Старушка замахала на него руками:

– Спи, спи. Тебе отдохнуть надо. А малышом мы сами займемся.

Рэн хотел было возразить: кто, как не он, знал нелюбовь Лала к чужим людям – недаром нянечки менялись очень быстро – но промолчал. Зачем переубеждать, если через миллилиту Божена будет уже здесь? Надо только подождать.

Он подождал немного, затем еще чуть-чуть, поудобней устроился на подушке. Глаза закрылись. Рэн пребывал в блаженстве вплоть до момента, когда солнечный луч начал припекать лицо жаркими прикосновениями. Рэн передвинулся, но солнце нашло его и там.

Он нехотя открыл глаза и потянулся. Наконец-то выспался. Пусть полностью не восстановился и магический резерв все так же мерцал несколькими каплями силы, но состояние стабилизировалось, и слабость ушла. Главное – не думать о вчерашнем дне, а набраться терпения и ждать. Он может переживать и волноваться, не находить места из-за случившегося дома, но это никак ему не поможет. Вернее, никому не поможет.

Есть день, есть задачи и масса проблем, которые надо решить. Сейчас он должен думать о брате и о том, как быстрее вернуться домой. Удивительно, что их приютили такие доброжелательные люди, но Рэн не верил в бескорыстную доброту. Помог бы он сам подобным переселенцам? Помог бы, но не из любви и доброты, а из чувства долга.

Он – племянник Регента, герцог, он обязан заботиться о подданных. Но эти люди не герцоги и не правители, а обычные жители неизвестного Рэну мира. Почему они помогают? Рэн не знал ответа, но намеревался получить его сегодня и решить: забирать ребенка и шпагу прямо сейчас или еще повременить. Что-то он слишком расслабился.

Рэн поднялся. За окном сиял летний день. Вчера ему показалось, что их занесло из раннего лета в позднюю осень, но, к счастью, это оказалось не так. Из окна открывался вид на пышный сад, в глубине которого возвышалось дерево-исполин. Подобных ему Рэн не видел, хотя и знал, что в Файервильдском лесу есть деревья и выше.

Рэн не нашел своей грязной одежды – даже рубашки, что стянул с себя ночью. Вместо нее на стуле с изголовьем, украшенным забавной вязаной салфеткой, лежала стопочкой незнакомая одежда. Рядом стояли мягкие кожаные туфли без каблука со слегка загнутым носом. Их мягкая бархатистая кожа была продырявлена, а две буквы на пряжке – Y и L – напоминали мертвый язык, на котором писали девиз рода Оуэнов.

На столе Рэн увидел свои перстни и венец вместе с герцогской цепью. Один из ящиков стола был приглашающе приоткрыт. Рэн воспользовался предложением: сложил внутрь все драгоценности и закрыл. Себе он оставил лишь родовой перстень и небольшое кольцо с аллаазом: статус требовал украшений, поэтому Рэн надел их, когда ехал в Моритвиль. Сейчас же он надеялся отдать их в обмен на помощь. Ричард говорил, что вещи Рэна стоят куда больше этого дома.

Дом по меркам Рэна был очень мал. Комнатка, в которой их разместили, напоминала по размеру самую маленькую из всех кладовых. Светло-мизурдовую обивку стен украшали цветы, похожие на ламерии – бутоны с остроконечными бархатными лепестками, по форме напоминающие бокалы для игристого. По-видимому, здесь подобные цветы были безобидными.

Дома же Гай как-то разозлил Айру: по заданию своего наставника она долго выращивала в оранжерее тети Хлои новый сорт лечебных трав, которые Гай принял за сорняки и спалил. В результате ему здорово досталось этими цветочками: их пыльца вызывала зуд, избавиться от которого не помогла даже магия. Тогда им пришлось идти на поклон к тете Хлое и срочно мириться с Айрой, выполняя в течение половины цикла ее желания.

Комната напоминала женскую, и Рэн чувствовал себя здесь неуютно, но он был не в том положении, чтобы что-то менять. Он взял со стула рубашку. По вороту шли пуговицы, а на уровне сердца был вышит маленький всадник с поднятой тиглей для игры в мяч. Материал на ощупь был мягким и приятно холодил кожу. Брюки цвета осеннего неба из неизвестной ткани обтягивали ноги Рэна, как перчатки, но движения не стесняли. Он огляделся: очень уж хотелось посмотреть на себя в непривычной одежде, но не нашел зеркала. Рэн надел туфли и удивленно хмыкнул: в них было очень удобно, словно в домашней обуви. Может, это она и есть?

Рэн пригладил волосы и вздохнул: ему захотелось умыться. В поисках ванной комнаты он вышел в светлый коридор. По его периметру располагались двери, между которыми висели картины с изображением цветов и природы. Солнечный свет лился из окон, освещая помещение с двух сторон. Широкая деревянная лестница посередине коридора вела вниз.

Из глубины дома доносился шум посуды, и Рэн пошел на звук. Отсутствие Лала начинало тревожить. Удивительно, что ему дали выспаться, но вот только как они смогли утихомирить малыша?! Рэн вспомнил ночные концерты и заплаканных нянечек и забеспокоился вдвойне. С малышом же все хорошо? Если нет, то он никогда себе не простит беспечность, с которой так быстро уснул.

В большом холле слева Рэн увидел уже знакомые арочные двери с разноцветными стеклами. Справа шла сначала столовая, а потом кухня, в которой хозяйничала Божена.

– О! Встал! Добрый день, – она приветливо улыбнулась и, предвосхищая его вопрос, кивнула на улицу. – Малыш гуляет с мамой. Иди умойся, поешь, а после найдешь их в саду – они рядом с дубом.

Рэн не знал, что такое дуб, но магия перехода быстро показала ему дерево-исполин, что он видел в окно: высокое, мощное, с раскидистой темно-зеленой кроной. Рэн осторожно уточнил: