приходила в себя и снова погружалась в темноту. «Фото на память!» – это единственная фраза, которую мне удалось понять и запомнить, а после нее я очнулась только, когда в комнату влетел разгневанный Мирон. Комната оказалась номером дорогой гостиницы, Коршунов – бизнес-конкурентом Богданова, а я – разменной монетой в его нечестной игре. До сих пор не понимаю, чего Александр хотел этим добиться. Быть может, я просто ничего не соображаю в бизнесе?! Как бы то ни было, Мирон бросил меня. Оставил прямо там, в номере отеля. Блестящее мини, сумочка с телефоном, паспортом, салфетками и парой тысяч рублей – все, что у меня осталось. Достучаться до Богданова было невозможно, хотя я старалась. Очень старалась. – У тебя есть капуста? – неожиданно спрашивает Мирон, когда мы возвращаемся домой. – Да, – от удивления я издаю легкий смешок. – Я очень любил твои ленивые голубцы, – с явным намеком начинает мужчина. – Сможешь приготовить? – Конечно! – быстро соглашаюсь. Есть и, вправду, уже хочется. – Только если с сыном посидишь. – Без проблем, – Мирон разводит руками. – Ради голубцов я готов на все! Широкая улыбка озаряет его лицо, и я тоже прыскаю от смеха. *** – Ну, как? – спрашиваю я, когда Мирон отправляет в рот вторую вилку, только что приготовленного мной блюда. – Очень вкусно! – отзывается он, тщательно все переживав. Еще одна его привычка. Поначалу я очень удивлялась, потому что сама всегда ем быстро, но потом привыкла и уже не обращала внимания на то, что за обедом приходилось подолгу ждать его. Я, как обычно, быстренько съедаю свою порцию. И очень вовремя, потому что, как только я доедаю, из комнаты доносятся недовольные кряхтения нашего сына. Мирон, подрывается с места, но я останавливаю его: – Макарчику пора кушать. Я схожу сама. Даже не замечаю, как укладываю свою ладошку на ладонь Богданова, что лежит на столе. Сообразив, быстро одергиваю себя. Щеки отчего-то краснеют, хотя вовсе неясно почему в такой ситуации, за это неосознанное движение, меня одолевает стыд. Мирон делает вид, что не замечает ничего, хотя, я прекрасно понимаю, что мужчина не оставил мой жест без внимания. Надеюсь, он не воспримет его, как сигнал к действию. – Если захочешь добавки – возьмешь в сковороде, – бегло произношу, и быстрым шагом удаляюсь с кухни. Когда я захожу в комнату, сыночек уже собирается громко закричать, но, услышав мой голос, замолкает, послушно ожидая вкусного обеда. Какой же он у меня все-таки! Настоящий мужчина! Капризничает мало, стойко переживает голод и любит, когда я таскаю его на ручках, прижимая к груди. – Кушай, малыш, – поддерживаю я, когда Макар с богатырским аппетитом пьет молоко. – Будешь хорошо питаться, вырастишь большим и сильным, как папа. Когда думаю о том, что этот самый папа ждет нас сейчас за дверью комнаты, меня переполняет масса ощущений. Они противоречивые, и рвут в разные стороны. Хотя, я предпочла бы вообще от них избавиться, но за год не получилось, а сейчас не выходит тем более. После еды сынок снова засыпает. Мне в такие моменты всегда вспоминается диалог лягушек из «Дюймовочки»: «Ну, вот поели, теперь можно и поспать. Ну, вот поспали, теперь можно и поесть». Отлично характеризует моего ребенка. Сон, правда, у малыша чуткий. Каждый раз проблема – уложить его с рук в кровать. Я осторожно опускаю Макара в кроватку. Почти не дышу. Медленно вытаскиваю из-под него свою руку. Когда сынок, сладко вздохнув, продолжает спать, мне и самой хочется облегченно выдохнуть. А потом глубоко вдохнуть прежде, чем выйти из комнаты, прямо к своему наваждению. Мирон продолжает сидеть за столом. Пока кормила сына, он тоже успел съесть свою порцию. Хватаюсь за тарелки, чтобы скорее убрать со стола. Не люблю беспорядок. Да и хочется занять себя чем-то, чтобы не думать о НЕМ. О том, как он близко. – Ань, – хрипловатый низкий голос, что слышится за моей спиной, отдается во мне мурашками, бегущими по спине. Я знаю, когда Мирон говорит ТАК. Чувствую его. Даже могу предугадать следующее действие: он подойдет ко мне. Богданов, действительно, поднимается со стула и движется в мою сторону. Замираю. Буквально все слова застревают в горле, скапливаясь там болезненным комком. Наверное, я должна как-то ответить, остановить его. Уберечь от шага, о котором мы оба пожалеем. Но не получается. Просто не выходит. Я напрягаюсь, ожидая первого прикосновения. И оно заставляет вздрогнуть. Прокатившийся по телу ток, дарит приятные ощущения, о которых я так мечтала забыть. Мирон притягивает меня к себе. Плотно. Нежно. Не оставляя между нами ни сантиметра пространства. Он утыкается носом мне в шею, вызывая еще больше мурашек, еще больше приятных ощущений, еще больше желания переступить черту, наплевать на все и стереть грань, что широкой полосой лежит между нами. Горячий и твердый, точно скала, Мирон заставляет меня таять, как шоколадку на солнце. Я чувствую позади себя его рельефный, горячий торс, раскаченный и красивый, даже идеальный. Лучшее мужское тело, что я когда-либо видела. Обнаженным, в рубашке, в футболке Мирон всегда смотрелся божественно. Высокий рост, широкие плечи, выраженные мышцы на руках. И я млела от этого вида. Долго не могла поверить, что вся эта красота досталась мне. Мне одной. – Мирон… – все что получается, это тихо вымолвить его имя. Мягко, на выдохе, с мольбой. – Молчи… – его голос уже тоже практически невозможно узнать. – Не говори ничего… Не говори… Он будто убеждает в чем-то сам себя. Убеждает, и боится, что я разрушу все, испорчу своими словами или действиями. – Белоснежка… – выдыхает Мирон мне в ухо, вырывая из моей груди глухой возглас. Все тело наполняется приятной истомой. Кажется, я окончательно теряю связь с реальностью, хоть и отчаянно желаю в ней задержаться. ГЛАВА 21 Аня В какое-то мгновение туман в голове рассеивается. Будто по щелчку пальцев, я возвращаюсь в сознание. Наверное, кто-то свыше помогает мне не совершить необдуманного, совсем ненужного поступка. Я не хочу быть на вторых ролях. Не хочу быть мимолетным развлечением. Не хочу рушить семью Мирона. Я не вправе так поступать. Если он решит снова быть со мной и с сыном, то пусть сначала станет свободным. Хотя, о чем это я? Жена Мирона беременна, и, как бы мы не хотели, одна из нас должна будет растить ребенка с приходящим папой. И, наверное, я бы не хотела собственноручно лишать какого-то ребенка его отца. Быть может, я неправа, быть может, я слишком мягкая, но я такая, какая есть. Мне хватает сил, чтобы оттолкнуть Мирона. Развернуться, упереться в грудь ладонями и оттолкнуть. – Ань?! – он непонимающе моргает. А я качаю головой. – Тебе стоит уйти, – прошу я. – Ты же хочешь, чтобы я остался, я знаю, – мужчина не отстает. – Я хочу, чтобы ты ушел, – стою на своем. В кухне повисает тишина. Мирон смотрит мне в глаза, а я гляжу на него. Закусываю губу с внутренней стороны, чтобы не расплакаться. Уже чувствую, как слёзы наливаются в глазах, и их неприятно щиплет. Но я не дам волю эмоциям, не покажу все то, что чувствую на самом деле. – Да, ты права, – вдруг произносит отец моего ребёнка. Но я почему-то не чувствую облегчения. Я правда хотела, чтобы он ушел, но когда Мирон согласился со мной, мне вдруг стало мучительно горько оттого, что он и вправду собирается это сделать. Желание заплакать становится сильнее. Я уже чувствую, как начинают дрожать губы. – Завтра я не смогу прийти. Приду послезавтра вечером, чтобы пообщаться с сыном. Холодный сухой ответ. Будто вовсе не этот человек минутой ранее томно шептал мне в ухо. Будто не он хотел остаться со мной. Будто не он снова назвал меня Белоснежкой… Я вздрагиваю, когда слышу хлопок входной двери. И тут меня прорывает. Я оседаю на ближайший стул и роняю голову на руки. Мне так больно, так горько и так обидно, что не передать словами. Хотя, чему расстраиваться? Вот чему? Я сама попросила Мирона уйти. Я сама так захотела! Плакать из-за собственных решений глупо. Особенно, если они единственно верные. Я понимаю, что отпустить его было бы сложнее, если бы мы поддались влечению, наплевали бы на все и отдались желанию. Вот только Мирон все равно бы ушел. Я знаю. Уверена. На все сто. В жизни не видела более ответственного человека. Он не бросит жену ради меня, это все, что нужно понять, чтобы не строить иллюзий в своей голове. Бреду в ванную, и стараюсь там смыть с себя рыдания. Умываюсь ледяной водой. Хочу отрезветь. Вернуться к тому спокойному состоянию, что было до того, как мы пошли в парк. У меня есть сынок, ради которого я должна держаться. Опухшим от слез глазам не помогает даже холодное умывание. Их режет и жжет от слез, которые не хотят прекращаться, хотя я и настраиваю себя на позитивный лад. Когда выхожу из ванной комнаты, набираю номер Кати. Если не ошибаюсь, у нее сегодня должен был быть выходной. – Кать, привет, – стараюсь не всхлипывать, но у меня не выходит. Предательский всхлип выдает меня с потрохами. – Только не говори, что на вас опять кто-то покушался! – слышу в ответ. – Нет. – А что тогда? Давай, выкладывай, а то вечно все в себе, как партизан держишь, а потом проблемы у всех. Я рассказываю подруге о том, что произошло между мной и Мироном сегодня. Она меня поддерживает. Говорит, что я поступила правильно, и мне не стоит больше рассчитывать на человека, который уже бросил меня однажды ни за что. А потом я прошу Катю приехать посидеть с Макаром, если такое возможно, потому что мне хочется съездить к родителям. Я бы взяла сына с собой, но нам запрещено выходить за территорию района. Да я и сама не рискнула бы. По пути на кладбище захожу в цветочный магазин и беру свежие цветы. Моя мама очень любила белые розы, поэтому я решаю купить именно такие. Когда оказываюсь на могиле родителей, понимаю, что снова хочется расплакаться. Я пришла сюда не случайно. Мне так не хватает их. Не хватает поддержки, ласки. Маминых советов. Сейчас бы они особенно пригодились, потому что я запуталась. – Почему вы оставили меня? – касаясь памятника, вслух спрашиваю. – Почему бросили, когда сейчас вы мне так нужны? Мама с папой ничего не отвечают. Они смотрят на меня улыбающимися лицами. Добрыми и счастливыми. – Что мне делать, мам? – все равно спрашиваю. Быть может, мамуля даст какой-нибудь знак, подскажет, что делать. – Тяжелый день? – слышу позади незнакомый мужской голос. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кому он принадлежит. Рядом с оградкой стоит симпатичный высокий блондин. Он внимательно смотрит на меня своими большими серыми глазами. Я вижу его впервые. И это пугает. Особенно сейчас, когда на малыша объявлена охота. – Простите?! – переспрашиваю я, когда немного прихожу в себя. – Я спрашиваю – тяжелый день? – повторяет незнакомец. – Я тоже люблю навещать здесь родных, когда мне особенно грустно. Уголок его рта растягивается в печальной улыбке. Отчего-то этот человек кажется таким настоящим, что я вдруг перестаю чувствовать в нем угрозу. Понимаю, что так делать нельзя, но опасности в нем больше не вижу. Быть может, мне просто нужен кто-то, кто сможет поддержать?! – Да… Как-то все навалилось… – отвечаю, наконец, без тени сомнения. – Я Алекс, – сообщает мужчина и протягивает мне ладонь. – Аня, – тоже представляюсь, пожимая его руку в ответ. – Мы с вами, Аня, живем в одном доме, – неожиданно произносит он. – Да?! – снова переспрашиваю. Я так была занята своими проблемами, что не замечала никого из соседей. – Да. Много раз видел, как вы гуляете с малышом. Вы же недавно переехали? – Буквально неделю назад, – соглашаюсь. – И как вам наш ЖК? – Я к такому не привыкла, – честно сознаюсь. – Но пока все нравится. – Это хорошо. Я тоже долго привыкал. Особенно к панорамным окнам. В какой-то момент даже думал переехать в квартиру попроще, но сдержался. Все же отличная жилплощадь. Сейчас что-то стоящее найти сложно. – Наверное, – пожимаю плечами. Алекс говорит непринужденно и легко. Я так не умею. Мне каждый раз нужно время на раскачку, чтобы открыться новому человеку. – Кстати, я могу вас подвезти до дома, если хотите. Как раз собираюсь возвращаться. – Даже не знаю… – по-моему, я начинаю краснеть. Очень давно мне ничего подобного не предлагали мужчины. Да я вообще очень много времени ни с кем из них не общалась. Уже даже, в какой-то степени, перестала чувствовать себя женщиной. Мамой – да, а вот женщиной… – Да, не стесняйтесь, Ань, мне не сложно, – подбадривает он. – Все равно едем в одно место. – Ну… – думаю еще немного, а потом все же решаю согласиться. Этот человек не вызывает во мне чувства опасности. Скорее, он реально хочет помочь. По-соседски. – Хорошо. Только… только дайте мне еще пять минут. – Конечно, без проблем, – Алекс поднимает руки. – Моя машина стоит у ворот, буду ждать там. – Спасибо, – благодарю, а затем отворачиваюсь к могилам. Я попросила у мамы знак, и тут появился этот Алекс. Быть может, это не совпадение вовсе. Быть может, это знак? Вот только что он означает? Смотрю в сторону удаляющейся мужской фигуры. Высокий. Крепкий. Уверенный в себе. Непонятно, почему он вообще обратил на меня внимание. На Алексе светло-серая поло и черные джинсы. На запястье дорогие на вид часы. Да и вообще, выглядит он ухоженным и богатым, даже несмотря на простую одежду. Хотя и она вполне может оказаться совсем не дешевой. – Мам, это какой-то знак? Или банальное совпадение? – спрашиваю у нее. Она лишь улыбается мне с фотографии, но ничего не отвечает. Вздыхаю. Провожу еще немного времени с родителями, а потом двигаюсь на выход. Я стараюсь отбросить всякие сомнения. Коршунову нужен мой сын, а не я. Так что сама по себе я вряд ли представляю ценность. Не думаю, что Алекс хочет меня похитить. Мужчина стоит около своего автомобиля. Дорогой спортивной тачки. – Ого, – неосознанно заключаю. Теперь меня совсем отпускают сомнения. Эту машину я ни раз видела возле дома. Так что волноваться не о чем. Да и не все люди – подлые негодяи. Остались еще хорошие. Уверена. – Прокачу с ветерком, – подмигивает он. Алекс открывает передо мной дверцу. Я усаживаюсь в салон. Там приятно пахнет кожей и мускусом. И эти запахи расслабляют. – Какую музыку предпочитаешь? – интересуется мужчина, когда тоже оказывается в машине. Я, кажется, снова смущаюсь. Алекс будто ухаживает за мной, да и вообще как-то незаметно перешел на ты. Даже невольно начинаю представлять, как сейчас выгляжу со стороны. Я не рассчитывала на свидание, когда выходила из дома. Хорошо еще, что утром мы гуляли вместе с Мироном, и я к этой прогулке готовилась. Теперь впервые за весь день не корю себя за это. Даже благодарна, в каком-то смысле. – Я всякую люблю, – пожимаю плечами. – А вообще меня с детства приучили к тому, что музыку выбирает водитель. Все-таки ему в поездке должно быть комфортнее остальных. – Хм, интересно, – улыбается мужчина. – Тогда включу радио. Иногда там бывает что-то годное. Снова пожимаю плечами. Весь путь до дома мы с Алексом непринуждённо беседуем. На разные темы. Начиная от наших квартир и, заканчивая, любимыми блюдами. Я даже не замечаю, как мы оказываемся около дома. Его автомобиль легко пропускают на территорию. У подъезда он паркует машину на привычном месте. Именно тут я ее и видела. – Было приятно пообщаться, Аня, – говорит мне мужчина на прощание. – Мне тоже, – стараюсь звучать уверенно, но все равно смущаюсь. – Если будет нужна какая-то помощь – обращайся! – Конечно, благодарю. Возвращаюсь домой и отпускаю Катю. Я благодарна ей за то, что позволила навестить родителей. Это было мне необходимо. Я переодеваюсь, кормлю сыночка, меняю ему подгузник. Мы выходим в зал, чтобы немного полюбоваться видом из окна, как тут же неожиданно раздается дверной звонок. Я никого не ждала, поэтому с опаской иду к двери. Посмотрев в глазок, я все же решаю открыть ее. – Ну, привет, Аня, – губы Оли расплываются в широкой улыбке. ГЛАВА 22 Аня – Привет, – я стараюсь говорить уверенно, чтобы не выглядеть взволнованной, но не уверена, что у меня получается. – А Мирона нет, – сообщаю Оле, которая, по всей видимости, решила снова ворваться в мою квартиру. – А я пришла ни к нему, – отвечает она. – Я хочу поговорить с тобой. – Со мной? – невольно усмехаюсь. Нам не о чем разговаривать, да и желания на это нет никакого. – С тобой, с тобой, – повторяет она. – Пустишь, или так и будешь за дверью держать? Ее губы тоже искажает усмешка. Но, в отличие от моей недоуменной, жена Мирона улыбается неприятно. Даже мерзко, я бы сказала. Точно она задумала какую-то гадость, о которой мне сейчас предстоит узнать. Или просто я отношусь к этому человеку предвзято. Такое тоже возможно. – Может быть, чаю? – сама не знаю, зачем предлагаю это. – Нет, – отрезает Оля. – Я долго не задержусь. У меня к тебе деловое предложение. Девушка останавливается посреди гостиной. Какое-то время стоит так, обратившись в сторону шикарного вида из окна. Я пока кладу сына в колыбельку. Что-то так разволновалась, что боюсь уронить его. Руки как-то странно трясутся. – В общем, – вздохнув, начинает гостья. – Предлагаю я этот вариант один раз, поэтому подумай как следует. Оля довольно рослая, поэтому смотрит на меня сверху вниз. Роста ей еще добавляет высокий тонкий каблук на босоножках. На ней белоснежная майка на тонких бретелях, которая с напуском заправлена в бежевые брюки, расклешающиеся от середины бедра. На плече маленькая сумочка на цепочке, в ушах серьги в виде больших камней, на шее – подходящая им подвеска, что блестит, отражая солнечные лучи, поступающие через большое окно. Длинные каштановые волосы в несложной прическе забраны на одну сторону, и волнистыми локонами спускаются на плечо. Настоящая леди. Красотка. Женщина, вполне подходящая Мирону и его статусу в обществе. Вместе они смотрятся отлично. В этом я уже успела убедиться, и не один раз. Наверное, когда у нее появится живот, ее даже не разнесет в разные стороны, как это часто бывает с другими девушками. Я тоже не сильно поправилась во время беременности, но все равно заметно округлилась. – И какое предложение? – я спрашиваю, хотя прекрасно понимаю, что и без моего вопроса, его сейчас же озвучат. А еще я понимаю, что деловое предложение от беременной жены бывшего, априори не сулит мне ничего хорошего. Остается только ждать, насколько отвратительным оно будет. – Мой отец – довольно известный политик. У него есть деньги. Я готова заплатить тебе сколько нужно для того, чтобы ты оставила Мирона в покое. – Это шутка? – я снова усмехаюсь. Бред какой-то. – Нет, это не шутка. Сколько тебе нужно? Миллион? Два? Три? Просто назови цену, за которую ты со своим ребенком готова убраться из нашей жизни? – Вам нужно уйти, – вежливо говорю я. Отхожу немного в сторону, освобождая путь к выходу. – Я предлагаю отличный вариант. Мирон ничего не узнает. Мой отец готов выделить любую сумму. Любую, слышишь?! Можешь не стесняться. На эти деньги купишь себе квартиру, дом, машину. Хочешь, самолет купи! Вложи куда-нибудь. – Я попросила вас уйти, – спокойно повторяю, хотя внутри все кипит от злости, обиды и разочарования. Теперь я уже не могу представить, как Мирон живет с ней. Становится очевидно, что я ошиблась, и Оля совсем не подходит ему. Она… она… Я даже не знаю, как охарактеризовать ее, но в таком поведении не вижу ничего хорошего. – Ты реально что ли дурочка? Я тебе предлагаю нормальный вариант! Мирон ни с тобой, ни с твоим… – девушка с презрением смотрит в сторону колыбельки, – ребенком все равно не будет. Это факт. Сейчас я предлагаю тебе уйти с деньгами, а потом ты свалишь с голым задом. По-моему, выбор очевиден. – Покиньте квартиру! – мой голос становится уверенным. Я не позволю этой Оле думать, что она может вертеть моей жизнью. – Бедная, но гордая, – ехидно заявляет жена Мирона. – Зря ты рассчитываешь на то, что мой муж вернется к тебе. Этого не будет. Он никогда не простит тебе предательства. Никогда. Ты не представляешь, какого ему было. Такого не прощают, – она делает несколько шагов в сторону выхода, а потом, когда ровняется со мной, вдруг останавливается и добавляет. – Знаешь, я сегодня добрая. Даю тебе пару часов на принятие решения. Подумай хорошенько. – До свиданья! – с ненавистью цежу я. Девушка хмыкает, но все же продолжает движение. Когда она уходит, хлопнув дверью, я оседаю на диван. Во мне кипит такая ярость, что ее невозможно унять. Впервые после подобного угнетающего разговора, я не чувствую себя уязвимой. Я чувствую себя сильной, готовой идти до конца, готовой грызться за возможность моего ребенка общаться с отцом. ??????????????????????????Я уверена, что Мирон не поступит со мной так, как говорит Оля. Как минимум потому, что она уже ошиблась – ее муж, кажется, простил меня, и его чувства не умерли, как и мои. Они все еще живут в наших сердцах, как бы не хотели задавить их. И, увидев сегодня Ольгу с другой стороны, я подумала, может, зря я решила отступить, положив на жертвенный алтарь свою любовь ради счастья Мирона с этой эгоистичной циничной женщиной? Мирон Я жду Олю у фитнес-центра. Нужно будет поговорить с ней. Не стоит ей беременной ходить в зал. Уверен, на малыше это не скажется ничем хорошим. – Привет, любимый, – жена плюхается на пассажирское сидение и тянется ко мне пухлыми губами. – Привет, – здороваюсь я, отвечая тем же. – Нужно бросать занятия, – сразу перехожу к делу. – Мирон, ты что?! – Оля возмущается очень искренне. – Я тогда через пару недель превращусь в жирную корову! Ты этого хочешь? – Оль… – Нет, послушай, – перебивает она меня. – Мне нужен зал, чтобы поддерживать себя в форме. Я же и для тебя стараюсь тоже. Пыхчу на тренажерах чуть ли не каждый день, чтобы… – Ты носишь моего ребенка! – теперь уже жену перебиваю я. – Какие могут быть тренажеры? Это может быть опасным для развития малыша. Оля смотрит на меня внимательно и часто моргает, точно никак не поймет, о чем я толкую. – Я завтра же поговорю с твоим тренером. Думаю, он согласится с тем, что тренировки нужно будет прекратить. Тем более, в такое время! Тебе давно пора отдыхать. – Хорошо, Мирон, – Оля на удивление быстро сдается. – Ты прав. Про малыша я не подумала совсем, – она укладывает ладонь на живот. – просто привыкла заниматься, вот и все. Это часть моей жизни. – Если ты так хочешь тренироваться, можно найти фитнес, подходящий для твоего положения. А лучше, вообще подобрать инструктора, что будет приезжать к нам домой. Мне будет спокойнее, если ты перестанешь таскаться по городу. Тем более, без машины. Почему ты, кстати, без машины? – Честно? – жена прищуривает глаза. – Конечно. – Хотела, чтобы ты забрал меня. Помнишь, как раньше? – она укладывает ладонь мне на щеку и легонько гладит ее большим пальцем. – Когда мы еще не были женаты, ты всегда заезжал за мной. Мне нравились твои ухаживания. – Да, конечно, помню, – с грустью соглашаюсь. – Но сейчас много работы, ты же знаешь. Оля с шумом выдыхает и отстраняется. – После свадьбы все пошло наперекосяк. Я просто не понимаю, что с тобой. – Со мной все в порядке. Много дел, я же сказал. Тебе не о чем переживать. Я, наконец, запускаю мотор, и мы трогаемся с места. – Давай, сходим завтра куда-нибудь? Пригласи меня в ресторан, Мирон. Я хочу в коем-то веке поужинать с тобой. – Да, конечно, – сухо отвечаю. Я соглашаюсь больше на автомате, потому что все мои мысли сейчас заняты Аней. Я не могу просто так взять и не думать о ней. Она оттолкнула меня в очередной раз, хотя я вижу, что это вовсе не то, чего она желает. «Тебе лучше уйти», – крутится в голове дурацкая фраза, что мне пришлось сегодня услышать. Я хочу смириться с тем, что так оно и есть, мне нужно уйти, мне вообще нужно перестать думать о ней, но не выходит. Чем больше мы общаемся, тем сильнее чувства вспыхивают внутри. Будто они только и ждали того момента, когда я дам слабину. Сдамся. Позволю желаниям взять верх над разумом. – Сегодня я была у Ани, – начинает Оля ни с того, ни с сего. – Что? – переспрашиваю, потому что кажется, мне послышалось. – Я ходила сегодня к твоей Ане, – повторяет жена. – Ты поставил ей охрану? Она так ценна для тебя? – Кто-то охотится за моим сыном. Я должен его защитить, – пытаюсь сгладить непонимание между нами. – Зачем ты была там? Я просил не приходить на квартиру и не трогать Аню. – Мирон, ты что не понимаешь, что третий лишний? Никому не понравится, когда муж встречается с другой, пусть даже из-за сына. – Ты не доверяешь мне? – выгибаю бровь. – Доверяю. Но я хотела как лучше. – «Как лучше» что? – начинаю раздражаться. – Я запрещаю тебе приходить туда, поняла? От этого лучше не будет никому, поверь! – Зря ты защищаешь… ЭТУ, – с презрением цедит Оля. – Охраняешь ее, а она ни стоит вообще ничего. – Прекрати оскорблять Аню! Она родила моего ребенка. – Ага, – хмыкает жена. – А потом решила продать его. – В смысле, продать? – непонимающе рычу. – Ну, я же тебе говорю. После того, как ты отказал мне в том, чтобы мы забрали малыша себе, я решила, что нам с этой Аней нужно поговорить по душам без твоих ушей. Уладить все. Как-то выстроить наши отношения, ведь, как ни как, мы теперь связаны. – И? Это мы тоже обсуждали. Я запретил тебе ехать! – напоминаю. – Прости, Мирон, но я так не могу. И я очень рада, что поехала. Эта встреча открыла мне глаза на многое. Может, и тебе откроет. – Ну? – теперь не терпится узнать о чем речь. – Аня предложила мне выкупить ребенка, – с возмущением сообщает Оля. – Что значит, выкупить? – закипаю. – Она сказала, что может уйти с нашего пути за приличную сумму денег. Сказала, что мы сможем забрать малыша, а она исчезнет. Нужно только заплатить. – Аня бы так не сказала! – По-твоему, я вру? – выпалывает Оля. Задумываюсь над ответом. – Я вру тебе, Мирон? Серьезно?! Ты даже не представляешь, какую гадюку пригрел на своей груди! А когда я пытаюсь открыть тебе глаза, ты спешишь сомкнуть веки обратно. Это просто… Это ни в какие ворота, Мирон! – Много денег она попросила? – уточняю у жены. – Много, – соглашается она. – Достаточно для того, чтобы вышвырнуть эту девку из нашей жизни. ГЛАВА 23 Аня Всю ночь я не могу уснуть. В голову лезут ужасные мысли. Одна хуже другой. Я понимаю, что не стоит думать о плохом, пока это плохое еще не случилось, но у меня не выходит. Натура такая. Продумываю варианты дальнейшего развития событий, и эти варианты обычно чисто негативные. Конечно, надеюсь я всегда на лучшее, но вот думаю о самом худшем. Утром настроения нет никакого. Даже гулять с сыном идти не хочется. Да и он, как назло, какой-то капризный. Наверное, мне стоит взять себя в руки, чтобы Макарке не передавалась моя нервозность. Приходится таскать сына на руках все утро. Лежать в кроватке и играть он не хочет совсем. Я даже начинаю волноваться о том, что Макар заболел, но градусник радует меня нормальными цифрами. Часов в одиннадцать сынок, наконец, засыпает. В последнее время мой малыш сильно подрос, и я отмотала руки, пока таскала его с самого утра. Решаю выпить чаю, а потом тоже привалиться спать, потому что ночное бодрствование дает о себе знать, и веки тяжелеют против воли. Когда выхожу в кухню, меня тут же отвлекает странный шум за дверью. Я знаю, что там без перерыва стоит охрана, и опасаться мне нечего, но посторонние звуки все равно привлекают внимание. Осторожно подхожу к двери и выглядываю в глазок. На лестничной клетке стоит Алекс. Они с охранником оживленно спорят, потому что тот, видимо, не собирается пускать ко мне соседа. С одной стороны, это правильно, не стоит мне общаться ни с кем, не стоит никому доверять. С другой – становится неудобно перед мужчиной за то, что его ко мне не пускают. Как-то это неприятно. Я решаю вмешаться, и распахиваю дверь. Оба мужчины перестают пререкаться и оборачиваются в мою сторону. – Ань, привет, – мило улыбается сосед, и только сейчас я замечаю у него в руках небольшой букетик. Охранник просто озадаченно смотрит на меня. Даже не знаю, как правильно поступить. Мирону вряд ли понравятся такие гости, да еще и с цветами, ведь амбал у моих дверей точно доложит боссу об этом визите. Но и прогонять Алекса как-то неудобно. Все же он вчера подвез меня с кладбища, и то, что я отблагодарю его чашкой чая не будет считаться преступлением. – Это мой друг. Впустите, – сухо прошу охранника, после чего тот отходит в сторону. – Я же тебе говорил, – обращается к нему Алекс, а затем заходит в квартиру. – К тебе не пробраться, – хмыкает он, а затем разувается. – Жизненная необходимость, – пожимаю плечами. Только сейчас судорожно начинаю вспоминать, как я сейчас выгляжу. Алекс уже второй раз застает меня врасплох. И если вчера на кладбище мне повезло с внешним видом, то сейчас я похожа на чучело. – Прости за это, – начинаю оправдываться, описывая круги вокруг головы. – Я не ждала гостей. – Брось. Ты прекрасно выглядишь! – улыбается мужчина. Он протягивает мне букетик, и я принимаю его. – Чаю? Чувствую себя неловко. Смущаюсь, точно школьница на дискотеке. А вот Алекс, кажется, ощущает себя вполне естественно. – Да, не откажусь, – снова эта сбивающая с толку улыбка. И где он научился так улыбаться? – У меня квартира точь-в-точь. Только двумя этажами выше. И у тебя здесь очень светло. Светло и пахнет ребенком. После этих слов у меня из рук падает чашка. Естественно, это недоразумение не остается незамеченным моим гостем. – Ань, прости, – взгляд Алекса вдруг становится испуганным. – Я напугал тебя? Я ничего такого не хотел. Просто запах и вправду специфический. У моей сестры маленький ребенок, и я знаю о чем говорю. – Да, нет, все в порядке. Спала просто плохо, теперь вот руки не слушаются. Я быстро успокаиваюсь, потому что не верю в то, что сосед пришел за моим сыном. Тем более, за дверью у меня охрана, и унести малыша у него все равно не получится. Я просто накручиваю себе всякого, потому что за последние пару недель со мной чего только не случилось. – Давай, помогу, – Алекс выхватывает у меня из рук тяжелый чайник. С легкостью соглашаюсь и отхожу в сторону. Из коридора слышится громкий шум. Мне сразу же становится не по себе. Никто кроме Мирона не может ввалиться ко мне вот так. Охранник-амбал смог бы задержать любого. И я не ошибаюсь. Богданов появляется в гостиной, разъяренный точно бык. У меня в горле мгновенно становится сухо. От паники руки начинает потряхивать. Я уже видела Мирона таким злым однажды. В тот день, год назад, когда между нами изменилось все. Одного только не могу понять: почему он так злится. У него сейчас есть жена, и я тоже имею право на свою личную жизнь, ведь эта самая жизнь никак не повлияет на его возможность видеться с сыном. – Это кто? – Мирон беспардонно указывает пальцем на моего гостя. – Это Алекс, сосед сверху, – спокойно и быстро отвечаю на вопрос Богданова, хотя видела, что мужчина и сам хотел ответить за себя. Сказать, что Мирон разъярен – ничего не сказать. Пока он ждет ответа, проходит не более пары секунд, но за это время его ноздри успевают широко и нетерпеливо раздуться. Мне кажется, мужчина готов наброситься на моего гостя, что на него совсем непохоже. Мирон умеет сдерживаться, и мне это хорошо известно. Я вообще практически никогда не видела его таким. И мне кажется странным, что он, в принципе взбесился из-за такой мелочи. Хотя, о чем это я? Когда бывший в прошлый раз якобы застал меня с другим мужчиной, нашим отношениям пришел конец, поэтому я понятия не имею, чего ожидать от Богданова сейчас. Лишь бы сынок не проснулся раньше времени! – И что он тут делает? – не менее грозно рычит Мирон. – Вам стоит успокоиться, – вмешивается в разговор Алекс. – В таком состоянии будет сложно решить хоть что-то. Кажется, дипломатичности моему гостю не занимать. Таким он нравится мне еще больше. Наверное, этого как раз не хватило Мирону однажды, и может не хватить снова. – Давайте, в своей квартире я сам буду решать, как мне и с кем разговаривать?! Без помощи незваных гостей! Прошу покинуть помещение, – отец моего ребенка непреклонен. Он не собирается сдаваться и, тем более, не планирует хоть что-то обсуждать. – Ань, – видимо, Алекс тоже это понимает, поэтому обращается сразу ко мне, не вступая больше в перепалку с Богдановым. – Все в порядке, – киваю я. – Пообщаемся в другой раз. – Ты уверена, что мне не стоит остаться? – на всякий случай, уточняет сосед. – Да, ничего страшного. Мы разберемся, – я стараюсь звучать уверенно и, вроде как, мне это даже удается. Я знаю, что Мирон не сделает мне ничего плохого. По крайней мере, в физическом плане. – Хорошо, – Алекс смотрит мне прямо в глаза, будто надеется разглядеть там скрытый крик о помощи. – Если что, ты знаешь, где найти меня. Мужчина символически отталкивается от барной стойки и отходит в сторону. Поравнявшись с Мироном, который все еще напряжен, как высоковольтная вышка, он что-то говорит ему. Но я уже не слышу. Меня переполняют эмоции. От переживаний просто-напросто заложило уши. Мне не хочется повторения ситуации, не хочется снова вернуться туда. Богданов практически никак не реагирует на реплику Алекса, но я не удивляюсь. Больше скажу, что бы тот не сказал, я рада, что Мирон сумел не обратить внимания. Лишь, кажется, крепче сжал челюсти. – Разве я разрешал приводить домой посторонних? – сквозь зубы цедит он, после того, как металлическая дверь с хлопком закрывается. – Вчера Алекс помог мне, и я решила, что будет справедливо угостить его чаем, – пожимаю плечами. Внешне я спокойна, но внутри все буквально бурлит. Понимаю, что если мы оба сейчас будем на взводе, то разговора не получится. Тем более, я чувствую себя уверенно. Понимаю, что между мной и соседом ничего не было, а если и было бы, Богданов не имеет никакого права запрещать мне общаться с другими людьми, даже если речь идет о мужчинах. Я не его женщина. Больше нет. И такой выбор он сделал сам. – И поэтому он пришел с цветами?! – бывший подходит к барной стойке с противоположной от меня стороны, и опирается о нее руками. – Мирон, понимаешь… Договорить мне не дают. Хозяин дома решает припечатать меня своим мнением: – Это моя квартира, Ань! И я не хочу, чтобы ты водила сюда кого попало, ясно? – Я не могу выгнать человека только потому, что тебе это не нравится. Ты хоть поминаешь, как это выглядит со стороны? Ведь я тебе даже не жена… На последнем слове закусываю губу. Не хотела этого произносить, но оно вышло само собой. Мне кажется, Мирон даже меняется в лице, но ненадолго. На пару секунд повисает неприятная, давящая пауза. Больно осознавать, что я права. И даже если Богданову сейчас тоже несладко, это ничего не меняет. – Ты хоть понимаешь, что любой посторонний человек сейчас несет опасность? – с яростью продолжает Мирон, но мне почему-то кажется, что сказать он хотел вовсе не об этом. – Каждый! Любой! – мужчина нервно взмахивает рукой, бегло обводя помещение. – Алекс хороший человек. И он бы уже мог забрать Макарку, если бы захотел. Начинаю в голове прокручивать, действительно ли это так? Вдруг якобы сосед просто решил втереться ко мне в доверие, чтобы потом забрать ребенка, находясь вместе с нами подальше от охраны. – Отлично! – выплевывает Мирон. – То есть, он тут еще и не впервые! Я не хочу показывать бывшему, что, кажется, снова облажалась. Да и Алекс такой добрый, что обратное просто не укладывается в голове. – Нет, Мирон, он пришел впервые, я не смогла выгнать его. Банальная вежливость. – Знаешь, Аня, – мое имя мужчина произносит вовсе не так, как делал это еще вчера или даже минутами ранее, – когда я ехал сюда, я еще сомневался, стоит ли верить в то, о чем мне рассказала Оля. Но вот теперь, застав тебя в своей собственной кварте с каким-то мужиком, я понимаю, что все сказанное ей, вполне может быть правдой. ГЛАВА 24 Аня – Оля? – переспрашиваю, потому что направление разговора мне и вовсе перестаёт нравиться. – Да! – рявкает раздраженно Мирон. Я молчу. Ясно же, что его жена, не получив от меня положительного ответа, наврала мужу с три короба. Наверное, ее можно понять, ведь я для нее некое препятствие на пути к семейному счастью, но я не могу оправдывать людей, которые в достижении своей цели не гнушаются ничем. Отпиваю немного чая, что мне налил Алекс. Он уже успел остыть, но таким даже приятнее смочить пересохшее горло. Теперь от нашего разговора я и вовсе не жду ничего хорошего. Пережить бы его… – Так что? – робко спрашиваю. – Что она сказала тебе? Ответа жду с замирением сердца. У меня буквально вся жизнь проносится перед глазами, как перед смертью. Сколько шансов из ста у меня есть на то, что Мирон не поступит со мной так, как поступил год назад? Два? Три? Ноль? Ожидание кажется мучительной пыткой, хоть Богданов и отвечает практически сразу. – Она сказала, что ты хотела продать Макара. – Что? – нервно усмехаюсь. Почва уходит из-под ног, и я буквально могу свалиться в пропасть. Чувствую, как ноги подкашиваются, а виски начинают напряженно пульсировать, точно давление в миг подскочило до запредельных показателей. – Ты хотела продать моего сына! – повторяет Мирон. – Получить деньги, приличную сумму, за возможность Оли забрать ребенка себе. – Мирон… – мотаю головой. Больше всего на свете я боюсь сейчас, что он поверит в то, что говорит. И я не знаю, как оправдаться. Просто сказать, что это ложь? Наглый обман с целью опорочить мою честь? Снова. Я не понимаю, почему между нами всегда стоит кто-то третий. Кто-то, кто решает, что может вертеть нашими судьбами так, как вздумается. Кто-то, кому есть дело до наших отношений. Богданов молчит. Меня это и пугает и радует одновременно. – Мирон… – мои губы начинают дрожать. – Это правда? – лишь спрашивает мужчина, поднимая на меня взгляд. Мне кажется, я вижу в его глазах боль. Жгучую. Разрезающую сознание на куски. – Это правда? – Богданов повышает голос. – Я бы никогда… – шепчу, собравшись с силами. Ладони мужчины, что до этого момента сжимали столешницу, стягиваются в кулаки. Он тяжело и часто дышит. Грозный рык разносится по квартире, и одновременно с этим Мирон с силой ударяет по столу. Я вздрагиваю. Мне страшно. Мне очень-очень страшно. – Подумай сам… Если бы я хотела денег, то давно бы пришла к тебе. А я пряталась, Мирон… Я пряталась, потому что боялась, что ты заберешь ребенка. Мне не нужно ничего. Честное слово! Не нужно! Все, чего я хочу, это чтобы мой сын был счастлив, понимаешь? – Я понимаю… Этот короткий ответ исцеляющей волной проносится по моему телу. Мирон теперь стоит неподвижно, замирая в одном положении, как какая-то статуя. Его руки широко раскинуты на столешнице барной стойки, а голова понуро опущена. До крови закусываю губу. Хочу подойти к нему, но не знаю, позволено ли мне. Сама так же стою на одном месте, не в силах сделать хоть шаг. Даже дыхание замирает. Да все вокруг замирает вместе с нами. Меня вдруг на части начинает рвать от обиды и горечи. Понятия не имею, что теперь будет. Если Богданов верит мне, то получается… получается он зол на Олю. Боюсь, что такие разногласия между ними могут сказаться на всех нас какими-то неблагоприятными последствиями. Чем-то ужасным. У меня внутри зарождается нехорошее предчувствие. Я будто физически ощущаю напряжение, которое вот-вот взорвется, осколками поранив всех. – Ты ведь веришь мне? – на всякий случай, уточняю. – Верю, – короткий четкий ответ не оставляет сомнений. – Я лучше умру, чем отдам кому-то Макара. Не знаю, зачем говорю это. Как-то само собой вырывается. – Что было на самом деле? – Думаю, тебе не стоит… – Давай, я сам решу, что мне делать! – Оля предложила мне денег, чтобы я ушла из вашей жизни, – молчу пару секунд, ожидая его реакцию, но ее будто нет. – Она сказала, что я могу попросить любую сумму. Любую, какую захочу. Ты ничего не узнаешь, потому что у нее богатый отец, который готов со всем разобраться. – И? Что ты сказала? – А ты как думаешь? Мне обидно, что Мирон, в принципе, задает мне такие вопросы. За то время, что мы общаемся, ответы на них он должен знать сам. Быть может, ему просто нужно подтверждение?! Всем нам порой необходимо, чтобы нам напоминали о чем-то важном для нас. Например, недостаточно просто знать о том, что тебя любят, иногда хочется услышать три заветных слова, даже если в этом совсем нет необходимости. ??????????????????????????– Я попросила ее уйти. Ты же веришь мне? – переспрашиваю. Это как раз тот вопрос, ответ на который мне хочется услышать лишний раз. – Верю. Я верю тебе. Наши глаза снова встречаются. Я вижу, что Мирон искренен со мной, и я благодарна ему за то, что на этот раз он не пошел на поводу у эмоций, и дал мне шанс оправдать себя. – И что теперь? Что дальше? – этот вопрос не отпускает мои мысли. – Никаких гостей. – Что? – не совсем понимаю. – Никаких гостей в моем доме! – Мирон, я же сказала… – снова начинаю волноваться. Понимаю, что мое общение с Алексом со стороны походило на свидание, но это не так. – Дьявол! И почему я хочу верить тебе?! – Ты можешь спросить у охраны… Мы… Мужчина быстро преодолевает расстояние между нами. Мгновение – и он уже держит меня в охапке, близко прижимая к себе. – Я знаю почему… – слышу его уверенных низкий голос. – Просто я… Плач сына из соседней комнаты не дает Богданову договорить. Но я этому даже рада. Такое признание может испортить все. Мирон Когда Макар начинает плакать, я разжимаю захват. Ане нужно идти к сыну, и я это понимаю. Запускаю руки в волосы и подхожу к окну. Тяжесть случившегося давит. Бизнес вести гораздо проще, чем оказаться втянутым в бабские интриги. Как же бесит! Я просто не понимаю, зачем Оля так поступает. Да, она боится, что наши отношения дадут трещину из-за наличия ребенка на стороне, но достаточно было просто поговорить со мной. Я заподозрил неладное еще вчера, когда она рассказала мне про случай с Аней. В голове не укладывалось, что бывшая будет клянчить деньги за ребенка. Она могла бы сделать это сразу, а не разыгрывать такой длинный спектакль, чтобы в итоге получить то же самое, чего можно было попросить в самом начале. Терпеть не могу, когда меня держат за идиота! А еще ненавижу себя за эту уязвимость! Отношения с женщинами будто моя ахиллесова пята, которая может запросто выкинуть меня из адекватного состояния. Наверное, в этом и был план Коршунова. Подставить Аню, чтобы я убивался потом, а не разрабатывал новые стратегии по расширению бизнеса. Как раз в то время, я пропустил несколько крупных тендеров, просто потому, что до меня не могли достучаться заместители. И кто же их тогда выиграл?! Дайте-ка подумать! Ушлый предприниматель так и норовил меня укусить, вот только махина моего предприятия оказалась ему не по зубам. Дьявол! Как же слеп я был! Решаю не дожидаться Аню, и пока она занимается с ребенком в комнате, я покидаю квартиру. Как же я ревную! До чертиков! Как увидел этого… Готов был на месте разорвать! Но сдержался. Пока ехал к Ане, обещал себе, что, что бы не случилось, я буду мыслить здраво. Не эмоциями. Только фактами. Как в бизнесе, где нет места чувствам. Когда я приезжаю домой, Олю нахожу в спальне. Она с чалмой на голове, перед туалетным столиком наносит на лицо какой-то крем. – Ты меня напугал, – сообщает девушка, когда замечает меня. – Этой косметикой можно пользоваться во время беременности? – спрашиваю я. – Конечно! Ты чего? Она полностью безопасна. Я ерунду не покупаю. – Какой у тебя срок? – Ну, этот крем, кажется, годен еще года два, – Оля крутит в руках тюбик, в поисках даты. – Переживать не о чем. – Какой у тебя срок беременности? – уточняю свой вопрос. – Мирон, ты чего? У тебя все в порядке? – в глазах жены появляется легкий испуг. – Отвечай на вопрос, Оля! Какой срок беременности у тебя? – Ну… Я еще не вставала на учет, поэтому не знаю, – девушка поднимается со стульчика. – Слушай, ты, наверное, просто устал. Я предлагала поехать отдыхать. Жена улыбается своей потрясающей улыбкой, являя неестественно белые зубы. Ровные. Купленные у стоматолога за баснословные деньги. Она кладет ладошку мне на щеку, но я сбрасываю ее. – Собирайся, поедем в клинику. – Зачем? Через два часа я собиралась встретиться с отцом, – непонимающе моргает, но я не хочу верить в искренность такого поведения. – На учет вставать. Я хочу убедиться, что с ребенком все в порядке. – Давай, договоримся, что я съезжу туда завтра, а? Мы с папой давно не виделись, да и у тебя куча дел, сам говоришь… – А, ну, молчать! – рявкаю, точно цербер. Оля даже подпрыгивает на месте от неожиданности. – Мы поедем в больницу сейчас! Там тебе сделают УЗИ и подтвердят беременность, а если нет… – Мирон! – выражение лица жены становится удивленно-возмущенным. Но больше возмущенным. Ей дико оттого, что я так с ней разговариваю. За время наших отношений я ни разу не позволял себе повысить на Олю голос. – Собирайся! Через полчаса я буду ждать тебя в машине. – Мирон! – снова слышится голос Оли, но я уже покидаю комнату. Пока беременность не подтвердится или не опровергнется, я не стану с ней разговаривать. Спускаюсь в кухню и наливаю себе стакан воды. Залпом выпиваю. На экране смартфона красуется пропущенный вызов от Ани. Даже два. Но я не буду перезванивать, пока не разрулю все. Я доверял Оле. Доверял, как себе. Даже когда начал сомневаться в том, что она могла забеременеть от меня, не дал этим мыслям развиться. Сейчас же я начинаю анализировать. «Беременность» Оли очень удачно совпала с тем, как я принял на работу Аню. Потом она просила меня уволить новую секретаршу, хотя в ревности к предыдущей никогда замечена не была. А вчера, когда я забирал ее из фитнес-клуба, жена странно замешкалась, после моего замечания о том, что занятия стоит бросить. К тому же, при всем своем отношении к собственному здоровью, жена не побежала первым делом проверять состояние беременности, а столько дней спокойно занималась своими делами. Да и этот разговор с Аней… Очень надеюсь, что я ошибаюсь, и Оля не предавала меня. Но что-то внутри подсказывает, что мне придется в очередной раз разочароваться в жизни. – Хочу сразу тебя предупредить, – заявляет жена, когда садится в машину, – тесты иногда могут ошибаться, а я делала только один. – Поспешные оправдания всегда выдают вранье, – чеканю я. – Ты начал сомневаться в моей беременности первым. Вылил на меня ушат из подозрений, оставив обтекать, а потом… Потом просто ушел из комнаты. Думаешь, мне приятно? – Думаю, что специалист и аппарат УЗИ нас рассудят, – заключаю я, и завожу мотор. Наверное, это плохо, но в глубине души я хочу, чтобы мои опасения подтвердились. Я многое сделал в своей жизни не так. Особенно в последнее время. И понял я это очень поздно. Слишком поздно для того, чтобы можно было безболезненно все исправить. Но сейчас, на фоне всего, что случилось, я понял, что почти год обманывал себя, ведь я никогда не любил Олю. Мне просто было удобно быть с ней. Удобно забить ее заботой дыру в груди, что зияла, не давая покоя. Теперь приходится расхлебывать все, что я натворил, и я не уверен, что финал этой истории будет одинаково счастливым для всех. – Итак, давайте посмотрим, – кудрявая женщина средних лет обильно смазывает гелем длинный датчик аппарата УЗИ. Глубоко вздыхаю прежде, чем услышать вердикт, и он не заставляет себя долго ждать. ГЛАВА 25 Мирон – Ну, по УЗИ могу сказать, что вы, Ольга Олеговна не беременны, – врач прекращает все манипуляции, и протягивает моей жене бумажное полотенце. Я стискиваю зубы. Даже не смотрю в сторону Оли. Уверен, она выдумала все намеренно. – Сейчас еще на кресле посмотрим, но вряд ли там я увижу что-то новое, – продолжает женщина. – Не нужно, – отзываюсь я. – Мне и так все ясно. – Мирон! – слышу голос Оли, но не хочу реагировать. – Буду ждать в машине, – все, что отвечаю ей. Оказавшись в автомобиле, откидываю голову на подголовник. С шумом выдыхаю воздух. Не знаю, как быть дальше. Реально не знаю. Когда я думал, что Аня изменила мне с Коршуновым, тоже несколько дней не мог прийти в себя. И вот сейчас я снова в тупике. Мне хочется сложить картинку в своей голове, понять, как такое могло случиться. Я пытаюсь проследить связи между разными событиями, не хочется снова голословно обвинить кого-то. Нужно быть уверенным в том, что говорю. Могу предположить, что Оля захотела за меня замуж. Да. Пусть. Пусть ей захотелось женить меня на себе. Она очень удачно познакомилась со мной, как раз в тот момент, когда я был особенно раздавлен. При этом, она проявилась не сразу. Прошло время. Если мое предположение верно, то жена должна была взять меня в оборот как только я остался один, бросив Аню. Не укладывается в голове и то, что она рассказала о беременности в первый рабочи день Ани. Как она узнала? Неувязка какая-то… Может, я ошибаюсь?! Может, и нет заговора?! В любом случае, нельзя рубить с плеча. Надо собрать фактов. – Мирон… – Оля садится в машину и берет меня за руку. – Я не хочу сейчас разговаривать, – спокойно поясняю, хотя внутри все взрывается от ярости и ненависти к последним событиям. – Я честно не специально, Мирон! Клянусь! – знаю, что в этот момент и без того большие глаза жены становятся еще больше и жалостливее. Но я больше не хочу верить им. После того, как Ольга так грязно оговорила Аню, что-то поменялось внутри меня. Окончательно и бесповоротно. – Я же сказал! – злость все же не удается сдержать. – Когда-нибудь, ты пожалеешь, что не поверил мне, – с досадой сообщает девушка. – Но только уже может быть поздно, понял? Ничего не отвечаю. Не хочу говорить. Сболтну лишнего. Сначала обдумаю. Все. Все варианты. Подвожу Ольгу домой, а потом еду в офис. Первым делом, уточняю все ли в порядке у Ани. Охрана и так регулярно отчитывается мне, но сейчас стало особенно тревожно. Может, стоило поехать к ней? Офис раздражает. – Лена, сделай кофе, – прошу секретаршу, в надежде, что хоть так смогу настроиться на рабочий лад. Но только и это не помогает. Я все думаю. Думаю, анализирую. Гружу голову до тех пор, пока не решаю бросить это неблагодарное дело! Не стоит везде искать заговоры. Я, действительно, стал холоден к жене после свадьбы. Быть может, она просто хотела вновь разжечь внутри меня пожар из чувств, удержать меня «ребенком». Только даже несмотря на это, не получается оправдать Олю. Как ни как, она предала меня. За дверью кабинета слышится какой-то шум. Потом дверь распахивается, и в офис влетает моя дорогая, во всех смыслах, жена. – Мирон Александрович, простите! – слышу позади оправдания Лены. – Я пыталась ее задержать, но… – Я жена его! – оборачивается к ней Оля. – Могу приходить, когда захочу. Кто ты такая, чтобы мне это запрещать?! – Лен, мы разберемся, – одобрительно взмахиваю рукой, и секретарша, опустив голову, удаляется из кабинета. – Мирон… Ну, прости меня, дурочку… – Ольга подходит ко мне совсем близко и присаживается на стол возле меня. Я никак не реагирую. – Мироооон, – она как-то по-детски трясет меня за руку. – Ну, хватит! – Я не собираюсь сейчас разговаривать. Почему нужно повторять все по сто раз? – Я не смогла усидеть дома. Ты пойми, как мне плохо! Я ведь тоже уже настроилась на этого ребенка! Я ждала его. Планировала… Да, много чего! – Может, хватит врать! – не получается сдержаться. – Ты знала, что никакого ребенка нет! – Почему ты так считаешь? Зачем мне это? – жена изображает удивление. Удивление, возмущение – все в одном недоуменном выражении. – Потому что все твое поведение говорит об этом. И я не дурак, чтобы можно было так запросто заговорить меня. Не знаю, что происходит в этот момент, но Оля вдруг решает сменить тактику и во всем сознаться: – Ну, хорошо! Ладно! – мелодичный голос супруги теперь пропитан паническими нотками. – Я наврала про ребенка! Ты прав. Его никогда не было. ?????????????????????????? – Хм, – усмешка расцветает на губах против воли. Что и требовалось доказать. Просто бинго! – Но это все ради нас, Мирон, клянусь! – Ложь никогда не идет во благо, – безапелляционно заключаю. – Вранье оно и есть вранье. – Я просто хотела как-то повлиять на тебя. Даже не знаю. Но после свадьбы ты стал… Ты будто перестал быть моим мужчиной, понимаешь?! У тебя вечно не было времени, вечно находились какие-то отговорки на все. Буквально на любое мое предложение. Вот мне и показалось, что беременность как-то исправит положение. Думала, ты станешь более внимательным, обратишь на меня внимание, как раньше. Мне, правда, хочется верить словам супруги, но не выходит. Быть может, мне просто нужно больше времени? – Оль, я не готов обсуждать это сейчас. И обманывать меня было подло. Подставлять Аню тоже. – В смысле, Мирон?! Ты о чем? – Аня бы не стала продавать Макара. Получается, ты дважды предала меня. – Мирон, ну, пожалуйста… – Уходи… Мы поднимем эту тему еще раз, когда я все обдумаю. Но, скорее всего, тебе нужно готовиться к разводу. – Что? О чем ты говоришь? – Уходи, Оль. – Нет. Говорить мы будем сейчас. Я не собираюсь с тобой разводиться. Это бред! Трудности испытывают все, и с ними нужно бороться, а не поддаваться им. – Или уходишь ты, или уйду я. – Пожалуйста! Да! Вали! Вали, раз ты такой слабак и пасуешь, как только на горизонте замаячили проблемы! Жена демонстративно закидывает свою крупную дамскую сумку на стол, показывая тем самым, что ее намерения тверды. – Зря ты думаешь, что меня можно этим пронять, – отвечаю на ее выпад, поднимаясь с кресла. – Постарайся покинуть офис до того, как закончится рабочий день. Лене будет нужно проконтролировать, что кабинет заперт. Прояви уважение. Я выхожу из офиса без сожаления. Работать все равно возможности не было. Теперь нужно как-то проветрить голову. Недолго думая, я решаю поехать к Славе. Аня Вчера я звонила Мирону несколько раз, но он просто исчез. Сначала из квартиры ушел не попрощавшись, а потом перестал отвечать на звонки. Больше всего я сейчас боюсь, что он вдруг передумал и решил поверить жене, поэтому теперь игнорирует меня, решая, что делать дальше. Ну хоть бы маленький намек дал. Малюсенький. А то у меня от переживаний, того гляди, разорвется сердце. Макарка долго висит на груди. Кажется, в последнее время он и, вправду, не наедается. Меня очень печалит, что так происходит. Дефицита молока за три месяца жизни сына я не испытывала, но стоило встретить Мирона, как все полетело в пропасть. Когда наевшийся малыш, наконец, откидывает голову, я облегченно вздыхаю. Наверное, стоит заняться лактацией. На смесь переходить очень не хочется. Довольный малыш начинает забавно урчать на своем. Когда у Макарки игривое настроение, я стараюсь отбросить все дела и провести время с ним. Обычно использую разные погремушки, стимулируя желание тянуться к ним, фокусировать взгляд. Иногда сын задевает игрушки маленькими ручками, но я понимаю, что он делает это пока неосознанно. Но я все равно стараюсь всячески его развивать. Сегодня вот решаю попробовать новый способ. Укладываю малыша на коврик с дугами и достаю пакет с цветными ленточками, которые купила накануне в цветочном магазине по пути к родителям. Неспешно привязываю ленточки к дугам. Сенсорное развитие очень важно и, кажется, ребенку нравится. Ему удается случайно зацепить в кулачок одну из лент, что я уже успела привязать. Макар дергает руками, тащит за собой ленточку, а та приводит в движение дуги с игрушками, что начинают весело звенеть. Такая какофония и мелькание ярких красок вызывают у сыночка неописуемый восторг. Я успеваю повесить только половину лент прежде, чем слышится дверной звонок. Приходится взять сына на руки. Он сначала недовольно кряхтит, хочет заплакать, но, оказавшись у меня на ручках, сразу успокаивается. Надеюсь, что приехал Мирон. Хотя, очень странно, что он не открыл дверь своим ключом. С другой стороны, мало ли, что могло случиться. Я распахиваю входную дверь без опаски. За ней стоит охранник, и он не пустит кого попало. Увиденное заставляет меня напрячься. Этого человека я хотела бы видеть сейчас меньше всех. Уже знаю, что его визит не закончится ничем хорошим. Оля, не здороваясь, проходит в квартиру, как к себе домой. Я киваю охраннику, потому что сегодня мы с ним еще не виделись. Сейчас довольно рано, и на прогулку собраться мы с сыном пока не успели. – Я же уже дала ответ на ваш вопрос! – довольно жестко напоминаю девушке. Нужно держаться уверенно, иначе эта дама сожрет меня с потрохами. – Да твой ответ мне уже по барабану, – усмехается девица. – Тогда не вижу причин вам тут оставаться. Мне нужно укладывать ребенка, – стараюсь быть вежливой хотя бы ради приличия. Все же родителям удалось привить мне правила поведения в обществе. – Нет, милая, это у тебя больше нет причин тут оставаться, – довольно заявляет Оля. Настоящая змея! Как Мирон мог пропустить такое?! После подобного заявления мне и вовсе становится не по себе. Появляется уверенность в том, что с отцом моего ребенка что-то случилось, иначе эта женщина не пришла бы с целью выставить меня из его квартиры. Мирон явно дал понять, что жене не верит, да и если бы решил избавиться от меня, то сделал бы это лично. Он не из тех, кто станет прикрываться другими. Тем более, женщинами. – Эту квартиру купил Мирон для того, чтобы мы с его сыном тут проживали. Если кто-то и сможет выгнать нас отсюда, то это он. Так что попрошу вас уйти, или я пожалуюсь охране. – Вынуждена тебя огорчить, – Оля вытягивает губы уточкой, – но Мирон временно не может распоряжаться своим имуществом. – В смысле? – паника вспыхивает в груди мгновенно. Живот скручивает от страха. Неужели, с ним действительно что-то случилось? Мне отчаянно не хочется в это верить. – Мирона посадили. И пока он находится под следствием и будет отбывать наказание, решать вопросы с его имуществом буду я. А квартиранты с птичьими правами мне без надобности! Когда Ольга все это произносит, с ее надменного лица не сходит торжествующая улыбка. Ей нравится говорить мне подобные слова, да еще в таком тоне, будто она погоняет раба на плантации. У меня из-под ног уходит земля. Пол буквально уплывает, отчего я пошатываюсь. Не знаю, что за неведомая сила позволяет мне остаться на ногах, но все, о чем я в этот момент думаю – мне нужно удержать ребенка. Перед глазами темнеет. Дыхание резко затрудняется. Я пытаюсь взять себя в руки, но в голове происходит настоящая путаница. – Так что, давай, собирай вещички, и на выход! Двадцать минут тебе хватит? Тут же нет почти ничего твоего, – девушка снова неприятно хмыкает. – Откуда мне знать, что ты не врешь? – с презрением спрашиваю. Девушка демонстративно закатывает глаза. – Хорошо, что я подготовилась, да?! – хмыкает она. Достает телефон и включает мне какие-то видео. На нем двое мужчин в форме выводят Мирона из комнаты. Запись не слишком четкая, потому что снимали явно скрыто, но смысл происходящего она передает довольно хорошо. Мне не хочется верить в то, что я вижу. Быть может, это какая-то ошибка. Мирон никогда не переступал черту. Ни в чем. Я не верю, что могло случиться что-то такое, за что его вдруг забрали в СИЗО или куда там. Спрашивать у Оли ни о чем не хочу. Состояние паники провоцирует тошноту, а мне еще и собраться нужно. Взять хоть что-то, что может пригодиться на первое время. Вот только куда податься? Я понятия не имею. ГЛАВА 26 Аня Я складываю вещи в небольшую сумку. Беру только самое необходимое. Оля права, в основном, все это купил Мирон, и, по сути, это его вещи. Макар почти все время плачет. Я пытаюсь его успокоить, но это бесполезно. Ему сейчас поможет только укачивание, а я физически не могу взять его на руки. Оля непринужденно болтает по телефону почти все это время. Она не выглядит расстроенной даже немного. Такое впечатление, что ей все равно. Неужели, Мирон для нее ничего не значит? Когда все вещи оказываются собранными, я переодеваюсь сама, переодеваю сына, а затем беру его на руки вместе с сумкой. Малыш продолжает плакать. Он будто чувствует, что случилось что-то плохое. Непоправимое. Когда мы с сыном оказываемся в подъезде, меня накрывает безысходностью. Я все пытаюсь успокоить плачущего малыша, но он никак не хочет прекращать плакать. Точно осознает, что наша жизнь в очередной раз перевернулась. Я понимаю, что не смогу уйти далеко от дома, пока мы с сыночком в таком состоянии. Решение проблемы приходит само собой. И я решаю обратиться за помощью к Алексу. Кажется, он сказал, что живет двумя этажами выше. Очень надеюсь, что он не откажет. Пешком преодолеваю два лестничных пролета. Мое сердце отчаянно колотится. Если сосед не пустит меня… Я даже не знаю, что тогда будет. Наверное надо позвонить Кате, но для начала хочется успокоиться. – Аня? – Алекс выглядит удивленным, но он не мешкает, не раздумывает, сразу пропускает меня в дом, забирает из рук сумку. Он прав, его квартира точно такая же, но другая. Здесь много серого цвета в сочетании с черным и цветом дерева. Уютно, но как-то по-мужски. Совсем по-мужски. – Что-то случилось? – сразу спрашивает сосед. – Рассказывай. Поначалу я просто мотаю головой. Мне нужно время, чтобы собратья с мыслями, успокоить сына и, в принципе, решить, хочу ли я рассказывать постороннему человеку о своих проблемах. – Хорошо, – мужчина, видимо, прекрасно меня понимает. – Поделишься, если захочешь. Я пока заварю чай. Мы с Макакой располагаемся в гостиной на диване. В квартире Алекса он так же расположен напротив панорамного окна, но обстановка все равно кажется ужасно непривычной. Я вообще и не думала, что за такой короткий срок так привязалась к своему новому дому. Там мне было комфортно и, что ни говори, нравилось, что дорогая квартира стала тем местом, где я могу встречаться и общаться с Мироном, пусть и не совсем в том ключе, о котором я мечтала. Сынок, мало-помалу, начинает успокаиваться. Он уже только часто всхлипывает, а его глаза закатываются. Устал, мой бедненький. Глядя на раскрасневшееся личико ребенка, я понимаю, что оказалась совершенно не готова к такому повороту событий, что я снова подвела этого маленького человечка, и совершенно не знаю, что делать дальше. Смогу ли я простить себя за это? Быть может, когда-то и прощу… Но не сейчас, когда на моих руках плачущий ребенок, а я без дома и без гроша в кармане. Неожиданно вспоминаю о карточке, что мне оставил Мирон. Быть может, Оля о ней не знала, и не успела добраться до денег, что хранятся там. Не знаю, о какой сумме точно идет речь, но Богданов говорил, что я могу себе ни в чем не отказывать. А я, ведь, почти ничего не покупала. Только продукты заказывала. Памперсы. Там точно должно было что-то остаться. – У меня в комнате большая кровать. Думаю, мы можем переложить туда твоего сына, – предлагает хозяин квартиры, когда Макар окончательно засыпает. Сынок все еще всхлипывает, и каждый такой всхлип буквально разрывает мне сердце. – Да, давай, – соглашаюсь, зачем-то часто кивая головой. Мы оставляем малыша в комнате Алекса, а сами возвращаемся в гостиную. Усаживаемся за небольшой столик у окна, где нас уже ждут большие кружки с чаем. – Не надумала рассказать? – интересуется мужчина. – Это Богданов выгнал тебя? – Что? – поначалу мне кажется, что я ослышалась. – Откуда ты знаешь, его фамилию? – У меня пунктик такой. Профессиональный. Я знаю всех, кто купил квартиры в нашем доме. Или думаешь, я стал бы заводить с тобой знакомство, зная, что у тебя есть муж?! Алекс улыбается так, как делает это обычно, и все сомнения с подозрениями тут же отходят на второй план. – У нас с ним просто ребенок… – зачем-то начинаю оправдываться, хотя это ни к месту. – Я так и понял, – отзывается мужчина. – Так что? Это он вынудил тебя собрать вещи? Или ты просто так с сумкой по этажам гуляешь? Я решаю рассказать Алексу о том, что случилось. Во-первых, мне нужно выговориться. Во-вторых, мне нужен совет. В-третьих, этот мужчина впустил меня к себе домой безо всяких сомнений. Думаю, ему можно доверять. Поэтому выкладываю все, как есть. Сосед внимательно слушает и только изредка задает наводящие вопросы. Он не имеет никакой эмоциональной реакции, но, будто, анализирует все, что я говорю. Пропускает через себя, но ни с целью войти в мое положение. – Мирон не мог сделать ничего плохого, понимаешь?! В чем бы его не обвинили, он этого не делал, я уверена, – заключаю в итоге, и меня снова накрывают рыдания. Хорошо, что сынок уснул, и теперь можно спокойно излить весь негатив, что изнутри дерет острыми крюками. Я реально чувствую, как меня разрывает на части. Колет, режет, разрезает. И эти ощущения становятся все сильнее, а тучи над моей головой, кажется превращаются в беспросветную тьму. – Подожди минуту, – Алекс отходит в дальний угол комнаты и кому-то звонит. Я не слушаю. Мне и без того плохо. Не помню, когда в последний раз я испытывала что-то подобное. – Собирай сына и поедем, – вдруг слышу позади себя голос мужчины. – Что? Куда? – всхлипывая спрашиваю. – В изолятор, – будто само собой разумеющееся произносит Алекс. – Или тебе не нужно? – он выгибает бровь, замечая мое замешательство. – Очень нужно, – шепчу, хотя еще не осознаю до конца, всю суть происходящего. Мирон – У меня есть право на телефонный звонок, – заявляю полицейским после того, как меня запирают в камере. – Только быстро, – бурчит мужчина в форме, протягивая мне трубку. Номер своего адвоката я знаю наизусть. Проблем с законом у меня практически не было, но для оперативного решения некоторых вопросов, было необходимо иметь возможность связаться с юристом независимо от состояния мобильного телефона, где записаны все номера. Сейчас же у меня одна цель – выйти отсюда до истечения сорока восьми часов. Уверен, это возможно. На свободе мне будет проще контролировать все происходящее сейчас в компании. Адвокат долго не берет трубку, и офицер уже начинает нервничать. – Время выходит, – злится он как раз в тот момент, когда юрист отвечает на звонок. – Аркадий, привет. Меня задержали. В офисе узнаешь все подробности. И давай, побыстрее. Не хочу здесь надолго задерживаться. – Мирон Александрович, приветствую, – слышу по ту сторону трубки. – Со мной ваша жена уже связывалась. Я записи с камер посмотрел, протоколы. Простите, но тут без шансов. Максимум, что мы можем сделать, это немного скостить срок, но вы же понимаете, как это отразится на моей репутации? – Ты в своем уме вообще? – повышаю голос. Такого ответа я ожидал меньше всего. – Мне очень жаль. Бородин тоже не возьмется, я с ним уже переговорил. – Аркаш, ты же знаешь, что я не обижу. Заплачу сколько скажешь. Я тебя хоть раз обделял? – Мне очень жаль, – повторяет мужчина и вешает трубку, а я с трудом сдерживаюсь оттого, чтобы не зашвырнуть трубку куда-нибудь в стену. – Черт! – вырывается само собой. Я не могу поверить, что оказался в такой заднице, учитывая, что вся моя бухгалтерия чиста, как стеклышко. Понятия не имею, откуда в моем кабинете могли взяться эти бумаги, которых я до сих пор не видел в глаза. – Эй, – окликаю полицейского, что как раз собирается выходить из помещения с камерой. – Сколько мне грозит? Сейчас хочется разобраться хотя бы с этим. – До семи лет. Со штрафом, – нехотя отвечает тот. После ко мне еще долго никто не приходит. Хорошо, что в камере я один. Хотя помещение располагает нарами на четырех заключенных. Усаживаюсь на одну из кроватей, чтобы обдумать все. Хотя бы собрать мысли в кучу. Только какой тут? Забрали меня из дома, и я только со слов полицейских понял, за что меня задержали. Отмывание денежных средств в особо крутом размере. Смешно. Было бы. Не будь так грустно. Надеюсь, что Оля найдет мне нового адвоката или, хоть как-то свяжется со мной. У ее отца хорошие связи. Лучше моих. Без поддержки не останусь. – А кто это здесь у нас? – скрип металлической двери сопровождается знакомым голосом. А он что тут делает? Коршунов заходит в камеру один, без сопровождения офицеров. Он выглядит довольным, точно сорвал приличный куш. Да, я понимаю, что без моего непосредственного участия компания сдаст позиции, вот только я не собираюсь задерживаться за решеткой настолько, чтобы Александр успел поживиться хоть чем-то. – Ну что? Условия вроде даже сносные… – рассуждает Коршунов. Думаю, привыкнешь. – Зачем пришел? – сухо спрашиваю. Я делаю вид, что мне вообще плевать. По большому счету, так и есть. Вот только кто эту свинью сюда пустил, даже за бабки, учитывая, что мне и документы по-нормальному не показали, вопрос. – Я просто подумал, раз ты загремишь по этапу далеко и надолго, то самое время рассказать все. – О том, что ты из себя представляешь, я и так знаю. И за похищение сына – ответишь, – цежу сквозь зубы. – Я бы на твоем месте так не спешил. Да и я обидчивый, знаешь ли. И злопамятный. Как-то не повезло с детства с воспитанием, – он взмахивает рукой. – Так что, смотри, как бы тебе самому не досталось. Хотя… тебе же уже досталось, – мужчина усмехается. – Не вижу смысла разговаривать дальше, – отрезаю и отхожу вглубь камеры. Морду его видеть не могу! – Знаешь, Мирон… Мое детство как-то вообще не удалось, как я уже сказал. Все шло через одно место. Хотя, многого мне было не надо. Я мечтал лишь об одном, чтобы у меня был отец. Папа. Батя. Даже не знаю, что из этих слов больше подходит. По большому счету, мне было плевать. Лишь бы он рядом был. Вот только его не было. Мать и бабка – все, что досталось. – Твоя биография меня интересует мало. И тамада из тебя так себе. – Да это только начало. Ты дальше слушай. Признаться, мне хочется его убить. Голыми руками. Хоть будет за что в камере сидеть. Но я держусь. В данный момент я ни в том положении, чтобы кликать на себя новую беду. Мне бы разобраться с той, что уже свалилась. К тому же, мне есть ради кого возвращаться на волю. Это Аня и Макар. Я даже не представляю, что с ней будет, поэтому выбраться из камеры нужно как можно скорее, пока она ничего об этом не узнала. Только вот Коршунов не затыкается. Продолжает вещать безынтересную историю своего детства. – Мы всю жизнь жили в каком-то захолустье. Там до цивилизации было, как до Китая пешком. Я до школы по сорок минут на автобусе трясся. Жуть просто! Но когда мне исполнилось восемнадцать, я решил взять собственную жизнь в свои руки. Знаешь, чем я занялся в первую очередь? Я молчу. Достал. Честное слово. Еще немного, и я накинусь на него даже через решётку. – Занялся поисками отца. Странно, что ты не догадался. Я очень старался сделать упор именно на этом моменте. Мама умоляла меня прекратить поиски. Сама ничего не рассказывала, хотя знала, что я жажду встретиться с папой. И мне повезло. Реально повезло найти его. Примерно год ушел, но я таки вычислил этого человека. – Очень душещипательная история, но я бы воздержался от дальнейшего прослушивания, – рыкаю. – Ты что? Дальше будет самое интересное! – ликует рассказчик. – Моего отца зовут Олег Лаврентьев. ГЛАВА 27 Мирон – Что? – вот тут реально начинается самое интересное, поэтому мне приходится переспросить, не ослышался ли я. – Да, – Коршунов разводит руки в стороны. – Вот так вот получается, что сын известного политика, о котором он ничего не знает, живет на задворках страны, хотя мог бы шиковать с раннего детства. Прямо как сестра Оля. – Почему они ничего не сказали мне? – произношу вслух, но больше сам для себя, как бы размышляя над тем, что услышал. Сейчас Александру примерно двадцать шесть лет, он нашел отца в девятнадцать, а, значит, к моменту нашей с Олей свадьбы уже был с ним знаком. Тогда почему на праздновании его не было? Да о нем не было даже банального упоминания! Может, у них с Лаврентьевым все сложилось не так уж гладко, и они не общаются? По крайней мере, это единственное разумное объяснение, что мне приходит на ум. – Так поэтому и не сказали, – победно ухмыляется собеседник. – Это же было частью нашего плана! Какого, к черту плана?! Раздражение набирает обороты, и теперь я уже подхожу к решетке, цепляясь руками за ее прутья. – Ты не думай, отец очень удивился и обрадовался тому, что я существую. Оказывается, он всю жизнь мечтал о сыне. Наши отношения быстро стали налаживаться. Папа признал меня сразу. Мне кажется, в отце энтузиазма было даже больше, чем во мне. Он все старался что-нибудь придумать, чтобы порадовать меня. Эх! Чего только не было! Теперь я уже с нетерпением жду завершения истории. Ясно только одно – у нее, оказывается, есть смысл и, похоже, я должен его узнать, чтобы понять, что вообще происходит. – В общем, отец решил воздать мне за все года, что я прожил без него. Буквально в рот мне смотрел. И делал для меня все. Вот прям все. Замутил бизнес в той сфере, что я выбрал, помогал его развивать. Вот только мне хотелось быть лучшим. Не ловить пыль от того, кто идет впереди меня, а самому пылить за спиной, понимаешь?! – То есть, тебя не напрягает, что методы достижения цели могут быть нечестными? – кажется, я начинаю осознавать, к чему он клонит. В голове выстраивается определенная логическая цепочка, но я не спешу озвучивать свои мысли. – Разве можно почувствовать вкус победы, победив обманом? – Так кто об этом узнает? – хмыкает Коршунов. – Я довольно неглупый человек, и мне было бы достаточно небольшой помощи. Лишь слегка ослабить тебя. Ты бы немного затормозил, и я смог бы взять несколько крупных заказов. – И чья идея была подставить Аню? – от злости я стискиваю зубы. Не будь между нами решетки… – Это папа предложил. Он сказал, что если не можешь найти слабое место в бизнесе, бей по личному. В груди разгорается настоящее пламя. Костер инквизиции. Мне уже с трудом удается сдерживать его обжигающие языки внутри. Хочется пустить в дело. Я, как могу, держусь за осознание того, где нахожусь. – Ты спал с ней? – я уже понял, что нет, но уточнить этот вопрос у самого зачинщика отчего-то кажется очень важным. – Отвечай! – поторапливаю собеседника звериным рычанием. – Мне и не пришлось. Тебя от одной фотографии завело не по-детски. Да и она вырубилась сразу. Мне такое не по кайфу, знаешь ли. Да, и твоя Аня ни в моем вкусе. При всем уважении. Груз, что долгое время лежал на сердце, теперь окончательно освободил меня от своей тяжести. Только ненадолго. На его место пришел другой. Еще более тяжелый. Буквально насмерть сдавливающий. Не знаю, смогу ли простить себя за то, что собственными руками разрушил все?! Убил наши с Аней отношения?! – Как ты, наверное, уже понял, мне не удалось демотивировать тебя настолько, чтобы ты упустил свой бизнес. Максимум, что я получил – пару крупных контрактов, но этого было недостаточно, сам понимаешь. Получается, несмотря на все мои старания, я все еще оставался на вторых ролях. – И тогда ты решил свести меня с сестрой? – нездорово усмехаюсь. – Нет, – Коршунов машет вскинутыми перед собой ладонями. – Оля сама это предложила. Она давно хотела стать более независимой от отца, а успех нашего мероприятия сулил ей приличный куш. Знаешь, сестра тоже оказалась смышленой девочкой. Сразу сказала, что мне нужен свой человек рядом с тобой, и что она готова им стать. Запускаю руку в волосы. Дьявол! Как я мог оказаться настолько слепым. – Она подкинула документы вчера? – наконец, до меня доходит. – Нашли способ устранить конкурента? Адвокатов подкупили? Или угрожали им? У Лаврентьева достаточно связей, чтобы лишить моих защитников работы, в случае чего? – Эй, Родионов! – лыбится Коршунов. – Полегче! Мы же в участке находимся, не забыл? Хочешь, чтобы я тут признался в преступлении, а ты чистеньким вышел из воды? Нееет. Так не пойдет! – Гнида! Когда я выберусь отсюда… – я даже слов не могу подобрать, чтобы описать, что мне хочется сделать с ним. – Ох, что-то я засиделся. У меня дел много, да и воняет здесь мерзко. Не повезло тебе, конечно. Но мне на душе легче стало оттого, что ты теперь все знаешь. Хотя… я не за этим пришел. В общем-то, главное, чего я хотел, это увидеть тебя за решеткой. Мне теперь этот вид в радужных снах приходить будет. Коршунов стучит по металлической двери. – Рад был повидаться, – довольно искренне говорит он, когда за ним приходит полицейский. – Теперь то не скоро свидимся. Я остаюсь в камере один. Никогда так не радовался одиночеству. Надеюсь, кто-то из моих друзей возьмется за это дело, ведь Оля, я так понимаю, играет за другую команду. Я вдруг вспоминаю тот момент, когда жена рассказала мне о беременности. Это было ровно в тот момент, когда мы с Аней встретили Коршунова на торгах. Видно, он и сообщил Оле о том, что моя бывшая вернулась. А та, недолго думая, решила разнообразить наши отношения. Мне хочется сосредоточиться на своем спасении, но из головы не идут Аня и Макар. Я так люблю их… Дьявол! Я так их люблю… Я хотел вчера сказать об этом Ане, но не успел, а теперь… Теперь нужно решить, как защитить хотя бы их. У них есть банковская карта. Там довольно много денег, но надолго их не хватит. Закончатся рано или поздно. Все время, что провожу в камере до того момента, как тяжелая дверь вновь распахивается, я строю планы. Не знаю сколько времени проходит. Я полностью потерялся в нем. Я даже не сразу поворачиваюсь в сторону выхода. Кто бы там ни был, мне не интересно. Но в итоге любопытство все же берет верх. – Мирон! – Аня бежит ко мне навстречу с перепуганными глазами. Я тоже быстро приближаюсь к решетке. Девушка протягивает руки через прутья, и берет мое лицо в свои ладони. – Мирон… – снова произносит мать моего ребенка и начинает плакать. Она и до этого плакала. Я вижу это по ее раскрасневшимся глазам. Мне так жаль, что это происходит из-за меня. Мне в принципе жаль, что ей пришлось пережить столько по моей вине, и не только сегодня. Хотя, нет. Мне не жаль. Мне от самого себя тошно. Хочется самостоятельно разукрасить себе физиономию за то, каким уродом я был, за то, как поступил с женщиной, которую люблю больше всего на свете. Тоже протягиваю руки в пространство между прутьями решетки и обнимаю Аню – Я люблю тебя… – шепчет она. – Люблю… У меня в горле собирается противный комок. – Я тоже… – отвечаю ей, и, кажется, мог голос срывается. – Я тоже люблю тебя. – Я знаю. Знаю. Мы прижимаемся лбами друг к другу и я, наконец-то, начинаю чувствовать небольшое облегчение. Наверное, это прозвучит очень странно, но я чувствую себя счастливым даже сейчас. В этой вонючей комнате. Все лишь из-за того, что рядом моя женщина. Любовь, которую я так подло предал. И мне всей жизни не хватит, чтобы искупить свою вину перед ней. Только сейчас замечаю, что Аня пришла ни одна. – А он что тут делает? – немного отстраняюсь. – Это Алекс провел меня сюда, – спокойно отвечает девушка, смахивая со щеки очередную слезинку. – Я же сказал не общаться с ним! – никогда не думал, что я настолько ревнивый. Да, я ревную, как и любой нормальный мужчина, но чтобы от ревности выкручивало настолько – о таком даже помыслить не мог. Аня рассказывает мне историю с самого начала. Про то, как сегодня к ней в квартиру заявилась Оля, про то, как выгнала ее, про то, как она не смогла придумать чего-то лучше, чем обратиться за помощью к соседу сверху. Конечно, мне не нравится, что какой-то совершенно посторонний мужик помогает моей женщине, попавшей в беду из-за меня. Мне, в принципе, не нравится, что он трется рядом с Аней. Но я умею сдерживать неуместные чувства и поступать по совести, поэтому говорю: – Спасибо, – снова протягиваю руку через решетку, теперь уже чтобы пожать ладонь Алекса в знак уважения и благодарности. В какой-то момент мне кажется, он не станет жать мне руку в ответ. И даже окажется прав, если честно. Но, вопреки моим ожиданиям, мужчина подходит ближе, и мы зарываем топор войны крепким рукопожатием. После ко мне снова льнет Аня. Я понимаю, что ей нужно будет уйти, и уйти очень скоро, но не хочу даже думать об этом. Не хочу отпускать ее больше ни на минуту. Мне кажется, когда наступит этот момент, я просто вцеплюсь в нее истерически, как брошенная баба. Даже холодные прутья решетки не мешают мне чувствовать тепло Ани. Хочется обнимать ее вечно. Я зарываюсь руками в ее волосы. Мягкие, шелковистые пряди моей Белоснежки. Моей сказочной принцессы, что полна любви и добра, с которыми я так по-свински поступил. – Адвокат уже приходил? – интересуется Алекс. – Нет у меня адвоката. По крайней мере, пока. – Странно. Обычно у человека, вроде тебя, всегда есть на связи парочка. И это минимум. – Они и были. Только сплыли, – нехотя отвечаю, но, заметив перепуганный взгляд Ани, решаю все же прояснить ситуацию. Я рассказываю все практически с самого начала, упоминая, что мои адвокаты, скорее всего, были куплены Лаврентьевыми, либо запуганы, к чему я склоняюсь больше. Алекс внимательно слушает мой рассказ, будто заинтересован в нем не меньше Ани. Меня это немного удивляет, как и то, что он в принципе привез ее сюда, ведь мог и не говорить, что имеет такие связи. – Значит, бухгалтерия была чиста? – уточняет мужчина, когда я заканчиваю. – Да. Это сто процентов. Но на всех подсудных экземплярах документов, говорят, были мои подписи. – Отмывание доходов довольно неприятная статья. Если в особо крупном размере, можно на семерку уехать, – продолжает обсуждение Алекс. – Да, я уже в курсе, – удрученно отвечаю. – На семью надежды нет, надеюсь, хоть друзья помогут с адвокатом, если, конечно, и того не запугают. Сам я отсюда бессилен. После моих слов Аня снова начинает плакать, прижавшись ко мне. – Я могу помочь, – неожиданно произносит новый знакомый. Он опускает руку в карман джинс, и достает оттуда красную адвокатскую корочку. – У меня как раз отпуск, и основные клиенты не трогают. Я перевожу взгляд на Аню, а она смотрит на меня глазами, полными надежды. К тому же, положение у меня так себе, поэтому решаю согласиться. – Спасибо, – благодарю Алекса. – Буду раз помощи. Хоть наше знакомство и началось на негативной ноте. – Только не думай, что это для тебя, – поясняет мужчина. – Аня хорошая девушка, и я хочу помочь ей. ГЛАВА 28 Аня У меня сердце замерло, когда я увидела Мирона. Мне было так страшно за него. А видеть любимого человека за решеткой – вообще смерти подобно. Так горько чувствовать, что вот он рядом, но ты ничем не можешь ему помочь. Когда Мирон прижал меня, я думала, что меня разорвет от счастья и переживаний одновременно. И мне так давно хотелось этих объятий. Именно так. По-настоящему. Когда между нами уже нет преград в виде других людей. Когда мы можем принадлежать друг другу без остатка, без условий, без запретов. Конечно, это все очень образно, ведь между нами все еще есть преграда, и эта преграда куда более серьезная, чем та, что разделяла нас раньше. По пути в изолятор Алекс немного подробнее пораспрашивал меня о том, что случилось. Я рассказала. Просто не вижу смысла скрывать, тем более, что человек вызвался помочь мне просто так. Макара мы отвозим к маме Кати, потому что сама подруга пока на работе, а ехать к Мирону с малышом было ужасной идеей, да и не факт бы, что пустили. Изолятор выглядит отвратительно. Конечно, я не ждала от этого места чего-то хорошего, но, все же, представляла его себе несколько иначе. А здесь – выкрашенные стены, не первой свежести, серые, потрепанные решетки, мерзкий запах. Мирон вообще не вписывается в такой интерьер, тем более, я уверена, что он невиновен. Даже представить не могу, какого ему сейчас. У меня сердце сжимается до боли, если я об этом думаю. Когда Алекс предлагает свою помощь, я не помню себя от счастья. Поначалу я опасалась, что Мирон откажется, ведь он гордый, да и приревновал меня к соседу, чего уж там?! Но я до последнего надеюсь, что мужчина согласится, и не станет играть в гордеца в такой неудачный момент. Смотрю на него с надеждой. Он глядит на меня, а потом произносит то, от чего сразу становится легче: – Спасибо, – благодарит Мирон Алекса. – Буду раз помощи. Хоть наше знакомство и началось на негативной ноте. – Только не думай, что это для тебя, – поясняет мужчина. – Аня хорошая девушка, и я хочу помочь ей. Эти слова заставляют меня раскраснеться. Нет, мне приятно, конечно, и лестно даже, но как-то неудобно. И перед Алексом, и перед Мироном. – Я понял, – кивает Мирон. – Все услуги оплачу по прайсу. Так что сделка будет честной. Нужно только обсудить детали. Радуюсь, что мой мужчина отреагировал именно так, без проявления ревности. Хотя, думаю, ответ Алекса ему не особо понравился. Мужчины обсуждают еще какие-то рабочие моменты, а после адвокат обещает, что приедет немного позже, уже в официальном порядке для встречи как с клиентом, а пока отвезет меня домой и изучит материалы дела, что имеются у следствия на данный момент. Когда я слышу про дом, меня вдруг осеняет неприятной мыслью – дома то у меня больше нет. – Мирон, – взволнованно произношу. – А… мне же некуда теперь ехать. – Не беспокойся, – мужчина подносит мою ладошку к своим губам. – Квартира оформлена на сына. Оля не может запретить тебе там жить. – В смысле?! Подожди… – отстраняюсь, мне нужно понять, как так получилось. – Ты же не видел документы ребенка. Как ты смог что-то на него оформить? – Не стоит сомневаться в моих способностях, – улыбается Мирон, резко вытягивает вперед руку, хватает меня и снова притягивает к себе. Я уже больше ничего не спрашиваю. Во-первых, такой ответ меня, вроде как, устраивает, а, во-вторых, мужчина не дает мне больше ничего возразить и впервые за время, проведенное здесь, припадает своими губами к моим, несмотря на то, что рядом все еще находится его неожиданный адвокат. – Только как мне теперь туда попасть? – все же спрашиваю, когда мы разрываем поцелуй. – Дай телефон, – просит Мирон, и я выполняю. Он делает несколько звонков своим людям, после чего сообщает, что меня будут ждать. У квартиры так же останется охрана, но защищать она будет и от Оли тоже. Секьюрити останется и на время прогулок, хотя Алекс и обещает вытащить Мирона до истечения срока задержания, а это сорок восемь часов. Из изолятора я уезжаю с надеждой на то, что совсем скоро мы встретимся. Мне будет проще, если мой мужчина будет рядом, да и Мирону, я думаю, тоже. – Спасибо тебе большое, Алекс, – благодарю соседа, когда мы выходим на улицу. – Ты так много сделал для меня, что я даже не знаю, как отблагодарить тебя. Я улыбаюсь ему, но моя улыбка грустная. Мне жаль, что между нами все так получилось, особенно после его слов о том, что свое предложение Мирону он сделал ради меня. – Дело интересное, а я все равно скучаю дома, – он тоже улыбается, а затем открывает передо мной пассажирскую дверь своего авто. – Ты не боишься того, что за помощь Мирону тебя могут ждать неблагоприятные последствия? – с волнением спрашиваю. – Если бы я чего-то боялся, мы бы с тобой в одном ЖК не проживали, – хмыкает адвокат, и такой ответ меня устраивает. По дороге мы, в основном, молчим. Забираем Макара у тети Наташи, а потом едем к нам в квартиру. ?????????????????????????? Мирон не соврал, нас туда беспрепятственно пускают. Еще и извиняются за то, что позволили выгнать сегодня утром. Все время до вечера я на иголках. Отвлекаюсь на заботы с сыном, но этого недостаточно. Волнение сильнее, и оно не дает хоть чуть-чуть не думать о судьбе Мирона. Ближе к ночи, когда я уже собираюсь укладываться спать, со стороны входной двери слышится тихий стук. Я знаю, что по ту сторону стоит охрана, но все равно пробираюсь к двери крадучись, чтобы моих шагов не было слышно. С замиранием сердца смотрю в глазок. Столько раз в этом доме гости приносили мне неприятности, что теперь не знаю, когда избавлюсь от этого страха. Но моему ликованию просто нет предела, когда по ту сторону двери я замечаю знакомое лицо. У меня от переживания начинают трястись руки. Даже щеколду с первого раз не получается крутануть. Не помню, когда я в последний раз чему-то так радовалась. Наверное, когда сын родился. Только уже столько времени прошло, что кажется, будто малыш был со мной всегда. Мой малыш миллионера. Сам миллионер довольный, но очень уставший набрасывается на меня с объятиями. Я буквально падаю в его сильные и родные руки. Потом Мирон целует меня. Покрывает быстрыми ласковыми поцелуями все мое лицо, и даже глаза, не оставляя и их без внимания. Конечно, радоваться пока очень рано, ведь впереди нас ждет еще много всего, но я все равно рада. Я уже давно простила Мирону все, и просто не вижу смысла обижаться. Теперь мы снова будем вместе и попробуем построить все заново, ту семью, о которой мы когда-то мечтали. И в это мире, что сложится для нас, просто нет места прошлому, нет места тем горестям, которые нам пришлось перенести, ведь вместе мы сможем преодолеть все. Несколько месяцев спустя – Ну как все прошло? – набрасываюсь на Мирона с расспросами, как только он переступает порог нашего дома. Теперь мы живем в его загородной резиденции, где вместе проживали еще в те времена, когда встречались до подставы Коршунова. Квартиру было решено продать, чтобы она не напоминала о прошлом, которые мы, несомненно, постараемся забыть после того, как дело на Богданова закрыли. – Посадили, – вымученно улыбается мужчина. Наверное, только я знаю о том, как сильно он устал за последние месяцы. Как сильно устали все мы. – Ну, слава Богу! – облегченно выдыхаю, хотя мне до сих пор кажется, что решение каким-то образом еще может поменяться. Хотя, наш адвокат уверял нас, что доказательства бетонные, и ни одна инстанция обвинительного приговора суда отменить не сможет. Алекс очень сильно помог нам. Он оказался, действительно, классным специалистом. Этот мужчина буквально чудом попался мне на пути. Точнее, Мирон очень удачно купил квартиру в том же ЖК. Богданов даже предлагал ему работать на него на постоянно основе, но тот отказался, сославшись на большую загруженность с другими постоянными клиентами. Хотя, все мы прекрасно понимали, что причина была не только в этом. Я все еще нравилась Алексу, и в его нахождении рядом с Мироном не было ничего хорошего. Адвокат внимательно изучил материалы дела, зацепился за какую-то процессуальную мелочь, которую отыскал очень скоро, после чего Мирона тут же отпустили из-под стражи под подписку о невыезде. Какое-то время мы не выходили из дома, дабы не провоцировать реальных преступников на совершение действий по сокрытию следов своего преступления. Так у Алекса появилась фора, дополнительно время на изучение дела без стороннего вмешательства. По камерам было обнаружено, что Ольга, в тот день, когда они с мужем поссорились, и он уехал из офиса, оставив ее одну, подбросила уже готовые документы в стол Мирона. На следующее утро его арестовали, конечно же по наводке все той же супруги, которая, в общем-то, его супругой быть никогда и не хотела. Не знаю, как Алексу это удалось, но он нарыл еще много интересной информации по этому делу и каким-то образом даже сумел доказать косвенную причастность Коршунова ко всему, что случилось. Он же взялся за угрозы Александра похитить нашего с Мироном сына, и тут его деятельность тоже увенчалась успехом. Адвокат проследил всю цепочку связей от Коршунова до того бандита, что ввалился в нашу квартиру. Волшебник просто! Поначалу мы боялись, что Александру удастся отвертеться от наказания, что не вылилось бы для нас ничем хорошим. Думали, отец обязательно найдет способ отмазать его, ведь, по словам самого Коршунова, папаша не чаял в нем души. Вот только этого не случилось. Олег Лаврентьев за те несколько лет, что общался с сыном, так и не смог рассказать жене о том, что у него есть внебрачный ребенок, а если бы он стал помогать сыну, то его былые походы налево могли бы всплыть в прессе, чего политику очень не хотелось. Он решил вообще никак не пересекаться с Александром, а, как говорится, самоустраниться из его жизни. Не знаю, легко ли далось Лаврентьеву это решение или сложно, но нам оно оказалось на руку. Фактически, подарок судьбы. После этого дело осталось за малым – опытностью нашего адвоката и представителя по делу о покушении на похищение ребенка. Зато о любимой дочери политик позаботился, притянув все возможные связи. Когда Ольга Лаврентьева стала главной подозреваемой по делу Мирона, процесс слишком быстро свернули, сославшись на отсутствие состава преступления. Если честно, нас устраивало даже это. По большому счету, Оля – всего лишь наглая, избалованная девица. После всего случившегося отец, кажется отпарил ее куда-то заграницу, и все это время о ней не было ничего слышно. Единственное, чего нам с Мироном хотелось больше всего – справедливого суда над Коршуновым, чтобы его осудили по всей строгости закона по вменяемым статьям. Так и получилось. Последний суд по его делу состоялся сегодня, и Мирон принес домой радостные вести. – Я блинов напекла, хочешь? – спрашиваю у любимого, хотя он, наверное, и по запаху должен был понять. – Твои любимые, на кефире. Я там еще варенье достала, которое тетя Наташа передала. У нее вкусное варенье, ты такого еще точно не пробовал. – Чщщщ… – Мирон прикладывает палец к моим губам. Я замираю и начинаю часто моргать. Я что, что-то не так сказала? Он же всегда любил мои блинчики, а сейчас что? Я же старалась… – Знаю, Ань, сейчас не самый подходящий момент, и я еще даже куртку не снял, но ждать больше просто нет сил. Мирон запускает руку в карман и достает оттуда округлую черную коробочку. Маленькую такую, что в его здоровенной ручище скрывается практически полностью. Не может быть! Быть не может! Я уже забываю о том, что только что готова была до вечера возмущаться о неблагодарном поведении любимого мужчины. Какие могут быть блины, когда тут такое?! Мирон встает на одно колено, не спеша открывает коробочку, внутри которой красуется кольцо с большим таким, нет, просто огромным камнем. – Белоснежка, – начинает он, и я чувствую в его, обычно уверенном тоне, легкое волнение, – ты выйдешь за меня замуж? Дыхание перехватывает. Я буквально забываю о том, как дышать. Вроде и ждала такого поворота событий, надеялась на него, но когда все случилось – растерялась неожиданно даже для самой себя. – Выйдешь? – переспрашивает любимый, потому что, видимо я сильно тяну с ответом. – Конечно! – восклицаю, часто кивая головой. – Я люблю тебя, Мирон, и с радостью стану твоей женой. Полтора года спустя – Макар, осторожно, ты же упадешь! – бросаю полотенце и подбегаю к сыну, который только что вскарабкался на табуретку. – О! Тот! – сынок указывает на торт, смешно проглатывая букву «Р». – Торт будем есть, когда папа придет, потерпи еще немного, – улыбаюсь, усаживая ребенка поудобнее. Какой же юркий он стал! Иногда не успеваю отвернуться, а Макар уже залез куда-нибудь или набил себе очередную шишку. Я каждый раз сильно переживаю, и готова после каждого падения везти малыша в травмпункт. Я же, как любая порядочная мать, начиталась в интернете страшных историй про последствия таких вот активных игр. Мирон же всегда говорит, что не стоит так акцентировать внимание на синяках ребенка. Пусть растет настоящим мужиком, который стойко переживает любые неудачи и падения. Да, наверное, он прав, но мне все равно тревожно. А еще в два года Макара будто прорвало. Раньше – слова клещами было не вытянуть. Те пару десятков слов, что он знал, говорил очень нехотя, редко, будто делал суетливым родителям одолжения. А потом, на следующий день после дня рождения, решил раскрыть свой потенциал. Так что теперь у нас дома – «птица Говорун, отличается умом и сообразительностью». Малыш повторяет за мной большинство слов, и теперь следить за своей речью приходится намного тщательнее. – Папа пидет? – вот и сейчас Макар повторяет, но с вопросительной интонацией. – Конечно, зайчонок, обязательно придет, – ласково отвечаю. – Уа! – кричит сынок, поднимая вверх сразу обе руки. – Ты уже приготовил машинки, в которые вы с папой сегодня будете играть? – спрашиваю у малыша. В ответ он часто кивает головой. Шипение со стороны плиты извещает меня о том, что я отвлеклась слишком надолго, и ужин Макара «убежал» из маленькой кастрюльки. – Блин! – невольно вырывается у меня разочарованный возглас. – Блииин! – тянет вслед за мной сын, но я стараюсь не акцентировать на этом внимания, чтобы не провоцировать его повторить за мной снова. Себя же мысленно ругаю за то, что это слово вырвалось у меня случайно. Пока вожусь с пригоревшей к поверхности плиты кашей, слышу позади себя тихие рассуждения сыночка: – Ммм, какой тот, – бормочет он, и это заставляет меня обернуться. Макарка с удовольствием елозит пальчиком по сливочному крему, которым обмазан очередной кондитерский шедевр, сотворенный Катей. Подруга решила сменить сферу деятельности, и теперь печет тортики и другие сладости на заказ. И получается у нее, надо сказать, отлично! А мне новое увлечение Катьки очень даже кстати! Особенно в те моменты, когда нужно подготовиться к какому-то празднику или любому значимому событию, как, например, сегодня. – Малыш, не надо трогать тортик, он же станет некрасивым, – спокойно говорю я, а потом забираю сладость со стола. – Некасивым? – снова повторяет ребенок. – Ага, – подтверждаю. – И папа очень расстроиться, когда это увидит. – Папа Мион? – Да, папа Мирон. А мама? Как зовут твою маму, сынок? – Аня! – кричит он, и снова радостно поднимает руки. Мы едва успеваем помыть руки, как домой возвращается глава семейства. – Папа! – голосит Макарка и бежит навстречу отцу. Это одно из его любимый занятий. Малыш любит встречать гостей, а папу иногда даже ждет у двери, если увидит во дворе его машину. – Это кто у нас тут? – Мирон садится на корточки и раскрывает объятия. – Это я! – гордо заявляет сын. – А это что? – тычет пальчиком на коробку, что отец держит в руках. – А это очень крутая машина! Хочешь такую? – лукаво смотрит на ребенка родитель. – Хочу! – без сомнения выкрикивает ребенок. Мирон вытаскивает подарок из коробки и протягивает малышу. – Мама! – Макар, первым делом, бежит показывать обновку мне. – Здорово! – отвечаю сынишке, а потом уже обращаюсь к мужу. – Ты его балуешь, Мирон, – качаю головой. – Третья машинка за неделю, а неделя еще даже не кончилась. – Ты преувеличиваешь, – усмехается отец ребенка, хотя прекрасно знает, что я права. – А вот и нет! – хмурюсь. – Я не хочу, чтобы из него вырос строптивый мажор. – Эй, иди сюда, – муж притягивает меня к себе. – С такой матерью, как ты из пацана вырастет отличный мужчина, я уверен. Ведь ты даже не представляешь, как нам с тобой повезло. – Правда? – игриво переспрашиваю. – Голову даю на отсечение! – торжественно заявляет муж. Он снова прижимает меня очень крепко и целует в макушку. – Я люблю тебя, – произношу куда-то в широкую грудь мужа. – И я тебя, Белоснежка. Больше всех на свете. – Мам! – дергает меня сынок, что все это время стоял рядом с нами, рассматривая очередную машинку в своей немаленькой коллекции. – Что такое? – Катать идем? – Ой, это с папой! Он сейчас помоет руки, и поиграет с тобой. Мы вместе проходим в кухню, где праздничный торт не остается незамеченным хозяином дома. – У нас сегодня праздник? – интересуется он. – Или Катя снова тестирует на нас новые рецепты? – хмыкает муж. – Праздник, – улыбаюсь я. – Ммм… Это интересно. – И как на любой праздник, у меня для тебя тоже есть подарок. Мне так волнительно. Я уже три дня ношу в себе эту новость, и мне не терпится ей поделиться. Нет, не так. Меня буквально разрывает оттого, как сильно хочется рассказать все Мирону. Но мне хотелось, чтобы все было как-то необычно, чтобы он запомнил этот день. Ведь мой муж должен обрадоваться, я это знаю. И вот теперь, когда настал тот самый миг, у меня не получается справиться с эмоциями. Глаза сами наполняются слезами, отчего лицо Мирона тоже меняется. Он пока не рискует сам спрашивать, о чем речь, а я спешу достать из шкафчика длинную розовую коробочку, которую приготовила в качестве подарка. Быстрее уже надо отдать, пока от переизбытка чувств не залила всю кухню слезами. Я безмолвно протягиваю сюрприз мужу. Задерживаю дыхание, когда он осторожно открывает коробку. Там лежит тоненькая полосочка дешевого теста на беременность с двумя четкими красными линиями. – Ань, это что? Ты беременна? – Да. – Я… Я самый счастливый человек на свете! Мирон подхватывает меня на руки и кружит по кухне. Я смеюсь и знаю, что должна ответить, ведь я тоже самая счастливая женщина на земле! Конец