Здесь же был разработан план встречи, беседы, опроса Калугина.

Колония, где отбывал наказание Калугин, была расположена в лесу. Заключенные прокладывали в тайге дорогу. Труд не из легких, но людям, преступившим закон, выбирать работу по своему вкусу не приходится.

Как и многие осужденные, старик Калугин старался на работе: за это сокращали сроки отбытия наказания. Жил надеждой, что еще удастся ему «погулять» на свободе.

Однажды в колонию прибыл новичок, молодой парень.

— Откуда прибыл, беленький? — спросил как-то новичка Калугин.

Парень тряхнул хохолком цвета спелой пшеницы и спокойно ответил:

— Разве не узнаешь, старик, одессита?

— За что спрятали и на сколько?

— На чужую машину позарился. Думал, перекрашу — моей станет. Теперь придется пару лет на казенных харчах побыть, — и он заливисто рассмеялся, будто прибыл не в тайгу, а на черноморский курорт.

Калугин внимательно пригляделся к парню. Чем-то понравился он ему.

— Разговорчивый ты, а мне говорили — грубиян, не уважаешь стариков.

— Если ко мне по-хорошему — я со всей душой. Закон моря знаю.

На том и расстались.

Вечером Калугин шел мимо барака, где жил новичок, и услышал песню. Звонкий голос выводил мелодию. Старик переступил порог барака и увидел поющего. Это был тот самый паренек, с которым он утром познакомился. Присел рядом и попросил повторить песню. Парень, польщенный вниманием, не заставил упрашивать себя.

— Хорошо поешь, — сказал старик. — А другие песни можешь играть?

— Если подскажете слова и мотив — спою.

— Пойдем в наш барак, найдется гитара, а слова ребята тебе перепишут.

Так новичок прижился на новом месте.

Однообразной чередой шли месяцы. Насупленный взгляд Калугина все чаще останавливался на парне. Все больше нравился он старику: прост, сообразителен, не боится работы, осторожен. А больше всего импонировало Калугину желание парня поскорее выйти на волю и жить на широкую ногу, иметь много денег, машину. Именно это натолкнуло старика на мысль привлечь парня к давно задуманному плану. Была у Калугина отменная приманка, знал, что на нее одессит клюнет, но долго не решался ее выставить. И лишь за несколько дней до того, как должен был истечь срок заключения одессита, старик заговорил о деле.

Морозным утром грелись они у костра на лесной делянке. Неподалеку стучали топоры, повизгивали пилы, изредка доносился пронзительный свист, и тотчас с глухим стоном падало подрубленное дерево. Обычная картина лесоповала. Калугин подбросил в костер охапку хвороста. Огонь на миг сник, а потом взметнулся, выбрасывая каскад искр. Старик потер озябшие руки, вытащил из костра уголек и прикурил сигарету, сделал несколько затяжек, потом передал окурок напарнику.

— Скоро на волю улетишь, — сказал Калугин. — Забудешь нас. Скучно нам будет без тебя. Привыкли к шуткам и песням твоим.

— Не оставаться же мне из-за этого здесь. Найдется другой весельчак. Придет время, и на воле встретимся.

— На это надежды мало. Срок большой мне дали, не поскупились. А я уже стар. Да и по правде говоря, боюсь я отсюда выходить.

— Может, я смогу чем помочь? — нерешительно проговорил парень.

— В этих делах уж никто не поможет. Но есть другое дело. Могу тебя осчастливить: и машину купишь, и денег кучу иметь будешь. Желаешь?

— Батя, графы Монте-Кристо нынче не в моде.

— Брось шуточки. Разговор серьезный. Но сначала должен ты дать мне слово, что попользуешься моим подарком только один раз и выполнишь одно мое поручение.

Теперь парень понял, что разговор действительно серьезный, и сразу насторожился. В его планы не входило еще раз отбывать наказание за нарушение закона, еще меньше ему хотелось подвергать свою жизнь опасности. Он знал: такой человек, как Калугин, не станет просить о пустяковом одолжении. Спросил:

— А это опасно?

— Риска никакого. Но помни: нарушишь слово — от моей мести не спрячешься и на дне морском. Подумай.

Оба молча смотрят на пылающий костер. Потом парень снял рукавицу и протянул руку к огню:

— На огне, на крови могу клятву дать.

Старик медленно отвел его руку от пламени:

— Поверю твоему слову. Побереги руки, они тебе еще пригодятся. Помни: обманешь — сам себя накажешь.

День за днем, как только выпадал удобный момент, старик потихоньку рассказывал о своих делах на воле, о том, сколько денег побывало в его руках. Каждый такой рассказ травил душу бывшего слесаря, ему казалось, что и он сможет вот так же приятно и беззаботно прожигать жизнь. И оттого еще громче звенели струны гитары. И чаще смеялись и плакали «коренные» постояльцы колонии. Здесь он получил кличку «Соловей». Так первым нарек его Калугин после памятного разговора на лесной делянке.